Снегурочка

Я не люблю "Новый год". Толпы людей, разрывающих в клочья магазины, забитые ненужной мишурой, подарки, далекие от даров, принесенных с чистым сердцем. Но хуже всего они, эти старцы в красном и девицы в голубом, серебристом и белом рядом с ними – нарумяненные, с наклеенными косами и фальшивыми улыбками. Накладные кудри, искусственные носы, а эти халаты, аляповатые, кричащие... красные или синие... Горько смотреть на них из небесного чертога. Нет, у моего отца Мороза шубы совсем не такие, они все разные: белые, мягкие, словно мутон, или сине-голубоватые, с длинным ворсом из вьюги и метели, а то пышные, сияющие на солнце, словно чернобурка. Он долго выбирает, какую из них предъявить притихшему миру, чтобы сделать его еще блистательнее и великолепнее. И нет у него никакого красного носа. Напротив, он бледен, и инеем покрыты его ресницы. Коротко стрижены его кудри золотого цвета зимнего солнца. Он щедр и весел, но бывает, что грустные воспоминания печалят его лицо, и тогда мир замирает за холодным белым занавесом его дурного настроения. А печалится он обо мне, одиноко живущей в его тереме уже невесть сколько времени... у всех у них вышел тогда конфуз. С тех пор и Ярило-солнце виновато прячет от меня взгляд, отец просто грустит, а мать Весна лишь тяжело вздыхает. Все вышло не так, как они думали, все вышло совсем не так, как обещала сказка.А сказки - они такие, им нужна неординарность, размах, жертва. Да, особенно жертва. *** Нет, что уж говорить, Ярило был действительно расстроен тем, что моя мать и мой отец сошлись и нашли свое семейное счастье вопреки всему. А мое появление на свет не улучшило его настроения. Тогда и начался весь этот безумный берендейский спектакль. Родители меня прятали, Ярило сердился, люди роптали. Ярило караулил меня целых 15 лет. Его лучи прокрадывались в самую темную чащу лесов, скользили по глади озера, заглядывали в окна домов. Но отцовский терем они найти так и не смогли. А затем я выросла. И лесных радостей стало мало мне. Нет, в старых сказках не все сплошное вранье, пересыпанное бабкиными потешками. Берендеева слободка и в самом деле распахнула перед дочерью Мороза свои ворота. Кстати,оба родителя считали, что это пойдет мне на пользу: в свои пятнадцать я была не то, чтобы девушкой, а как трехлетнее дитя. Любопытна, доверчива. Мое сердце было совершенно неискушенным ни теплом, ни чувствами. Нет, разницу между плохим и хорошим я все-таки понимала. Я знала правду и искренность как в словах, так и в делах. Ни лешие, ни звери никогда не плакали от моих слов или поступков. А вот люди, люди -другое дело. Я смотрела и не видела, слышала, но не понимала. А берендеи смотрели на меня как на чудачку, тихую и красивую дурочку. Бобыли, в дом которых меня отправили родители, были люди жадные и глупые. Они бы продали меня первому желающему за кружку ячменной браги и кафтан. Вот только желающие оказывались поумнее. Моя красота привлекала парней. Они наперебой устремились к порогу бобыльего дома. Но остыли они столь же быстро. Трудно испытывать искренние чувства к предмету условно одушевленному. А именно так можно назвать того, кто не может испытать горячечного биения сердца, полета фантазии, жаркого трепета объятий. Кто не понимает, что люди – это больше, чем сухая правда и правила, которые нужно соблюдать. То короткое время, что я прожила среди берендеев, было горьким. Я поняла, что я что-то иное, что мне недоступно что-то по-настоящему важное и прекрасное, что существует в мире и делает его не прекрасным - нет, волшебным! Я не выдержала. Мать Весна долго сидела на берегу и утешала меня, пытаясь унять мои ледяные слезы. Она не могла не понимать, что ждет меня дальше. И выбор ее был не из легких. - Дитя мое, моя Снегурочка моя, не по себе мне от того, что ты просишь. - матушка моя вздохнула тяжело, - Гнев Ярилы не слух и не выдумка. Сердит он и на нас с отцом и на берендеев, в чьих лесах тебя мы так долго прятали. И твоя гибель, да еще и в Ярилин день, на глазах у всего царства наиболее сладка его сердцу. Инаковость твоя от людей бережет тебя, а ты же просишь людской доли. А это не только пламя страсти, краски цвета, торопливость вздоха, это и слезы, которые столь же горячи и солоны, как их кровь. Она говорила, а я лишь смотрела на нее и плакала. Какая мать может долго выдержать слезы своего дитя? Моя мать тоже сдалась. И вот ее венок на моей голове. И мир хлынул на меня во всем своем великолепии. Запахи, звуки, ощущения и возможность найти в себе ответную искру... Я будто опьянела, голова моя кружилась, ноги несли вперед, не разбирая дороги. И конечно, уйти от своей судьбы я не могла никак. Мезгирь, пьянящая весна моего сердца, его первый взрослый вздох. Черные кудри, синие глаза, горячие сильные руки. Омут, в который я не могла не упасть. Он был словно пламя, перед которым вода отступает, оборачиваясь паром. И утопая в его руках, я поняла, что готова на все на свете, только бы больше не расставаться с ним. Так и явились мы перед царевыми очами с горящими клятвами на устах. А царь наивно радовался, что за чудесная жертва будет Яриле - наш брачный союз. Красивая пара, пылающая от страсти, что может более порадовать капризного бога. *** От долгого стояния в поле ныли ноги. Будущие супруги довершали брачные танцы, а мы с Мезгирем стояли рука в руке и ждали, когда же нас благословит счастливый царь. Ах, как же засияло солнце в кудрях моего любимого! Как он подхватил меня на руки и уже не отпускал до самого дома своего. Спиной своей заслонил он меня от лучей Ярилы, накрыл меня своим кафтаном, спрятал на стенами своего дома. И солнцем для меня стала его любовь. И столь же горячо я распахнула ему свои объятия. До самого рассвета не разжимали мы рук. Я заснула на его груди счастливейшей из земных женщин. А проснулась горькой вдовой. Слишком много холода в дочери мороза, слишком много снега и льда в моих волосах и белой коже. А от матери лишь венок из цветов душистых. Увяли цветы за ночь любви, и ледяная натура взяла свое. Холоден и недвижим лежал на ложе мой любимый. Навсегда закрылись его ясные синие очи, и ушел он от меня стороной дальней. Волосы мои золотые, как у отца, побелели, сердце мое покрылось ледяной корочкой, словно осенний лед. Но уже весной я родила чудесного сына - все, что осталось мне на память о моем любимом. Моя единственная отрада, мой свет прозрачный и ясный, как осенние утра - Первый заморозок. А люди по-прежнему верят, что Снегурочка растаяла ясным весенним днем, чтобы солнце светило ярче. Люди верят, что отцу моему Морозу я внучка - румяная в синей шубке. Но я надеваю свой плащ в середине осени, он отливает нежно-серым жемчугом, как небо, которое готовится к зимним тучам, и вместе с моим сыном мы выходим ранними утрами, готовить землю к приходу моего отца, сковываем лужи ледком, покрываем нежным инеем листья. И тогда люди становятся слегка грустны и задумчивы, и души их чувствуют мою тоску по любимому моему, как медленно бьется оледеневшее сердце Снегурочки, узнавшей и боль, и нежность, и огонь настоящей любви.