***
- Мэттью. Блондин дёрнулся от звука своего имени, ставшим слишком громким в пустой тишине на кухне. И вновь на пару мгновений образовалась тишина, из-за которой было слышно, как капли дождя нервно ударяют по стеклу. Ритма в этих глухих ударах не наблюдалось. Наверно, если бы их отыгрывали на барабанной установке, то получилась неказистая мелодия, глупая импровизация. - Мэттью, мне скучно, — протянул Гилберт, вошедший в небольшую уютную комнату, пропахшую кофе с молоком — напитком, что давно остыл, будучи забытым у открытого окна. - И чем бы ты хотел заняться? — поинтересовался Уильямс, чуть улыбаясь и откладывая в сторону нудный конспект по обществознанию. Пруссия оглядел кухню, попутно думая о том, как можно было бы провести следующие несколько часов в тихой компании робкого, но любимого всей душой Мэтта. Взгляд красно-голубых глаз упал на красивый расписной поднос, который пара привезла после путешествия в Россию. - Давай порисуем? — предлагает Байльшмидт, растянув губы в немного хищной улыбке. — У меня как раз где-то были краски с кистями и холст. Что скажешь? - Я согласен, — почти шепчет Канада, но пруссак прекрасно слышит его тихий голос. — Можно будет отдохнуть, так что я только за. - Идём, — подзывает к себе Гилберт, и Мэттью поднимается с места, следуя за парнем в другую комнату. В обширной гостиной пахнет суховатой липой и ещё немного — мокрой травой. Неестественно бодрый голос синоптика сообщил о тёплой погоде и возможных осадках на сегодня. Из приоткрытого окна в комнату проникал свежий воздух, приносящий с собой прохладу и тот самый влажный аромат улицы. Взяв пульт, сиротливо лежащий на диване, Уильямс выключил порядком надоевший телевизор и сел в кресло, наблюдая за тем, как Пруссия доставал из чулана холст и коробку с красками. А после встал и решил помочь, выхватив коробку из рук немца и поставив её на пол около холста. - Ох, как же надоел этот дождь… — Гил размял спину и бросил недовольный взгляд на окно. Резкий порыв тёплого ветра ворвался в гостиную, принеся с собой капельки дождя, растрепав волосы канадца и поиграв с белой занавеской. Затем утих, а через опустившуюся штору начали пробиваться яркие лучи осеннего, но ещё припекающего солнца. - А мне он всегда нравился, — умиротворённо произнёс Мэтт, поправляя спутанные волосы. — Вместе с ним приходит запах неба и спокойствие. Байльшмидт ничего не ответил: вместо этого он подошёл к блондину, заключая его в свои объятия. Канада лишь пискнул, прижимаясь к парню. Затем робко, практически невесомо провёл пальцами по его спине и запустил их под тонкую футболку, ощущая, как под холодной кожей напряжены стальные мышцы Гилберта. Гил отстранился и чуть усмехнулся: он знал, какая сила и страсть скрывается за наружной робостью этого канадца. - Ну что, — спрашивает немец, открывая коробку и доставая из неё баночки с краской. — Приступаем к рисованию? Уильямс кивает, забирая кисть из рук платинового блондина и доставая новые баночки. Не спеша открывает одну из них наугад и окунает кисть в краску, после чего делает первый мазок. Пруссия повторяет за ним, делая следующий. Ещё немного, и на холсте появляются несколько цветных пятен, ни на что не похожих, но от этого не менее красивых. Канада вновь берёт краску и, разыгравшись, несильно пихает немца, чтобы тот уступил ему место у холста. Пруссия наигранно-недовольно щурится и просто не может оставить этот приём без ответа: лёгкое движение руки, и на тыльной стороне ладони Мэттью красуется полоса гуаши. Уильямс несколько секунд просто смотрит на полоску, после чего поднимает на Гилберта подёрнутый азартом взгляд. И, удерживая зрительный контакт, плавно опускает несколько пальцев в баночку. Секунда — и нос немца тоже испачкан. - Ах так! — выпалил Байльшмидт, стаскивая с себя футболку и бросая её на пол. Мэтт точно так же снял свою клетчатую рубашку и очки, кинув их куда-то за спину: - Это война! — улыбнулся он, достав из коробки несколько баночек гуаши. Двое стран рисовали друг на друге, поочерёдно окуная пальцы в краску. Тонкими пальцами канадец вырисовывал на прессе и спине Гилберта неведомые узоры разных цветов. Жёлтым — как яркие листья осенних деревьев. Красным — как недавно распустившаяся роза под окном дома напротив. Голубым — как утреннее небо, ещё не успевшее покрыться тучами. Где-то на спине немца смешались красный и голубой, когда Гил, наклонившись, поцеловал блондина в шею. Уильямс покраснел и дрогнул, неуклюже мазнув пруссака по губам, испачкав их алым. Пруссия же провёл трёхцветную дорожку от поясницы до шеи Канады. Фиолетовую — как засушенная сирень в их с Мэттью гербарии. Белую — как взъерошенные волосы немца. Розовую — непозволительно яркую и лишнюю в этой палитре, похожую на предрассветный диск солнца. Гилберт улыбается, пальцами проводя очередную полосу по губам Мэтта, оставляя фиолетовый мазок на губах и щеке. А после они оба замирают, любуясь друг другом, покрытые цветными пятнами и полосками. - Твои губы красные, — на выдохе произносит Канада, ощущая, как руки Байльшмидта смыкаются на его спине. - А твои фиолетовые, — усмехается Гил, а после улыбается, хотя улыбка выходит похожей на оскал. — Любишь пурпурный? Уильямс едва краснеет и понимает, к чему клонит немец. Встав на цыпочки, Мэтт игриво касается губ Гилберта своими и тут же отстраняется, услышав недовольный вдох. Платиновый блондин прижимается к канадцу и целует вновь, но куда настойчивее. Чуть покусывает нижнюю губу парня, сжимает руки у него на пояснице. Мэттью в ответ обнимает страну за шею, приоткрыв рот. Гил прерывает поцелуй и облизывает губы — краска горчит во рту, что сильнее возбуждает немца. Уильямс неосознанно повторяет за ним, вновь опуская пальцы в новую порцию краски, смешивая цвета. Однако стоит ему коснуться бледной кожи Гила, как тот перехватывает руки блондина и направляет их на холст, проводя пальцами Канады по шершавой ткани. Сам же прижимается к хрупкому на вид телу, идеально повторяя его изгибы, охлаждая горячую кожу Мэтта своей неизменно-прохладной. Канадец расслабляется, позволяя Гилберту рисовать своими руками, но затем подаётся вперёд, к холсту, и Байльшмидт отпускает его тонкие запястья. Выбрав нужный момент, Мэттью погружает пальцы в новую баночку гуаши и, повернувшись, заводит руки за спину немца. Мягко, используя только подушечки пальцев, проводит новые узоры на мускулистой спине. Гил немного дрожит от лёгких прикосновений, но на его лице хищная улыбка. Вновь запястья Мэтта в крепких руках, Пруссия, развернув себя и канадца, почти что ложится на холст, утягивает за собой парня и снова жадно целует. И не отпускает его до тех пор, пока в лёгких не кончается кислород. В какой-то момент оба слишком увлекаются и покидают комнату, оставив после себя беспорядок и краски. Краски на холсте.***
- Может быть, кто-нибудь расскажет мне об этой картине, а? — прервал тишину Джонс, оборачиваясь к парням, сидящим на диване. - Знаешь, Ал… Тебе это знать необязательно, — повёл плечами Гилберт, из-за чего Уильямс усмехнулся. Альфред недовольно скрестил руки на груди и пообещал себе узнать тайну происхождения картины во чтобы то ни стало.