То, что во мне живет

Вам когда-то приходилось бывать в Детройте? Надеюсь, что нет. Детройт — одно из тех мест, где не следует гулять в одиночку. В этом я убедился сам, поверьте. Я здесь живу. И речь идет не только о неблагоприятных условиях жизни: У правительства не хватает денег на то, чтобы сносить заброшенные здания, которых перевалило за 80 000, численность убийств сократилось во много раз, только потому, что убивать просто-напросто стало некого, мусор валяется горами прямо на дорогах, а единственным украшением города являются желтые светофоры. Я живу в этом городе с рождения и давно привык к такой жизни. Чернокожие мордовороты, шарящие на каждой из улиц в поисках очередной дозы наркоты и возможных своих жертв, попадались мне настолько часто, каждый раз, как я выходил из дома, что мне следовало бы отмахиваться от них, как от назойливых мух. Но, разумеется, я этого не делал. Никогда не знаешь, чем закончится та или иная стычка. Простыми оскорблениями в мой адрес (розовая шевелюра на моей голове будто бы говорила сама за себя — «педик») или избиением, грабежом, даже при том, что воровать у меня было практически нечего, или же чем похуже перечисленного. Гулять одному в таком городе, как уже говорил, не рекомендуется. А с наступлением темноты — и подавно. Остальным людям оставалось только каждый день существовать и как-то пытаться выжить, защищаясь от возрастающего хаоса, кто как может. И мне в том числе. Но в этот пасмурный, осенний вечер, я нарушил правило, которое заведовало в этом городе. Просто потому что мой холодильник был пуст. Я не ел дня три, не меньше, и поэтому пришлось собрать заработанный запас денег и заставить себя выйти на улицу в десять часов вечера. Эта идея, будь я в здравом уме, до дрожи ужаснула бы меня, но за эти три дня здравый смысл покинул мой разум, и было уже все равно, лишь бы закинуть хоть крошку хлеба в рот. Терпеть больше не было сил. Денег я взял совсем немного: два доллара. Этого мне хватило, чтобы купить хлеба, пару банок дешевых консервов и бутылку воды. До конца октября оставались считанные дни, а мне еще нужно было платить за квартиру. В этом мне помогал мой талант в вокале и игре на гитаре. Время от времени я заглядывал в ближайшие пабы и напевал то, что успевал сочинить. В этом у меня был неимоверный талант. Но люди реагировали по — разному. Некоторые с восхищением слушали мой спокойный, иногда хрипловатый голос, начиная мечтать о чем-то своем. Довольствоваться хоть каким-то приятным вещам в жизни, отвлекаясь на музыку и даже ожидая свой объект для того, чтобы помечтать. Это я видел в их глазах. Обычно от таких людей ожидалось достаточно денег, чтобы прожить день и какую-то часть даже отложить. Этих людей я принимал за друзей, несмотря на то, что даже не знал их имен. Некоторые были безразличны к «розововолосому чудилы, который пытается что-то там вякать, и таким образом позорится, выпрашивая денег и прикрываясь музыкой, когда у остального народа точно так же с кошельком». Такие люди могут выкрикивать различные оскорбления, даже могут закинуть в тебя, чем-то вроде помидора или другим предметом. Откровенно посылать всеми матерными словами и умолять, чтобы я заткнулся. Даже будучи, когда-то приличными и нормальными, люди быстро теряют все манеры поведения, считая, что здесь они просто не нужны. Я терпеливо игнорировал это и пытался держать лицо и не смотреть на таких людей, думать только о том, что пою. При этом быть благодарным. Но при тех, кого я знал в лицо — своих врагов, которые могли спокойно лишить меня не только единственной гитары, но и языка, я предпочитал замолкать. Точно так же, как и остальной народ, удивленным взглядом, пытаясь понять, почему это я так неожиданно заткнулся, даже не закончив песню, и проследив за моим взглядом, тут же сникают и становятся тише. Те, кто пел, переставали петь, те, кто мечтал, переставали мечтать, попадая в суровую реальность, те, кто смеялся, переставали смеяться. Эти люди — местные бандиты Детройта. Это люди, которым можно делать все. Итак, мне удалось добраться до места без приключений. Унылый магазинчик с картонными «стеклами», на некоторое время скрыл меня от дождя. Однако, когда я вышел на улицу, заметил, что он разошелся сильнее. Я немного постоял под дырявой крышей маркета, застегивая молнию своей кожаной куртки, и пытаясь как можно надежнее укутаться в тонкую ткань. Но куртка была слишком короткой и не покрывала даже половины моей спины. Под ней была только футболка, и я непроизвольно поежился от холода. Удивительно, как быстро на полураздробленном асфальте, появились лужи. Я рассчитывал на то, чтобы быть уже дома до того, как дождь разойдется, маркет находился в пяти минутах ходьбы от дома, но, по всей видимости, моим ногам суждено было промокнуть в ту же минуту, как я ступлю на мокрую поверхность асфальта. Зонт я, разумеется, не взял. Щурясь от холодного ветра, который неожиданно сильно подул в мою сторону, я двинулся прочь от магазинчика, параллельно оглядываясь по сторонам в поисках возможного препятствия в виде машин. С наступлением темноты, Детройт превращался в черную дыру. Фонарей не было практически нигде. Я сложил руки на груди, пытаясь хоть как-то себя согреть, и банки консервов не громко звенели в пакете, постоянно ударяясь о мои колени. Я едва успел завернуть за угол дома, уже отойдя от маркета метров на двадцать, как вдруг почувствовал тяжелый груз на моем плече. Повернуться так и не успел, потому что меня уже развернули, и я столкнулся с черной физиономией, чуть ли не клюнув в нее носом. Мои ноги непроизвольно сделали шаг назад, но тяжелая рука на моем плече не дала сделать больше. — Кто это тут у нас? — черномазый нахмурил брови и посмотрел на меня с нескрываемым отвращением. Его одежда была слишком выделяющейся на общем фоне. И это меня напугало еще больше. Белоснежный спортивный костюм со светящимися полосками по двум сторонам груди на кофте, и по бокам, на штанах. Это могло значить только одно — с таким лучше не связываться. Его одежда так и кричала о том, чтобы к нему подошли и поравнялись силами. У меня не было никакого желания это делать, к тому же его габариты явно были больше раз в пять моих. Но кто меня спрашивает? Ты вышел на улицу, не важно, куда и зачем, ты просто самопроизвольно нарвался на неприятности. Лицо черномазого было страшным, как у тролля. По крайней мере, мне так сейчас казалось. Обросшее лицо, большая бородавка с правой стороны у самого носа, синяки, шишки и ссадины на лице и шее дополняли общий зловещий вид. Если память мне не изменяла, то я никогда раньше не видел его в этих местах. Не то чтобы у меня был какой-либо интерес рассматривать наркоманские рожи, но делать это приходилось для собственной безопасности. Я смотрел в их лица и пытался запомнить каждого, чтобы на будущее знать, как себя вести в следующий раз, а именно — спокойно пройти мимо, что бывало крайне редко или бежать, сломя голову прочь от возможной вероятности остаться со сломанной рукой, ногой, шеей или проткнутым ножом. Сейчас же, я не знал, чего ожидать от нового знакомого, и что памятного он мне оставит от встречи с ним, если вообще решит оставить меня в живых. Мое гулко стучащее сердце, екнув, кажется, опустилось куда — то в желудок. Новый знакомый продолжал меня разглядывать с нахмуренным и презрительным видом, будто бы нарочно издеваясь надо мной томительным ожиданием и бездействием. От этого пронзительного взгляда, у меня буквально отказывали ноги от страха, и, не смотря на холод, я почувствовал, как лоб покрывается неприятно — липкими бусинками пота. Наконец лицо мордоворота меняется и на нем появляется язвительная улыбка, будто бы тот понимает, кто же тут ему попался. Он берет меня за воротник куртки и вплотную приструнивает к себе так, что я слышу его сердцебиение, в отличии от моего — спокойное и ровное. — Ты гребаный педик — шепчет мне в ухо черномазый, и я тут же почувствовал мерзкий смрад из его рта. Я старался не встречаться с ним взглядом и одновременно не отворачиваться, так как глубокий опыт подсказывал мне, что это признак плохого тона и неуважения. А сейчас мне только и не хватало, что бы он так подумал. Я не знал, что ответить на такое заявление и, честно говоря, не собирался отвечать. Знал лишь то, что лучше молчать. Как можно больше молчать, и процентов на шестьдесят- шестьдесят пять, ты останешься более — менее в порядке. Поэтому я не собирался доказывать, что с моей ориентацией все в порядке, а розовый цвет моих волос не доказательство обратного. На самом деле, я считал, что розовый цвет самый что ни наесть мужественный. Дальнейшие действия этого здоровяка ужаснули меня еще больше. Сердце, которое, казалось, билось в желудке, перекантовало куда-то в яйца. Он по — прежнему держал меня одной рукой за плечо. Другая рука черномазого скользнула в карман штанов, и через секунду в ней блеснуло острое лезвие небольшого ножа. Оно тут же заняло место у моей сонной артерии, безжалостно зажав ее. Верзила развернул меня спиной к себе и с ужасающей силой сжал мое горло, чуть ли ни всей своей рукой. Жуткая дрожь пронзила все мое тело с головы до ног. Ужасающий страх за свою жалкую жизнь одолел меня до такой степени, что хотелось заорать от отчаянья и обиды. В этот момент я пожалел о том, что высунул нос на улицу в такое время и пообещал себе, если выкручусь из этой передряги живым, больше никогда не поступлю так, даже если буду ходить по квартире полумертвым от голода. Ужас овладел мной до такой степени, что казалось, он не только скрутил меня своей смертельной хваткой, но и проник куда-то в меня. Мне не доводилось еще чувствовать себя настолько близко к концу. От такой сильной хватки я начал задыхаться и хрипеть. Языка я не чувствовал, но все же сумел произнести одно единственное слово: — П — пожалуйста… Не знаю, почему, но это подействовало на громилу, и он чуть ослабил хватку. — Что? — проскулил верзила, — Повтори, что сказал. От слишком высокого роста, ему пришлось наклониться ко мне. Он подставил свое ухо прямо к моему рту. Повторить я так и не сумел, ибо уже не мог говорить, поэтому только хрипел ему в ухо. Я открывал и закрывал рот, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. Черномазый отстранил свою голову от моего лица и снова ослабил хватку, что дало мне заглотнуть немного воздуха в легкие. Но неожиданно лезвие ножа резко отскочило от моей шеи. Черномазый крутанул меня и в следующий момент, освободившись от его хватки, я снова оказался лицом к нему. Я едва не упал от таких резких движений, но черномазый все же не отпустил меня полностью, снова схватившись за мое плечо, таким образом, не дав мне упасть. Я тут же принялся тереть себе глотку, чтобы ускорить процесс поступления воздуха в легкие, кашляя при этом. Затем меня отвлек неприятный задыхающийся астматический смех и, посмотрев на верзилу, увидел, что тот ржет от души. Вероятно, надо мной. — Ну… ты… и даешь… вы посмотрите… на него… реветь вздумал… пидорас — задыхаясь орал черномазый. Я научился быстро оценивать обстановку и никогда не терял время зря в подобных ситуациях. Я тут же понял, что принятие какого — т о решения в этой новой ситуации, мне просто необходимо. В моей голове тут же зашевелилась мысль: «Смогу ли я дать ему сейчас отпор? » А если говорить точнее — сделать ноги. По всему, должно выходить «да», так как верзила был один, но полной уверенности у меня все же не было. Однако черномазый так сильно задавался смехом, что аж, реально захлебывался. Его внимание на меня стало минимальным. Не это ли чудесным способом решит мою проблему? Я сделал резкий рывок, вниз. Эти действия превзошли все мои ожидания. Я, наконец, полностью освободился от рук этого тролля. Мои движения были настолько быстрыми, что я сам удивился своей ловкости, учитывая то, что минуту назад, стоял буквально онемевший. Рука верзилы, лежащая на моем плече секунду назад, в следующую повисла в воздухе, и тот тут же замер, поняв, что произошло. Я не стал выяснять его дальнейшую реакцию, а понесся сломя голову прочь. Я не слышал ни приближающегося шума подошв, ни криков в ответ. Слышал только все тот же захлебывающийся смех. Я заставил себя повернуть голову назад к громиле и увидел, что тот, по всей видимости, и вовсе не собирался за мной мчаться. Он стоял все на том же месте и продолжал ржать надо мной. Это меня вполне устроило и еще через несколько мгновений, я услышал еще одно оскорбление в свой адрес: — Слишком круто я решил развернуть с тобой, пидор! В следующий раз, я просто оттрахаю твой зад первым, что попадется мне под ру… Отбежав от черномазого на приличное расстояние, так, чтобы он меня больше не видел, я остановился на одного из домов и, прислонившись о холодную кирпичную стену, принялся тяжело дышать. Вероятно, Детройт позаботился обо мне хотя бы в том, что я мог преодолевать приличные расстояния без особых усилий. Не то чтобы я находился в хорошей форме, как раз наоборот, был слишком худым, но мой вес помогал долго не уставать, и это меня часто спасало. Мне не оставалось ничего другого, как спасаться бегством или хитрить, так как мускулатуры в моих мышцах не прощупывалось, а упражняться и терять энергию то и дело, выматывая себя, я не считал логичным с моим образом жизни. Но это хорошо срабатывало только при том, что во мне накапливалось достаточно много энергии благодаря пищи, которой, к сожалению, в моем холодильнике было катастрофически мало. Именно поэтому сейчас я еле отдышался. Сердце барабанило сбивчивым ритмом, но, по крайней мере, оно вернулось на свое прежнее место. Я закрыл глаза и ждал, пока дыхание немного выровняется, а тяжесть в голове отступит тупой болью в затылок. И боль начала стремительно отступать, и вскоре я смог облегченно, с некоторым опасением, выдохнуть и осторожно оглядеться. Вокруг стало еще темнее, но все же я сумел рассмотреть удручающий вид окрестностей и с облегчением вздохнул снова, не заметив еще какой-либо опасности. Только издалека я услышал звон бьющихся бутылок и чей-то бешенный хохот. Решив, что на сегодня с меня приключений достаточно, я двинулся в сторону своего дома. Только когда я наконец добрался до своего четвертого этажа, заперев все две имеющиеся двери на все десять замков и, кинув ключи на полку, почувствовал, как по телу разливается истома окончательного облегчения. Дом, в котором я жил, на вид с улицы не отличался от остальных домов. Все те же старые, крошащиеся кирпичи и худые крыши. Однако внутри, квартира выглядела совсем иначе. Еще в более благоприятные времена, которые мне предоставила судьба, я старался обставить квартиру, как можно надежнее. Я покупал буквально все, что казалось, мне когда-либо пригодится, ибо прекрасно понимал, что в лучшую сторону ничего не изменится, и со временем станет только хуже. Моим самым любимым хобби была музыка. Потом, это хобби превратилось в мечту. Я даже не пожалел денег и накопил себе на хорошую гитару и был счастлив, когда наконец обзавелся ей, с тех пор не расставаясь. Я самостоятельно выучил все аккорды, а к сочинительству песен и музыки у меня просто лежала душа. Всю свою жизнь посвятил только музыке, закрываясь от этого жестокого мира и выживая лишь только для нее. После смерти родителей, я жил один, не имея друзей, и время от времени обзаводился подругами, которые надолго никогда не задерживались. Одновременно, мечтал о многом и ни о чем. Мечтал показать людям, кто они есть своим творчеством. Хотел, чтобы люди проходили через трудности с моей музыкой, искали правильные пути с моей музыкой, радовались и грустили с ней… Сейчас же, я научился никогда ничем себя не обнадеживать. Просто стараться жить настолько хорошо, насколько это было возможным. В конце концов, людям в аду тоже нужна холодная вода, но они ее не получают. Мне вдруг стало приятно от мысли, что этот день, наконец, заканчивается и мои мучения соответственно тоже подходят к концу. Хотя бы на сегодня. Неожиданно дурацкое поведение нового знакомого, возможно, спасло мне жизнь. Или дело все — таки в судьбе, а не в исполнителях? Как бы то ни было, я не был сейчас склонен рассуждать на этот счет, теперь запомню и этого, так называемого, человека и буду держаться от него подальше. Честно говоря, его словам, я, почему-то поверил, без всякого сомнения. Но сейчас хотелось забыть о нем и вообще обо всем на свете. А почему бы и нет? По — моему, я вполне заслужил спокойного окончания дня. Поэтому решил принять душ. Немного отвлечься от мрачной реальности и «глотнуть» чего-нибудь завораживающего и вечного, как мои мечты. Эта идея показалось мне самой заманчивой, желанной и действительно необходимой, после пережитых событий. Через минуту я уже оказался в желанном мне месте. Ванная была совсем небольшой, но чистой и уютной. Стены ее были обложены темно синими плитами. На стене, рядом с полкой для различных баллончиков и прочих банных вещичек, висело огромное зеркало. Раздевшись, я мельком глянул на себя в него, но непроизвольно замер, заметив неладное. Синяки и царапины на моем теле были настолько привычны, что казалось, они стали частью меня. Однако свежую, кровоточащую рану на шее, я не мог проигнорировать. Черномазый все же оставил на мне и свой след. Я внимательно изучил новую рану, но к счастью, она была не глубокая. Кровь уже не текла. Боль почувствовал только тогда, когда на мое тело пролились теплые и безумно приятные струйки воды. И боль была не только в шее. Этот черномазый наркоман, как только не крутил меня в своих грязных руках, и только теперь я чувствовал острые вспышки боли в мышцах по всему телу. Но я привык игнорировать и их. Сейчас, я наслаждался этими минутами, чувствуя, как сердце бьется все учащенее, а нарастающее ощущение покоя и законченности, кажется, опьяняло и заставляло чувствовать себя как-то странно и легко. Закончив с душем, я переоделся в чистую одежду и заклеил пластырем рану на шее. Мой вид сразу посвежел, но лицо все равно выглядело болезненно. Я вздохнул, глядя на свое отражение в зеркале, и вдруг почувствовал, как что-то покалывает в сердце и в груди слева становится горячо. Такое происходило со мной исключительно, когда я по поводу чего-то сильно переживал, и, сейчас видимо был именно такой момент. Я не мог с уверенностью сказать, что же так меня беспокоило, но склонялся к версии, что это была моя жизнь в постоянном страхе за нее. Наконец поужинав тем, что купил в маркете, я прошел из кухни в свою спальню, решив не заглядывать в другую комнату, где располагалась моя мини — студия. В ней находился только компьютер, микрофон, гитара и несколько устройств для записи песен. Сегодня решил больше не появляться в ней, потому что был слишком уставшим и изможденным. Пробираясь между своих многочисленных вещей, захламляющих всю мою спальню, я завалился на кровать, не удосуживавшись включить свет, и громко простонал, наблюдая взглядом, как некоторые из вещей валяться на пол небрежной кучей. Иногда приходилось тратить слишком много времени для того, чтобы что-то найти в этих завалах, но все же не было такого, чтобы что-то пропадало или не находилось. В конце концов, у меня не было денег для того, чтобы переехать куда-то в другое место, а в Детройте можно спокойно купить квартиру меньше чем за пятьсот долларов, что я и сделал после смерти родителей, у которых сохранились кое-какие сбережения для меня. Старая квартира выглядела уже слишком неприлично. Я лежал, растянувшись на всю кровать с закрытыми глазами и мысленно пожелав себе бесконечной ночи, уже начал проваливаться в сон. Уже в полудреме, вдруг подумал о том, что лучше бы было, чтобы утро все же наступило, потому что ночью всегда страшнее и опаснее. А какие-то странные личности, подобные тому, кто остановил меня сегодня по дороге домой — неизменные спутники подобных мест, как Детройт, особенно в пустующих его частях. Потом мысли стали еще более расплывчатыми и бредовыми. Я успел подумать о том, что почти все мои вечера и ночи проходили именно вот так. В полном одиночестве со своими мыслями. Впрочем, кто бы говорил об одиночестве. В ту же секунду, словно гром среди ясного неба, что-то пронзительно громко зазвенело у меня в ушах, и я не сразу понял, что это звонит мой телефон. Приподняв голову, которая лежала вовсе не на подушке, а где-то рядом с ней, я потянулся за телефоном. Мои глаза уже успели привыкнуть к темноте и поэтому дисплей телефона показался мне слишком ярким. Прищурив глаза, я попытался прочитать имя того, кто мне звонил. Впрочем, без надобности. В этой жизни, на данный момент мне мог позвонить только один человек. Поэтому, я оставил попытку рассмотреть имя и, приняв вызов, подложил трубку к уху. — Синти? — спросил я в трубку и тут же услышал голос в ответ. — Брет… привет. Синтия — моя подруга, с которой познакомился месяца три назад в одном из пабов, куда однажды вечером наведался все с той же известной целью — заработать немного денег. Она догнала меня, когда я уже собирался уходить домой, и попросила задержаться ненадолго, «если я, конечно, не возражаю», и познакомится, поболтать. Я не возражал. Мне была приятна любая компания, с кем бы мог подружиться и пообщаться, так как общения мне как раз сильно не хватало в своей жизни. Мы быстро нашли общий язык, разговаривая про музыку. Я чувствовал, что ей было по — настоящему интересно слушать меня. Про музыку, песни я мог рассказывать часами. Потом она заявила, что я показался ей очень обаятельным, и дала свой телефон, на случай, если захочу продолжить знакомство. Я, разумеется, хотел. Наши отношения быстро перешли в нечто большее, чем просто «дружба». Иногда она оставалась у меня на ночь, иногда я у нее. Она тоже жила одна, и я прекрасно понимал, что она точно такой же человек, который нуждается в общении и понимании. Потому что был точно в такой же ситуации. — Привет — ответил я. — Я не могу уснуть, — устало пробормотала она. — А ты? Я тебя не разбудила? Ведь сейчас достаточно поздно… — Нет, что ты, я не спал, — соврал я. Мне с трудом удалось поднять свое тело с кровати, которое, казалось, неожиданно прибавило в весе. Я сел в кровати и потер лоб. Синтия молчала. Я тоже немного помолчал, и, не дождавшись ее голоса, произнес: — Ты в порядке? Я услышал, что Синти шмыгнула носом, и тут же понял, что она плачет. Однако ее голос, когда она вновь заговорила, был достаточно ровным. — Да, все нормально, просто… — девушка немного запнулась и продолжила, — Я вдруг подумала о том, что сожалею, что ты сейчас не со мной. На этот раз пришла моя очередь молчать в трубку. Мой взгляд упал на балкон. Двери его были распахнуты настежь, и ветер разбрасывал в разные стороны бело — прозрачные занавески. Я не подумал о том, что его следовало бы закрыть, потому что почти наступила ночь, а оставлять открытым балкон опасно даже средь белого дня. Вместо этого, я поднялся с кровати и медленно подошел к балкону, осторожно всматриваясь во тьму, удерживая занавески. Улицу освящала одна лишь луна. Круглая, желтая и невероятно яркая. Однако, я не мог увидеть того, что творилось за пределами моей видимости. Неподалеку от жилых домов стояло здание: самое приметное в темноте, если смотреть с моего балкона. Внешне оно сохранилось неплохо, но я знал, что внутри оно все сгнило. Еще знал, что за ним стояли дома поменьше, но они тоже ничем не отличались от первого. Я был уверен в этом, потому что так было по всему городу, который я знал слишком хорошо. Остались одни оболочки. И они до сих пор создают иллюзию правильности, уместности и целостности. Жуткое зрелище. Какое-то время кроме шума ветра до меня больше не доносилось ни единого звука. Этот знакомый гуляющий ветер, несущий запах сырости и, наверное, брошенности вперемешку с ароматом надежды… Это длилось совсем недолго. Где — то впереди раздался выстрел, а потом еще один, неожиданно оборвавшийся, и возможно именно поэтому прозвучавший очень зловеще. Это заставило меня резко вздрогнуть и быстро прийти в себя, откинуть ненужные сейчас мысли. Я подумал о том, что возможно тоже хотел бы видеть сейчас Синти, но только для того, чтобы успокоится и успокоить ее. Уснуть с ней в одной кровати, постараться избавится от впечатлений сегодняшнего дня и просто ощутить рядом с собой человека, который нуждается в тебе. Я не знал, какие мысли были у Синти, но мой ответ, в любом случае никак не повлияет на ее желания. Он прозвучал глухо и одновременно весомо. — Ты же знаешь, я не могу сейчас этого сделать… — я по — прежнему держался за одну из занавесок и, произнося эти слова, смотрел куда-то… в никуда. Складывалось впечатление, что слова были сказаны не девушке, а самому себе. — Знаю, — ответила Синтия и повторила — Знаю… Если у Синтии и было что еще сказать на этот счет, то она от этого воздержалась. Честно говоря, у меня тоже исчерпалась словоохотливость. Я слишком устал и хотел спать. — Надеюсь с тобой все в порядке, Брет, — снова заговорила девушка. — Мы можем увидеться еще… как-нибудь. — Конечно! — как можно позитивнее ответил я. Иначе не мог. После того, как наши отношения перешли за грань «дружбы», я заметил, что Синтия стала более меланхоличной. Я не исключал версии, что возможно, она начинает в меня влюбляться, если еще не влюбилась. И это тяжело, потому что этот город — не город любви, и жизнь здесь может оборваться в любую минуту. А если ты одиночка, тебе лучше оставаться им до конца, чтобы в случае чего, не иметь возможности потерять самого любимого человека. Жестоко, зато так легче жить. Это знала, вероятно, и она. Наверное, мы оба старались внушить себе в мозг, что наши отношения — это только секс, но верно также оба знали, что это не так. У меня тоже были к ней чувства. — Хорошо. Тогда мне пора, — ответила девушка. — Постараюсь уснуть. Я ведь позвонила, чтобы узнать, все ли в порядке. — Будь уверена, все хорошо, — заверил я ее и снова соврал. Наверное, она это тоже знала. — Пока, Брет. — Синтия повесила трубку, не дожидаясь моего ответа. — До встречи… — машинально ответил я и сунул телефон в карман. Меня посетила мысль, что завтра мне просто необходимо встретиться с ней. Честно говоря, меня немного насторожило ее настроение. Я точно знал, что она плакала, и мне бы хотелось выяснить, почему. И не важно, какая погода будет завтра. Я должен ее увидеть… Дождь, кажется, усилился и, я больше не намеривался оставаться на балконе и мокнуть. Хотя основная причина была другой. Слишком опасно. Хотел было уже сделать шаг в сторону комнаты, но что-то заставило меня остановиться. Сначала, я это почувствовал, нежели увидел. Что-то на земле. Какое-то движение. Разумеется, это могла быть просто листва, которую разбрасывал в разные стороны ветер. Большинство людей так бы и подумало. Большинство, но не я. Поэтому я развернулся спиной к двери балкона и, оперившись на баллон ладонями, посмотрел вниз. Толком разглядеть мне ничего не удавалось, потому что было очень темно, и толстый ковер из листьев скрывал возможный привлекший мое внимание предмет… или существо. Я не знаю, почему я до сих пор остался на балконе и так яро пытался увидеть, сам не представляя, что. Возможно потому, что звук, издаваемый под моим балконом, не могло издавать ни одно живое существо, которого я когда-либо знал: чавкающий, невероятно слизкий и… утробный. Будто у какого-то невероятно гигантского человека урчало в животе от голода. Только этот звук был еще более мерзким и громким. Мое, уже давно больное воображение, начало было строить какие-то невероятные картины, ассоциирующиеся с этим звуком, но кое — что заставило на время забыть даже об этом. Сначала мне показалось, что жидкость, стекшая мне на плечо, всего лишь ручеек, создавшийся дождем и порывом ветра «упавшим» на меня с верхнего балкона, и не придал этому значения. Но для ручейка воды, жидкость чувствовалась слишком тяжелой и… вязкой. Эта мысль тут же заставила меня выпрямиться и взглянуть на свою футболку. Нижняя часть моей челюсти непроизвольно начала медленно опускаться от удивления. Брови нахмурились. По футболке стекали вовсе не струйки воды. Это было какое-то черное месиво, на вид напоминающее нефть только на много гуще и вроде… чернее. Мгновение я размышлял, стоит ли трогать эту гадость руками, так как не знал, что это такое и можно ли ее трогать вообще. Но черная жижа постепенно начала пропитывать футболку и оседать на кожу. Ощущения были отвратительными. Она была теплой, почти горячей и очень липкой. Мои мозги перестали отвечать за действия в тот момент, когда еще одна порция мерзкой жидкости плюхнулась все на то же место. На этот раз ее было еще больше. Я резко вздернул руку и принялся быстро стряхивать непонятное месиво с себя. Только лучше от этого не стало: Ладонь на правой руке стала полностью черной и жидкость будто бы распространялась дальше по кисти. Часть футболки, которая несколько секунд назад была бледно розовой, превратилась в черную с блестящими отливами. Я бесполезно пытался избавится от пугающей жижи. Но мгновение спустя, решил пока оставить все как есть, иначе сделаю хуже. Наконец, обратил внимание на верхний балкон, с которого на меня и шмякнулась эта гадость, к счастью ничем не пахнувшая. Я осторожно изогнулся и поднял голову вверх, рассматривая угол балкона, и, при этом отойдя как можно дальше от того места, откуда стекла жидкость. Однако к моему огромному удивлению, весь низ балкона был в этой черной слизи. И я едва смог увернуться от еще одной тяжелой капли, которая в итоге оказалась на полу моего балкона. Я никак не мог сообразить, что же это за вещество, и как оно оказалось на балконе моего соседа, которого я, честно говоря, и не знал толком. Но выяснять сейчас я это не собирался. Я решил убраться в квартиру как можно быстрее, однако душераздирающий вопль под моим балконом заставил замереть на месте. В следующий момент я услышал, как шуршит листва. Только это был не ветер. Казалось, какое-то физическое тело отбросило ее в разные стороны. И судя по звукам, тело это было довольно внушительных размеров. Я не успел подойти к концу балкона, и склониться вниз, чтобы выяснить, что же твориться под ним. Что-то невероятно большое пронеслось у меня над головой, чудом не задев меня, и быстро скрылось где-то выше, при этом снова издав этот мерзкий вопль, не подражающий ни одному живому существу на планете. Я не смог удержать равновесие и в следующую секунду рухнул на пол, сильно ударившись спиной. Но в это мгновение, не чувствовал боли. Мое сознание отказывалось воспринимать происходящее. Что твою мать, только что так заорало над моей головой и стремительно взметнуло вверх? Птица? Но разве может какая-либо птица издавать такие душераздирающие вопли? Скорость была настолько стремительной, что я не сумел разглядеть существо, к тому же в темноте. Но я знал, что оно было гигантским и темным… и с чем-то переливающимся… как та слизь… Я сидел на своем балконе, не в силах ни подняться, не прийти в себя, тяжело дыша. В первую очередь- от увиденного, во — вторую- от боли в спине. И тут снова эти сгустки черной гадости, которые теперь стекали на мои бедра. Мне показалось, что медленно начинаю сходить с ума. Что всего этого нет на самом деле, и я просто слетел с катушек. Мысленно, издал слабый стон, от безысходности и потери всякого контроля над ситуацией. О каком контроле вообще может идти речь? В одно мгновение я буквально сошел с ума и хотел лишь одного: проснуться и понять, что это всего лишь кошмарный сон. Я закрыл свою голову руками и согнул колени. Если бы меня в этот момент кто-то увидел, вероятно, принял бы за психа. Мне было уже все равно на свои руки, которые заляпали черной вязкой жидкостью мое лицо и волосы, было все равно на то, что я заорал на всю улицу, не зная толком от чего: от страха, от ненависти к себе и к своей жизни? .. Все равно, что меня кто-то услышит. В голове по — прежнему звучал вопль существа, пронесшегося перед моим носом. Я вздрогнул от неожиданного громкого звука и вибрации в ушах. Мои глаза медленно разомкнулись. Руки начали отпускать голову, но все еще боялся, что может произойти со мной в следующий момент. Я не решался встать, но ничего не происходило. А звук продолжал резать уши. Только несколько секунд спустя до меня дошло, что это играет музыка. А точнее громыхает. Сначала было сложно понять, откуда именно она доносится. Оглянувшись по сторонам, все еще не до конца опустив руки, я медленно начал подниматься. Боль в спине ударила с невероятной силой, и у меня перехватило дыхание. «Не хило я грохнулся, однако», — пронеслось у меня в голове. Придя в себя, тут же взглянул на свои руки. Те были абсолютно чистыми, так же, как и джинсы с футболкой. На балконе тоже не осталось ни следа от противной черной жидкости. Казалось, и на пол моего балкона ничего не капало. Все неожиданно приобрело свое — обычное явление. Тогда как же объяснить все то, что происходило со мной еще минуту назад? Этот леденящий душу вопль непонятного существа, которого теперь тоже не слышно и не видно, эту черную жижу на балконе, на мне? .. Сон? Как я мог уснуть стоя на балконе, разговаривая с Синтией? Я все отчетливо помню… Такое просто невозможно… Размышляя над этим, быстро нашел источник громкой музыки. Это был дом напротив. Единственное окно с включенным светом внутри и распахнутыми занавесками. Я непроизвольно уставился в окно, из которого доносилась неприлично громкая музыка. Оконные стекла буквально дрожали, вибрировали в унисон басам. Я увидел силуэты мужчины и женщины. Оба сильно размахивали руками. Наверняка ссорились и, не желая, чтобы соседи слышали их разговор, или по какой-то другой причине, врубили музыку. Однако, это музыка привела меня в себя. И мне было не интересно наблюдать за этой парочкой. Больше меня беспокоило мое собственное состояние. Что же произошло в эти невероятно длинные секунды моего сумасшествия? Было ли правдой то, что я видел и слышал? И как объяснить моментальное исчезновение всего того, что привело меня в панику и психическую неуравновешенность? Сейчас я был в смятении и какой-то подавленности. Я был рад, что весь этот ужас так неожиданно для меня закончился и не свел меня с ума окончательно, но и одновременно мне было страшно. Страшно за то, что это со мной вообще произошло. Что довело до такой паники, что хотелось, рухнуть в небытие. Хотелось умереть, лишь бы не слышать этого вопля и не видеть непонятное существо, в скользкой вязкой дряни, которую он оставил после себя и заставил побыть частью этого всего. А мысль, о каком-то не хорошем предчувствии, заставляла кожу покрываться мурашками. В голове стучала одна единственная мысль: «Плохо, все очень — очень плохо…»