Error

      Роза сжимала свои плечи, раскачиваясь то назад, то вперед. Белый больничный халат, как, впрочем, и одеяло не давали нужного тепла. Цвет стен не успокаивал, как должен. Пожалуй, сами врачи знали это. А может, они сделали его белым, чтобы не ограничивать больную фантазию человека цветными картиночками.       В голове постоянно проигрывался один и тот же момент, словно заезженная пластинка. Все прошло так быстро, что никто не успел заметить. Кто-то досчитал до трех, и все в мгновение поменялось.       Раз, и нефритовые глаза девушки наполнились болью и шоком, а сердце остановилось секундой позже. Никто не знал, что произойдет. Даже Лисса. Даже Роза.       Два, и в какой-то момент весь мир остановился, а затем пошатнулся, вместе с психикой. Но Хезевей уже все равно. Почти все равно. Каждый день тьма заполняет осколки души и разума. Каждый день девушка ждет, когда придет Дмитрий. Она ждет его, но не перестает плакать. Это больше не та воинственная Хезевей. Нет. Ее больше нет.       Три? Отсчет еще не окончен.       Дверь приоткрылась, пропуская еще больше света в итак осветленную комнату. Правда, тьма по-прежнему с ней, она никогда уже не покинет Роуз, всегда будет рядом. Дампирка поморщилась, утирая рукавом влажные щеки. Не в ее стиле. Не Роза. Не та.       Страж сел на угол кровати, с болью посмотрев на Хезевей. Парень верил, что виноват в том, что происходит с девушкой. Навещать ее — меньшее, что он может сделать для нее. Но это было большим подвигом. Он простил себя. Простит. Обязательно, но чуть позже.       Она посмотрела на дампира, изображая улыбку. Для него? Возможно. Роза знала, что он принес ей ромашки, которые она любила больше роз, что дарили ей гораздо чаще, и пластинки. Старые, немного потрепанные, никому не ненужные, кроме Дмитрия, пластинки. Ее не волновало, что их некуда вставить. Дампирка слышала музыку без всего. Она в голове. Где-то там вместе с полем душистых цветов и пышным облаком неутомимой боли. — Скоро я не смогу приносить тебе ромашки, — выдохнул Дмитрий. — Почему они перестают цвести? — нахмурилась Роза. — Они уже отцвели. Их время прошло, будут расти другие цветы, — пояснил дампир. — Тогда почему тебе грустно? — снова улыбнулась она. — Потому что я не смогу подарить тебе их, чтобы ты засушила, — можно ли было улыбнуться, скрывая тоску?       Хезевей посмотрела на тумбочку ее нелюбимого цвета. Стопка книг, оставшихся от Лиссы, так и лежала нетронутой. Она не желала читать. Книги она использовала, чтобы сохранить ее любимые ромашки. Она снова стерла слезы. Тьма никак не утихала, заставляя хранить о ней воспоминание, как о тех цветах.       Сломалась.       Слабая.       Сумасшедшая. — Будут другие цветы, — заверил он ее. — Не нужны они, — снисходительно фыркнула дампирка. — Тогда пластинки, — предложил Беликов. — Тебе же нравятся они? — Нравятся, — неохотно кивнула Роза. — Нравятся, как и тебе.       Прошлая Роза снесла бы все к чертям, оставляя одни обломки. Но сколько уже прошло? Месяц? Слишком долго для мучений, слишком мало для Дмитрия. — Ты не любила их раньше, — заметил страж. — И ты мне не нравился, товарищ, — пожала плечами девушка.       Казалось, что прежняя Роза все еще тут. Вместе с Лиссой они бросали вызов тьме. Будто той не сломить их, будто они все еще могли быть сильными хотя бы немного, будто тьма не могла убивать, будто ей не причинить никому боль. Всегда есть. Все когда-нибудь ломаются. Это была их общая ошибка.       Дампирка взглянула на Дмитрия, что держал в руках пыльник. Парень оставлял его, словно он нужнее Розе. Дмитрий оставлял буквально все, даже часть себя. Ему говорили, что слишком опасно находится так долго. Никто не знал, что тьма выкинет в следующий раз. А ему плевать. Дмитрий Беликов одержим ей. Хезевей его воздух, дом, сон, и прочие важные мелочи, заполнявшие светлое сердце. А вот и его ошибка.       Голоса снова завели свою песню, составляя адский хор: «Раздави. Убей. Он сделал больно, теперь отомсти»       Но Хезевей не хотела. Как и не хотела три месяца назад. Это ее особенность: будучи душевно больной, не может сделать больно. Ей бы простили. Просто нет другого варианта. Правда, Роуз не догадывается, что каждый раз, когда он приносит ей очередную простую ромашку, она начинает плакать, пытаясь заглушить шум в голове, делает больно. Им обоим.       День проходил за днем, повторяя в точности предыдущий. А люди все еще спрашивают Дмитрия, как он не свихнулся. Как можно все это выдерживать? Никак. Просто жить, терпеть, ждать. Да плевал он на эти стандарты. Пока жива Роза, жив и он. Да? — Мистер Беликов, я думаю, что нам все же стоит это обсудить, — неловко начала Элен.       Не по её, конечно, части разбираться с одержимыми стражами, и не по ее части их же успокаивать. Но если бы не она, дампирка бы давно была бы в Тарасто. — Мы же уже обговаривали… — Но не эту ситуацию. Мисс Хезевей…боюсь, вам некого навещать. — В каком смысле? — Вам сообщали о ее душевном здоровье. Никто не знал, что может выкинуть тьма. Мы создали максимально безопасные условия для нее. Но это все, что мы могли бы сделать для нее. Исход известен, вас предупреждали. Но, Дмитрий, дело не только в этом…       Ушла. Ее нет. Не вернется.       Парень откровенно не хотел слушать, что женщина будет говорить дальше. Он слышал обрывки фраз, вроде: «две недели», «болезнь» и «мы не знали». Может, судьба у него такая — самых близких провожать на тот свет? Кому теперь отдавать последние ромашки? Кирова не первый раз ему говорит о Роуз, откуда ему было знать, что дампирка умерла почти месяц назад? Однажды ломаются даже сильные, стойкие. Даже Дмитрий мог сойти с ума.       Он вспоминал, как посещал пустую палату. Пустую, но не для него. До сих пор там сидит Роза и ждет, когда придет Дмитрий и подарит ей последние ромашки в этом сезоне. Ушла. Не вернется. Дышать становилось труднее, ужасный звук наполнил воздух. Где-то в голове. Не здесь. Ошибка. Каждый из нас создает ту реальность, в котором ему комфортнее. Дмитрий выбрал неправильную,  конец в той сказке был счастливый. Но не в этой. — Скоро я не смогу приносить тебе ромашки. — Почему они перестают цвести? — Они уже отцвели. Их время прошло, будут расти другие цветы…       Три. Отсчет завершён.