Боль

«Больно...» - Представляешь, я вчера видел Хёкджэ возле любовного отеля. «Больно...» - Ничего себе, по нему и не скажешь, что он такой. А ведь всего лишь старшеклассник. «Больно...» - Да это ладно. Он выходил оттуда с каким-то мужчиной. Тот его так обнимал за талию, а потом взял и поцеловал. «Больно...» - Вот это да! Хёкджэ, выходит, гей? Боже, это отвратительно. «Больно...» - Донхэ, пошли домой? - Как ты можешь с непроницаемым лицом слушать все эти гадости за спиной, а, Хёкджэ? Ничего не отрицая, будто так и должно быть, будто ничего не произошло, просто проходишь мимо презрительно смотрящих на тебя одноклассников. - Что-то не так? – еле заметное прикосновение, тревога в голосе, - Как же это всё бесит. Почему ты ведёшь себя так, словно ничего не изменилось? Что с тобой не так? Почему ты всё не отрицаешь? Скажи в свою защиту хоть слово. Это должно помочь, ведь так? Ведь так?.. *** - Эй, Донхэ. Смотри, этот педик опять получил высшую оценку. Как же он меня бесит – лижет задницу учителям, весь такой невинный перед ними, а сам ночами ноги перед мужиком раздвигает. Мерзость. Знаешь, мы тут с ребятами решили его немного проучить. Ты с нами? - Мерзость – какое подходящее слово. И правда, мерзость... Мой лучший друг – Ли Хёкджэ, с самого детства не разлей вода. Не помню, чтобы мы когда-нибудь ссорились или не понимали друг друга. Ты всегда защищал меня от хулиганов, успокаивал, когда было страшно и тоскливо.. Всегда вдвоём, всегда вместе. - Ну же, Донхэ, не плачь. - Но ведь... папа... Его больше нет... а я... он... - Ну же, успокойся. Всё живое, когда-нибудь умирает. Но ведь твой отец тебя очень любил, а значит он и его любовь всегда будут в твоём сердце. Он будет жить вот тут, – Тёплое прикосновение, возле самого сердца, навсегда останется в моей памяти. Чистое, родное. Ладонь Хёкджэ была такой тёплой, что, казалось, моя боль уходит вместе с нарастающим сердцебиением. Его объятия были столь крепкими, что я чувствовал себя под надёжной защитой, и тогда мне захотелось, чтобы время остановилось. Для нас обоих. В этот самый миг. Навсегда. *** - Здесь его шкафчик. Я специально прикупил баллончики с краской для таких случаев. Вот, держи, Донхэ, один тебе. А теперь давайте по-быстрому, пока никто из учителей не заметил. «Прости меня, Хёкджэ». *** - «Шлюха», «Сдохни», «Тварь». Как-то это всё неоригинально, не находишь, Донхэ? – Прекрати улыбаться. Прекрати! Пожалуйста, хватит. Скажи, что тебе больно. - О, буква «с» очень похожа на твою – такая же кривая и на первый взгляд непонятная. *** - Донхэ, ты всё ещё дружишь с Хёкджэ? Это же отвратительно. О, или ты тоже педик, и вы двое - любовники? Что, хороша его задница? - Ты шутишь? – Нет. - Это отвратительно. – Всё не так. - Да как я... Да как я вообще могу дружить с педиком, это же противно. – Что я вообще такое говорю? - О, гляди, кажется, он всё услышал. – Нет, я не это имел ввиду. *** - Куда это ты, принцесса? – снова эта непроницаемая маска на лице и холодный, пронзительный взгляд. Гордый, но в то же время ранимый – такой, что хочется укрыть ото всех, защитить и крепко обнять, но... - Не ваше дело. – Но ты этого не желаешь. Тебе не нужна жалость. Особенно от меня. - О, пойдёшь трахаться с мужиками? Что, так приятно, когда дерёт тебя мужик? - А ты хочешь проверить насколько это приятно? - Заткнись, ублюдок! Чёртов педик. Да как тебя земля вообще носит?! Мы выбьем всю дурь из твоего гнилого тела. *** - Хёкджэ... – школьная форма, изрезанная в лохмотья. Но тебя этим не сломить. Кого угодно, только не тебя. - Ли Хёкджэ, что за вид? Немедленно приведите себя в порядок. Завтра жду объяснительной по этому поводу. «Я просто жалок. Противен сам себе». *** - О, Донхэ, ты вовремя. Мы хотим позабавиться, присоединишься? Смотри, он весь в ожидании: такой мокрый и горячий. Давайте снимем на видео и загрузим в интернет, посмотрим, как долго он так протянет. «Страшно. Очень страшно. Я должен отказаться, должен тебя защитить, но я... Не могу». *** - Хёкджэ, ты дома? - Чего тебе надо, ублюдок? – весь побитый, в слезах, с ненавистью во взгляде – почему ты не сдашься? - Я... Прости меня... - Заткнись! Не хочу ничего слышать! Ты грёбаный кретин, придурок, сраный гомофоб! Зачем пришёл, я же тебе противен! – Нет, всё не так. - Я... - Заткнись! – Как давно ты меня не бил? Щека горит от боли, но это не сравнится с тем, что ты чувствуешь, да? - Прости меня... – в твоих глазах боль и обида, страх и ненависть. Ты настолько зол и растоптан, кажется, что кулаки управляют тобой, а не ты ими. Бьёшь и плачешь – ну что за ирония? Разве от этого станет легче? Просто бей с ненавистью, бей так, словно хочешь меня убить. - Сука. Да ты трус! – толкаешь меня на пол с такой силой, что аж в глаза плывёт. Смотрю на содрогающегося тебя и непреодолимо тянет сжать в объятиях, смахнуть слёзы и поцеловать, сминая твои губы. Протягиваю ладонь к твоему бледному лицу и провожу большим пальцем по нижней губе. С вожделением смотрю, как твой язык проскальзывает между разомкнутых губ, как обводит мой палец. - Любишь меня? – ясный взгляд, дрожащий голос - ты очень проницателен. - Я люблю тебя, Хёкджэ, - пинаешь меня от себя, с презрением смотря на моё лицо. - Тогда иди сюда, - протягиваешь ногу, пальцем подзывая к себе. – Оближи. Восторг. Медленно скольжу языком меж пальцев ног, трепетно вылизываю каждую фалангу, аккуратно поглаживаю забинтованную коленку – восхитительно. Твоя кожа такая гладкая, что оторваться просто невозможно. Не знаю как так выходит, но ты уже лежишь, заваленный мною, и плачешь. - Больной, трусливый идиот. – Я полностью с тобой согласен: я болен тобой настолько, что сам боюсь и стыжусь своих чувств, но совладать собою, когда ты так послушно отвечаешь на мои поцелуи, так податливо льнёшь, словно ищешь защиты, не могу. Медленно стягиваю с тебя футболку, под которой скрываются все те ужасные синяки и отметины, что остались после последнего твоего похода в школу. - Хочу вылизать каждую твою рану, причинённую мной. Обнимаешь меня и затягиваешь в горький поцелуй с привкусом твоей крови. Жадно целую тебя, притягиваю ближе к себе. Не хочу тебя отпускать, не сейчас. Слёзы, не переставая, льются из твоих карих глаз, словно хотят сказать: «Спаси меня». Быстро расправляюсь с нашими штанами и нижним бельём и, не подготавливая, вхожу в тебя. Кричишь и ногтями проводишь по моей спине. Такой узкий, горячий, мой. Обхватываешь дрожащими ногами, развратно стонешь в самое ухо. Глубже, быстрее, сильнее. Проводишь по оставленным на спине царапинам снова и снова. Кровь стекает на белую простынь, но тебе ведь и так больно, верно? Выкрикиваешь моё имя, двигаешься мне навстречу – всё это причиняет тебе боль. Ты это знаешь, но всё равно продолжаешь сжимать меня в себе, выстанывая по слогам «Донхэ». Сильнее, глубже, больнее. С силой сдавливаю твои бёдра, кусаю и без того истерзанные губы, перехожу на белоснежную шею, где явно видно, как бьётся голубая жилка. Хочу сжать твоё горло своей рукой, почувствовать, как пульс бешено стучит о стенку сосуда, как ты отчаянно закатываешь глаза – хочу сделать тебе больно за то, что сделал меня таким, за то, что влюбил меня в себя. За то, что дал полюбить себя. Конец уже близок – не могу контролировать свои движения, а ты - свои стоны. Так же, как и всегда, когда я рядом с тобой, я хочу, чтобы время остановилось, чтобы мы замерли в то мгновение, когда оба достигнем вершины наслаждения. Но всему приходит конец, точно так же, как всё живое рано или поздно умирает. Простая истина, которой следуем все мы. Точно такой же, как «нельзя причинять боль». Никому. Никогда. - Как думаешь, Хёкджэ, что происходит после того, как люди умирают? Не хочешь проверить? Вместе. Навсегда.