Отзовись. Пожалуйста

      Она сменила номер телефона. Так было надо, так было безопаснее. В какой-то миг она перестала существовать. Осталась лишь оболочка, а душа словно витала где-то. Где? Алиса не знала, но догадывалась. Когда бессонница стала твоим верным спутником, появилась куча времени на раздумья. И вот уже несколько недель она почти не смыкала глаз, отдаваясь не самым радужным мыслям. Душа ее была где-то рядом с ним. С Мишей. С Мишей, который улетел, словно растворившись в вязких лондонских туманах. А Алиса осталась здесь, на берегу холодной Темзы, в какой-то момент поняв, что она словно лишилась собственной прежней жизни. Все стало чуждым, блеклым, серым. Все изменилось. Без него.       Она сменила номер телефона. Об этом не знал практически никто. А он был в курсе. Она строчила ему сообщения, но на что надеялась, не знала и сама. Строки, адресованные ему, словно уходили в никуда, и ответом на ее мольбы была лишь тишина. Вязкая, гнетущая. Постепенно она привыкла к этой тишине, позволила той стать своей подругой. И глядя бессонными ночами на открывающийся из окна «Лондонграда» вид, Алиса Загорская вновь и вновь переставала жить.       Молчащий телефон разрывал сердце, его потухший экран резал покруче ножа. Сколько раз она хотела разбить его о белоснежную стену? И сколько раз ее тонкая рука вздрагивала, замирая над беззащитным аппаратом? А вдруг он ответит?       «Отзовись. Пожалуйста».       Мольбы. Она умоляла его дать знать о себе. Хоть словом, хоть полусловом. Но он молчал, и она никак не могла понять, за что ей все это. За что ей такое наказание по имени Миша Куликов? И почему отсутствие ответа на простую, казалось бы, СМС-ку, заставляло ее стонать от боли, роняя на пол горячие слезы и закусывая до крови нежную губу…       За какие-то пару недель она стала призраком. Осунулись плечи, потухли яркие огоньки больших голубых глаз. Огромные синяки на веках старили лет на десять.       Алиса Загорская таяла на глазах.       Миша Куликов не мог видеть этого.       Он бы ее, наверное, не узнал.       Коробка с пластиковым конструктором так и осталась не распакованной. А записка лежала под подушкой — помятая и истрепанная. Она проводила ночи, держа в руках этот прямоугольник картона, скользя безликим взглядом по округлым буквам. Стараясь запомнить их как можно лучше.       «Хватит ломать, иди строй! Миша».       Каждое слово больно впивалось в самые потаенные уголки сердца. Алиса уже никогда не сумеет от них избавиться. Но она и не хотела этого. Убирая записку под подушку, она желала ему спокойной ночи, едва шевеля пересохшими губами. Она верила: он услышит. Обязательно услышит, и, быть может, где-то там, за тысячи километров отсюда, эти беззвучные слова согреют его.       «Пожалуйста, позвони или свяжись со мной. Как угодно. Алиса».       Твердая вера в его скорый ответ давно растаяла. Но она продолжала умолять его о выходе на связь. Потому что без него жизнь превращалась в существование. И потому что умершая вера не смогла забрать с собой то, чем жила Алиса Загорская.       Она не смогла забрать надежду…