Марионетка

Меня зовут Джим. Джим Мориарти. В детстве я был очень тихим, застенчивым мальчиком. Одним из тех, кто не был приучен к стаям и являлся излюбленным объектом для нападок ребят постарше. Я был мальчиком для битья. Когда мне исполнилось шесть, в соседнем доме поселилась ничем не примечательная семейка, состоящая из мамаши-неудачницы и маленького ангела. Чуть позже я узнал имя последней. Оно было таким же неземным, как и его носительница, в прочем, возможно так казалось лишь мне одному. Девочку звали Молли. Молли Хупер. Когда мы подружились, я вдруг почувствовал какую-то ответственность за жизнь крохи, возомнил себя рыцарем, оставил позади свои бесконечные сопли и жалобы. Когда Хупер исполнилось 10, я стал обращать внимание на странности в ее поведении. Нет, я и раньше подмечал это, но все время списывал ее бесконечные разговоры об убийствах и захвате мира на игру, как это делали все взрослые. Странное поведение Молли не интересовало, ровным счетом, никого. Никого, кроме меня. Когда Молли исполнилось 14, странности ее проявились острее. Мать больше не могла закрывать глаза на поведение дочери. Она боялась ее. Боялась так, как слабаки боятся смерти, как звезды боятся опуститься на дно. Последующие 3 года она жила лишь одной мыслью: сдать девочку в больницу, где в два счета смогли бы выбить из нее душевную болезнь. По сути, это была очередная шарашка, содержащая десятки Наполеонов, Гитлеров и прочих психов. -Деточка, это чудесное, чу-дес-но-е место! Там смогут вылечить твою душу, - блеяла мать Молли, брезгливо отходя от малышки все дальше и дальше. Я, как рыцарь, посчитал за долг уберечь свою леди от «больницы для души» (Черт возьми! Ее мать находила это название безумно романтичным!), и не придумал ничего лучше как подыграть ей, введя ее мать в еще большее помешательство своим мнимым раздвоением личности. Последствия были неожиданными: ровно через 2 года и 3 месяца мать Молли попала в ту самую клинику, в которую собиралась отправить собственную дочь. -Что же мы наделали, Молли? – не сказать, чтобы данное стечение обстоятельств меня расстраивало, но я чувствовал свою вину перед семьей Хупер. В конце концов, я поспособствовал доведению мамаши Молли до психоза. -Бог мой, Джимми, она сама выбрала эту участь! Пора перевернуть эту потрепанную страницу нашей жизни и двигаться дальше. Я всегда завидовал этой черте Молли – начисто выбрасывать из головы то, что прочно заседало в ней, как назойливая муха между рамами. Другие бы назвали эту черту бесчувственностью, но что слушать этих глупцов, не видящих ничего дальше собственного носа? Я никогда не пытался изменить Молли. Мне нравились все ее прелестные изъяны и даже безумное альтер-эго, которое толкало на преступления. Я был в восторге от этого! Милый Джимми-бой из приличной семьи был в восторге от гребаных преступлений! Сидеть днями в офисе? Скучно! Пинать мяч от одного придурка с другому? Скучно! Устроить маленький бум посреди вокзала? Это по мне! Но я был лишь пешкой в руках умелого магистра, моей девочки Молли. Я не был подкаблучником, отнюдь. Просто мой скудным ум не способен был придумывать подобные аферы, которые вылетали из головы Хупер как птицы из золотой клетки. Поощрения не заставляли себя ждать. Как это бывает у скромных гениев, Молли не хотела светить своим очаровательным личиком, и все лавры доставались мне. Театр одной верной марионетки и гениального кукловода, остававшегося в тени до конца своих дней. Чтобы быть более убедительным в разговоре с клиентурой и альтер-эго Молли, я поступил в актерскую школу. Не было ничего сквернее этого омерзительного места, насквозь пропитанного фальшью и их заезженного «быть или не быть». Тем ни менее, у меня хватило ума закончить обучение и даже пойти работать по специальности. Я был ужасным актером! Играл в осточертелых детских спектаклях. Внешне – улыбался милым спиногрызам, внутри же, меня разрывало желание придушить всех их. Но все менялось с приходом ночи. Я возвращался к своей девочке и играл совсем другую роль.