патология как синоним любви

Джеймс учится на филологическом и способен назвать приличное количество синонимов к слову «стыд», скромно дополнив список парой терминов из других языков. Джеймсу стыдно перед собой, перед приятелями, перед своими родителями, перед родителями Майкла, которые ни разу не видели его в лицо и каждый раз путали с Джоном из параллельного класса Майкла, ему не стыдно перед самим Майклом - перед Майклом он чувствует вину. Джеймс может защитить на «отлично» научно-исследовательскую работу, написать блестящую статью в литературный журнал, может откладывать с премиальных определенную сумму денег и в конце месяца отнести их в Центр поддержки нуждающихся. Джеймс может накинуть на плечи пальто и пойти по соседним квартирам с социальным опросом, как бы они жили в случае поглощающей с головой ненавистью к самому себе, он может даже скачать дискографию Joy Division и приобщаться к песням Кёртиса, свернувшись на полу в спальне, но это все равно не поможет, потому что Майкл ушел и сказал ему: - Повзрослей. Майкл оставил ключи на тумбочке в коридоре, забыв снять с них брелок, и сказал: - Мне надоело твое поведение. Майкл больше не звал его «Джейми». Джеймс может много чего, но не может определить и опредметить те чувства и мысли, что осели у него в горле, на языке, облепили нёбо и царапают изнутри губы невысказанным. Буквы упорно не хотят складываться во фразы, упорно заставляют его рот кровоточить, а его самого - молчать. Ему тоже надоело его поведение, честно, серьезно, будь джеймсов характер хреновым коктейлем, он бы мог с полным правом подозвать поближе официанта и наорать, что ему принесли какое-то дерьмо, это просто возмутительно, приведите администрацию; но МакЭвою некому предъявлять, некому демонстрировать обширные познания в области законов о защите прав потребителей, потому что никто не несет ответственности за его поступки. Джеймс выводит пальцем на грязной поверхности зеркала «идиот». Джеймс ложится спать с полной уверенностью в том, что Майкл к нему не вернется, потому что за его терпение уже можно дать золотую медаль; он закрывает глаза и представляет себе их совместную жизнь без последней ссоры. Воображение редко подводит, но когда Джеймс вспоминает тонкие руки Фассбендера с выступающими косточками на запястьях и непозволительно длинными пальцами со следами графита, забившегося в трещинки кожи, - Майкл рисует и хочет поступать на архитектуру, - он прикладывает все усилия, чтобы не зарыдать, не сползти с мягкой удобной постели и не завыть. Вместо этого он размеренно считает до одного в обратной последовательности от ста и воспроизводит по памяти заспанный голос Майкла в четыре утра. Майкл очень часто сидел на балконе, положив ноутбук на колени, а Джеймс не мог оторвать от изображения в скайпе взгляд. Джеймс почти всегда врал, что смотрит на неотразимого себя в правом уголке монитора. Майкл, конечно, не верил. Когда Иисус раздавал по способностям и потребностям, Джеймс был чересчур неуверенным в себе парнем, чтобы попросить что-то стоящее, и в итоге ему достался паршивый характер истерички, не знающей, чего требовать от действительности. То есть, в теории-то МакЭвой знал, но никак не мог сопоставить рациональное с эмоциональным. Джеймс МакЭвой в свои девятнадцать был точно уверен, что хочет видеть рядом Майкла Фассбендера. Майкла, который разбрасывает по квартире футболки, Майкла, который пьет кофе, разложив на кухонном столе чертежи и рисунки, Майкла, который принес в банке живого тритона и спросил, нет ли случайно у Джеймса лишнего аквариума. Но что-то пошло не так, как задумывалось в идеальной концепции будущего, и однажды Джеймс взял и сорвался, обвиняя Фассбендера одному Богу известно, в чем. Джеймс сам до конца не понял. Что-то пошло не так, и Джеймс, разговорчивый дружелюбный Джеймс, в один прекрасный момент устал от всего, за что полюбил Майкла в самом начале. Сгрызенные кончики ручек, дурацкие вопросы вроде «сделать мне это или не сделать?», желание поддержать и отвлечь при плохом настроении - все то, что раньше казалось милым, резко сменило полярности. Джеймса довело до истерики осознание этого, но такое состояние быстро сошло на нет, и Майкл пришел обратно. Джеймс утыкался лицом Майклу в шею, целовал впадины над ключицами и сворачивался вокруг Майкла, крепко обхватив руками и ногами. Джеймс знал, что его простили заочно, мало ли, с кем не бывает, но не извиняться и не шептать под ухом «Майкл, я так сильно тебя люблю» не мог. Майкл назвал тритона как-то на «С», и тот прожил у них несколько месяцев. Они ссорятся снова, Джеймсу физически больно видеть, как Майкл кривится от его резких слов, - Джеймс наблюдает за перепалкой словно со стороны. И все равно не в состоянии объяснить, как безобидная шутка переросла вот в это. У Майкла появляется привычка хлопать дверью и переставать отвечать на звонки и поздние сообщения. Дней, когда они не разговаривают, становится больше, и однажды Джеймс замечает его в кафе на углу, куда они ходили только вдвоем. Джеймс примерзает к асфальту и кусает костяшки, чтобы не вытащить Фассбендера на улицу за рукав кожаной куртки и не ударить его по лицу. Джеймс никогда не бил Майкла. У Джеймса появляется привычка просить прощения чаще, чем признаваться в любви. Все тексты, которые он пишет вне учебного времени, безотчетно посвящаются Майклу. Майкл, наверное, даже не знает об их существовании, но это неважно, это не главное, главное, что Джеймсу хочется загладить вину, сделать все правильно, вложить Майклу в ладонь ключи и попросить так больше не поступать. Попросить не оставлять его. Проходит неделя, две, три, а Майкл не возвращается. Майкл не берет трубку и избегает встречаться с ним; Джеймс покупает бутылку виски и распивает ее один. Единственное, что Майкл отправляет в ответ: «иди проспись», и Джеймс сквозь ватную пелену алкогольного опьянения ощущает себя самым никчемным и несчастным человеком на всей планете. Если бы в мире практиковались конкурсы, кто успешнее остальных сумеет похерить жизнь, Джеймс выиграл бы по всем пунктам. Джеймс по-прежнему посвящает ему обрывки текстов и зарисовок в толстом блокноте, оставляет на пустых полях одинокое «М». Научный руководитель смотрит на него странно, когда просит стереть из курсовой затесавшееся в середину абзаца «майкл», написанное строчным шрифтом и не заметное, если не вчитываться внимательно. Придумывать одно на двоих настоящее-будущее становится из разряда хобби: Джеймс занимается этим отключая утром будильник, ожидая сдачи на кассе в супермаркете возле дома, сидя в душевой кабине и при этом не включив душ. Он приучает себя уважать чужой выбор и держаться подальше от дома Майкла, от мест, куда они вместе ходили, от фильмов, которые Майкл всегда комментировал. Джеймс нарезает салат и мысленно светски интересуется у Майкла, что тот думает насчет его новой рубашки, - гардероб Майкла был забит клетчатыми рубашками и футболками со смешным принтом. Джеймс садится перед телевизором, и его очень заботит мнение Майкла о передаче про массовые самоубийства леммингов. Воображаемый Майкл - отличный собеседник, хоть и во многом уступающий настоящему. Джеймс решает для себя, что у него все под контролем. Что он не испытывает потребности запереться дома и не показываться ближайшие года три. Удалиться из соцсетей. Джеймс смеется шуткам девушек с кафедры дизайна и моды и даже умудряется игриво подмигивать кому-то из них. У Джеймса все под контролем, он уважает желание Майкла завести себе новых друзей и проводить с ними время. Джеймс мелким почерком исписывает страницу знакомыми пятью буквами так, что под конец становится не разобрать имя, и щелкает зажигалкой.