Так Шакуни празднует победу

Высокие своды коридоров отражали звуки не совсем обычных шагов. Нарушитель ночного спокойствия неторопливо шел, уверенно ступая одной ногой и с усилием подтягивая вторую. Каждая мысль в его голове складывалась в длинную витиеватую линию игры, ходы для которой он не переставал проигрывать даже в минуты отдыха. — Дядя? — увлекшись размышлениями, Шакуни не заметил, как приблизился к покоям первенца царства Куру. Царь Гандхара преклонил голову и лукаво улыбнулся, разглядывая лицо племянника в ночном полумраке. Высокомерие, въевшееся в черты Дурьодханы, всегда менялось на покорность, когда тот смотрел на Шакуни. Последний считал это одним из своих наивысших достижений. — Я не мог уснуть, мой мальчик. Мысли о твоем сегодняшнем триумфе разгорячили мою кровь! — глаза Шакуни потемнели, и он вплотную подошел к наследному принцу. — Благодаря вашим советам, дядя, мы убрали Пандавов с нашего пути. Больше никто не посмеет помешать мне занять царский трон! Дурьодхана вздернул подбородок, представляя себя на золотом седалище. — Никто не достоин его больше, чем ты, дорогой! Шакуни скользнул ладонью по щеке принца, с силой притянул его к себе за затылок и впился губами в сомкнутый рот. Дурьодхана был выше и превосходил в физической силе, но в Шакуни было что-то, заставлявшее его забыть обо всем, отпустить поводья борьбы и скакать в обжигающе горячую долину удовольствия. Тени на стенах буйствовали в безумном танце, будоражимые шумным дыханием и шелестом дорогих тканей, одна за другой падавших на пол. От толчка в грудь Дурьодхана глухо стукнулся о стену, и, не удержав равновесия, чаша с ароматными лепестками опрокинулась на пол. Шакуни на секунду оторвался от своей изысканной трапезы. Сощурив глаза, он ухмыльнулся и приподнял бровь. Оба они знали, что означает этот жест. Молчаливое приглашение. Наследный принц Хастинапура отступил назад на несколько шагов и, скинув с себя остатки царских одеяний, лег на спину, хищно вглядываясь в глаза своего партнера. — Долго ли мне еще ждать, дядя? — Дурьодхана взмахнул волосами, становясь похожим на молодого льва. Больше всего на свете Шакуни любил играть. Тонкая улыбка коснулась его губ, левый глаз зажмурился, позволяя увидеть сразу несколько возможных вариантов продолжения. — Мой мальчик, разве я не говорил тебе, что тот достигает успеха и получает все, кто может сохранить терпение до нужного момента? На лице Дурьодханы отразилось недовольство, но, поджав губы, он ничего не сказал, продолжая наблюдать за дядей. Шакуни двинулся вперед и сел на самый край постели. — В жизни ты ничего не можешь получить сразу. Но порой обстоятельства могут заставить тебя думать, что желаемое уже совсем близко, — тонкие пальцы, украшенные драгоценными камнями, прикоснулись к бедрам Дурьодханы. — Туман удовлетворения может утаить от тебя истинное положение дел! Огладив возбужденную плоть, Шакуни размазал выступившую капельку смазки по головке и убрал ладонь прочь. — И тогда ты потеряешь все! Дурьодхана широко раскрыл глаза, его рот скривился от напряжения. — Что это значит? Шакуни покачал головой, улыбнувшись с коварством, присущим только ему одному. Племянник так и не научился держать себя в руках, и сейчас злость закипала в нем, сдерживаемая лишь благоговением перед тем влиянием, которое оказывал на него дядя. — О, мой дорогой! Я всего лишь преподаю тебе урок жизни! Правда, сейчас я буду к тебе более благосклонен! — левое веко прикрыло карий глаз. — Перевернись! Дурьодхана задохнулся от противоречивых эмоций, схлестнувшихся в кровавой битве за первенство. Зажмурившись так крепко, что тьму усеяли разноцветные точки, наследный принц шумно выдохнул, отдавая победу вожделению. — Вот так, мой мальчик, за терпение ты всегда получаешь награду. Дурьодхана лежал с закрытыми глазами, ощущая на своей коже каждое движение воздуха. В такие моменты он был больше, чем просто человеком. Шакуни склонился над ним, и принц слегка напрягся, не зная, чего ожидать. — Вот так, мой дорогой! Где-то в садах громко вскрикнула птица, и ее возглас заглушил тихий стон Дурьодханы, когда Шакуни вошел в него. Молодой принц сжал руки в кулаки, чтобы не допустить больше подобной слабости. Он могуч и силен, он может вытерпеть любую боль. Однако ломало его всегда наслаждение. Царь Гандхара на несколько мгновений остановился и огладил смуглую кожу бедер Дурьодханы, приподнимая их для собственного удобства. Когда он вошел вновь, крепкое тело под ним содрогнулось от вспышки удовольствия. Губы Шакуни скривились в довольной улыбке, и он ускорил темп, рисуя в голове возбуждающие картины будущего величия. — Мы будем стоять на вершине мира, взирая на всех остальных свысока. Смотреть на них как на ничтожных маленьких насекомых! Дурьодхана прорычал что-то неразборчивое, стиснув зубы и со всей силы вцепившись пальцами в шелковые ткани постели. Он напрягся всем телом и кончил с очередным движением Шакуни внутри него. Дядя вторил примеру племянника, изливаясь внутрь и растекаясь по его бедрам своим животворящим соком. В комнате воцарилось молчание, казалось, даже воздух дрожал от подобной разрядки. После близости Дурьодхана не желал ни говорить, ни смотреть в лицо Шакуни, и тот прекрасно понимал эту потребность. Молча поднявшись, царь Гандхара вернул свои одеяния на их законное место и, прищурившись, покрутил длинный ус. — До завтра, мой дорогой! Послав многозначительную улыбку затылку наследного принца, Шакуни отравился в свои покои, чувствуя невероятную силу, бушующую в жилах.