Помнишь ли ты Алису?

Парень сидел, держа в бледных руках большую книгу, раскрытую где-то близ конца. Она не была толстой, и шрифт на её страницах был велик и с удивительными закорючками. Периодически мелькали картинки. Красочные, с дивными животными и волшебными сценами. Сказку, что ли, читает? Не великоват ли он для этого? Да и кто читает детские книжки, сидя на скамье, на улице, при свете яркой улыбки юного месяца? Освещения слабого газового фонаря как раз хватало на то, что бы выхватить из тьмы желтоватые страницы, бледно-розовые костяшки пальцев, держащие их, и не позволяющие ветру переворачивать страницы в своё удовольствие, и едва различимый силуэт его потертых ботинок. Сегодня на них было ещё и несколько капель крови, потому что кто-то не очень удачно поднял с пола осколки разбитых стаканов. Не то что бы нервы, просто на сердце не спокойно. Вот и руки дрогнули. И полка опрокинулась. И вроде бы вполне цивилизовано он собирал стекляшки сразу в пластиковый бак. Но гребанный нервоз продолжался, и стоило вороне за окном заливисто каркнуть – как все эти осколки осыпались на его ноги и руки. Несколько дырок в длинных штанинах, неглубокие порезы на голенях и кистях. Но достаточно много, что бы было больно шевелить палицами и ходить. Хорошо, хоть, разуться забыл, иначе бы пришлось стекло и из стоп вытягивать. День выдался, как обычно, паршивый. А ночь проходила хорошо. Тишина и лишь шуршание страниц и листвы за спиной. Ни единого ночного заблудшего пьянчуги. Все спят, укутавшись в светлые выстиранные простыни, сладко посапывая, и видя сладкие сны о богатствах и пушистых котиках. Многие ведь только об этом и мечтают, не так ли? А кто-то мечтает просто спать. Но вместо этого отлистывает сейчас несколько страниц назад, и снова берется перечитывать начало главы. Его желто-зеленые глаза замирают, на последних строках абзаца, и он пытается их зазубрить. Наконец бросая затею зубрежки, он вздрагивает, оглядывается, крутит головой по сторонам. Вялые шаги по высушенной летним солнцем каменной кладке. Не его, но знакомые. Всё-таки, как говорят, лучше не зарекаться. Не ждал ночного-заблудшего-пьянчугу? Хах. Держи его. Серебристые глаза, спутанные волосы, чуть шатающаяся походка. Сегодня на его счету была не одна бутылка, это было наверняка. Пыльными руками он неловко пытался расстегнуть ворот своей верхней одежки, не помня, есть ли там вообще пуговицы. Так и не найдя пуговиц, он решил проверить, на месте ли его кошелек, ключи от дома, от машины, от катера… Стоп, что? Именно это обилие мыслей читалось на его лице, постоянно искривлявшемся то одной гримасой, то другой. И его тщетные попытки привести себя в порядок… Он вытянул ладонь с растопыренными пальцами перед собой. Сколько пальцев? Шесть с половиной. Кажется, когда он рождался, их было всего пять на каждой из конечностей. Наверняка здесь радиация замешана. Кошачьеглазый наконец отвел от него взгляд, пожал плечами самому себе в ответ, и вернулся к книге. Уже явно думая не о её содержании. И вслушиваясь не в шелест листвы. А в приближающиеся шаги. Всё ближе, ближе… Главное, не отрывать глаз от страницы, и всё будет хорошо. Он должен пройти ми… Среблоглазый сел рядом. Сладко зевнув, потянувшись, откинувшись головой назад, создавая тем самым вид беззаботности. Никакого приветствия, полуслова, или действия, целью которого было бы убедиться в личности полуночного читателя. Сато заставил себя не смотреть в его сторону. И ничего не говорить. Никаких ехидных комментариев, сдерживай себя. Перевернул страницу. Прочел ещё, перевернул. Ещё, и ещё, очередной переворот. Сегодня его выбор пал на ликер и что-то значительно крепче. Коньяк? Виски? Ахм, нет, кажется, вино. Алое, как кровь девственников. Кажется, Винс никогда не питал к нему страсти, а на вопрос «Почему?» отвечал: «Я много раз видел чертову настоящую человеческую кровь. И пробовал её на вкус. А когда отпиваешь это дерьмо из бокала – ощущение, будто присосался к собственной вене». Обычно такой собранный на людях, и ни за что не переступающий свои принципы внезапно стал растяпой, выпил с бутылку ненавидного алкогольного напитка, запивая бутылочкой ликера, который, по стереотипам, поглощают лишь девицы. Странно всё это. Что с ним вообще? Наконец, не выдержав, но хоть достаточно обдумав, заговорил. - Помнишь ли ты Алису? – голос его прозвучал слишком охрипшим, и на последних нотках резко стихшим, отчего воцарившаяся тишина после этого заставила парня неловко прокашляться. - Которую из? – наконец, поразмыслив, хмельной собеседник выдал ответ. И, кажется, он собрался что-то ещё добавить. Но перед этим качнулся, подсел чуть ближе. Ещё ближе. Смерил читающего боковым зрением. Уперся спиной в спинку скамьи. Чуть проскользил ею в бок и… Положил голову на плечо парню. – Ах, *са*Томи, ты об этой… Дама бубен… Котлетки… Сколько их там было?.. - Де-десять. Страница жалобно шурхнула, предупреждая, что если нный человек не успокоится – сейчас в книге станет на одну главу меньше. Что ещё за «Томи»? Он специально проглотил кусок его имени, что бы отпустить эту ущербную кличку?! Так называют только американских мальчиков в глупейших книгах для подростков, которым не хватает приключений в реальной жизни! Сколько раз они устанавливали договоренности: не давить на больное, не коверкать имена, не давить в неподходящие мгновения. С винца да комбо запилить решил, да? Нервоз продолжался, продолжался, и, мать его… Ох, он успокоился. Унял дрожь, злостные мысли, как-то дивно расслабился. Закрыл книгу. Отложил её в бок, на край холодной деревянной скамьи. Томно вздохнул, что-то невнятно промямлил, и потянулся рукой к голове Винса. Не глядя, легонько провел пальцами по его взъерошенным волосам, приглаживая их. И чувствуя, как тот улыбается, закрыл глаза.