Тяжёлый случай

- Вы на удивление молчаливы, - заметил Сантьяга, приоткрыв один глаз. Ортега очнулся от задумчивости и перевёл взгляд со своего бокала на лицо комиссара. Сантьяга был расслаблен, но не настолько, чтобы совсем забыть о собеседнике. Иногда, засидевшись в Цитадели допоздна, они не ехали по домам, а проводили эти несколько часов до утра за неспешной беседой. - Пытаюсь найти достойный ответ на дружеский выпад. - Надеюсь, для себя, а не для собеседника? - Да. Конечно, для себя, - Ортега откинулся в кресле. – Не бегать же теперь за Богой, чтобы доказать, что он был неправ. - Даже если он был неправ… - …это бессмысленно, - согласился помощник, - однако его замечание меня разозлило. - Поделитесь? - Пожалуй. Позавчера, когда я заглянул к «ласвегасам», Бога с Тамиром рассуждали о любви. Сантьяга чуть улыбнулся. - Точнее, о любовных признаниях. Они сошлись на том, что если чувство настоящее, то его не удержать внутри. Я возразил, что бывают ситуации, когда говорить о любви неуместно. Комиссар удивлённо поднял брови. - На что Бога и ответил, что грош цена такой любви. - И был абсолютно прав. - Я так не думаю, - нахмурился Ортега. - Тогда приведите хотя бы один пример, когда замалчивание искреннего чувства пошло этому самому чувству на пользу, - Сантьяга наполнил свой бокал. - Такой пример привести невозможно. - Именно. - Но лишь потому, что об этой любви никто не узнал, - возразил Ортега. – Как можно обесценивать чувство, о котором ничего неизвестно? - Включая сам факт его существования. - Комиссар! – глаза помощника сверкнули в полумраке. - Признайтесь, Ортега, что вас просто задело за живое, потому что был кто-то, кому вы не признались в любви, о чём до сих пор сожалеете. - Я не мог, - он отвернулся. - Вы не захотели, - Сантьяга покачал головой. – Но я не вправе вас осуждать. Думаю, у любого из нас найдётся такая история. Однако это не повод оправдывать свою нерешительность. - Нерешительность… может быть, - Ортега пожал плечами, по-прежнему глядя в сторону. – Я много раз признавался в любви, и у меня случались романы, которые всё переворачивали с ног на голову, - мне есть, с чем сравнивать. Та моя влюблённость была ничуть не хуже. - Не сочтите за праздное любопытство, - заметил комиссар, перекатывал в бокале коньяк, - но если уж мы всё равно заговорили о столь интимных вещах… Когда я пытаюсь представить, что могло остановить вас, воображение мне отказывает. Ортега тяжело вздохнул, однако молчать не стал: - Я был юн. - Первое чувство? - Нет, я уже говорил слова любви и не пугался своих наклонностей. - Вы влюбились в наставника, - догадался Сантьяга. - Не совсем, но эта история связана с годами моего обучения. Вы уверены, что хотите знать? - Уже поздно задавать этот вопрос, - комиссар прикрыл глаза. – Вы знаете мою слабость: я не откажусь. Рассказывайте. - Однажды, - начал Ортега, - когда нас в очередной раз отправили на тренировочную базу, мы пересеклись там с арнатом, который готовили к спецзаданию. Тогда наставник договорился, чтобы нам, ученикам, разрешили посмотреть несколько поединков. И среди гарок был один… - он замолчал, пытаясь найти слова, но очень скоро сдался и развёл руками: - Как об этом рассказать? Он только показался из тени, ещё не начал бой, а я уже пропал. Никого другого не видел - смотрел только на него. Хотел только его. Ортега замолчал. - Что было дальше? - Ничего. - Вы его больше не видели? - Видел, конечно, но сказать о своих чувствах не посмел. - Даже когда закончили обучение? – удивился Сантьяга. – Помнится, вы уже тогда не были скромником. - Дело не в скромности, - Ортега покачал головой. – Не в ней. Вы были правы, когда сказали, что я не захотел признаться. Столько между нами лежало: его опыт, его слава, то уважение, с которым о нём говорили другие гарки, его положение в семье, в конце концов. Каждый в каком-то смысле его любил. Сантьяга ничего не ответил. - А потом… я так привык к этому чувству, что перестал замечать. Вот и весь рассказ, комиссар. - Вы поступили глупо, Ортега, - он покачал головой. - Тогда? Или сейчас? - У меня есть похожая история, - сделав вид, что не услышал вопроса, Сантьяга откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза: - Однажды, давным-давно уже, я по делам оказался на одной тренировочной базе, когда испытания проходили ученики. До выпуска им оставалось ещё немало, и наставник, как это часто случается, жаловался, что в годы его обучения навы были послушнее, а деревья – выше и зеленее. Ничего удивительного. Я никуда не торопился, поэтому решил взглянуть на будущих гарок. И вот, Ортега, представьте, построили их в зале – все стоят так, как того требует обычай: вытянулись по струнке, смотрят прямо перед собой, каждый старается выглядеть бесстрастным и готовым хоть сейчас ринуться в смертельный бой, - одним словом, ученики. Ортега усмехнулся. - Я тоже всегда усмехаюсь, но в тот раз не смог, - Сантьяга посмотрел в свой бокал, где на дне ещё оставалось немного коньяка. – Вроде бы, на всех смотрел, а видел только одного. Ничего в нём не было особенного, клянусь вам, а сердце пропустило удар. Смешно. Наставник мне всех потом по именам назвал, перечислил, у кого какие таланты, только про него сказал в сердцах, что убил бы, если бы мог, да только уже видно, что будет лучшим в выпуске. И что вы думаете, Ортега? Так и получилось. Помню, как он волновался на посвящении в гарки. Помню, как его губы повторяли слова клятвы. Помню, как встретились наши взгляды. Я тогда единственный раз пожалел, что он тоже нав. Что между нами встанут все семейные предрассудки… Сантьяга помолчал, прежде чем продолжить: - Так уж получилось, что он стал моим помощником. Я мог выбрать кого-то другого, но не захотел. Он мне нравился – во всех смыслах. Признаюсь вам, поначалу я не сомневался, что однажды увижу в его глазах не просто восхищение, а нечто большее, - комиссар усмехнулся, - однако его страсть раз за разом доставалась другим. Со временем пришлось признать простой факт: я просто не в его вкусе. - Это не так, - выдохнул Ортега. - Как бы то ни было, вас устраивало такое положение вещей. Сантьяга поставил бокал и поднялся. Его лирическое настроение быстро сменялось раздражением, но помощника это не испугало. Он встал рядом с комиссаром и обнял так, как никогда себе не позволял. - Вы не боитесь, Ортега, что время признаний безнадёжно упущено?.. – прозвучало в напряжённой тишине. - Нет. Комиссар много раз видел в его глазах этот блеск. Кто остановит стрелу, если она уже пущена в полёт? И кто откажется вновь почувствовать себя юным и влюблённым? Сантьяга от такой возможности не отказывался никогда. Ещё мгновение он был спокоен и холоден, но потом вспыхнул огонь - и осталось только одно желание: стиснуть Ортегу в объятиях, чтобы уже не отпускать. … Шало улыбаясь, Ортега ловил ладони, скользящие по плечам, целовал их, прикусывал костяшки пальцев. Глаза сами закрывались от удовольствия, но Сантьяга противился, не хотел упускать ни секунды этой близости. И хотя он любил сам направлять любовников, доводя их до исступления, сейчас было наоборот. - Ортега... Всё изменилось в темноте, которую они делили на двоих. Поворот головы, линии скул, носа, бровей, влажные от пота виски… Лицо Ортеги было так близко. Сантьяге казалось, что он видит его в первый раз и в первый раз соприкасается со страстью, обычно скрытой под маской спокойствия. - Сантьяга… В который раз за утро они теряли счёт времени. Плотно сдвинутые шторы не пропускали свет. Сантьяга насаживался на член, уже не сдерживая стонов, чем только сильнее распалял Ортегу. Его собственное возбуждение было велико - любое случайное прикосновение могло стать последним. Так и случилось, когда Ортега в очередной раз вошёл на всю длину и крепко сжал Сантьягу в объятиях. Тихий рык одного и довольный возглас другого слились в одно. Где-то что-то звенело, но обоим было не до этого. … - Сантьяга, - шепнул Ортега, коснувшись губами его уха, - восемь. - Утра? – комиссар не спешил открывать глаза. - Пропущенных звонков. Два от Боги, шесть от «ласвегасов». - Что им нужно? - Судя по тому, что уже одиннадцать, их интересует судьба запланированного совещания. - Напиши, что его не будет. Пусть работают в штатном режиме. Ортега заразительно зевнул и, что-то неразборчиво бормоча, набрал сообщение, после чего вернулся в объятия комиссара. - Как думаешь, стоит поставить Боге с Тамиром бутылку коньяка? - Он ещё сомневается, - пробормотал Сантьяга уже сквозь сон. - Но ведь придётся объяснять, что за повод. - Поставь две. И ничего не объясняй.