Оно того стоило

— Но ведь ты же говорил, что разбираешься в картах, — мученически простонал Марко, совсем устав плестись за Жаном. Тот же, пафосно держа карту на уровне своего взгляда, уверенно шагал вперед — глядя больше на измятый кусок бумаги, чем на дорогу. — Конечно, разбираюсь, — пробурчал он и было попытался прибавить шаг, но парень осторожно остановил его за локоть и перевесил голову через плечо. — Ну, во-первых, ты не так ее держишь… Жан молча повернул карту. — Еще на 90 градусов. — Мне так удобнее, — недовольно фыркнул Жан и опустил карту. Марко только тяжело вздохнул и, отойдя немного в сторону, сел на землю. — Жан, — протянул он и, помедлив, продолжил, — мы блуждаем здесь целый день. Мы были на этой поляне раз десять, она мне как родная уже. Мы нашли только две цели из нужных пятнадцати, и может просто ляжем спать? Жан обернулся — Марко снял со спины свой огромный рюкзак и смотрел на Кирштейна очень уставши и измученно. — Сейчас уже бесполезно что-то делать, — продолжил парень, наконец поймав взгляд Жана. — В сумерках мы уже ничего не сможем, а через полчаса совсем темно станет… По Жану было заметно, что он устал не меньше Марко, но при том он был раздражен и заметно нервничал. — Пойдем, — почти требовательно произнес он и немного мягче повторил, — пойдем. Еще чуть-чуть, и я найду еще одну цель. Давай, Марко. Тот только помотал головой: — Я же говорю, это бесполезно сейчас. Жан сдавленно выругался и, сердито произнеся «чертов же придурок», пошагал дальше. Марко откинулся на рюкзак, положив его под голову вместо подушки, и поджав губы, перевел взгляд на небо. Сердце почему-то колотилось как бешенное. А все началось еще две недели назад, когда в специальном лагере с военным уклоном их университета началась вторая смена. Жан всегда считал лагери детской ерундой и непросветной глупостью, и никогда бы туда не поехал, не будь это действо обязательным. Отказавшимся от специальной подготовки, что здесь проходила, грозило отчисление — а Жану было не так уж и просто поступить на свой биотехнологический факультет, чтобы согласиться вылететь с него из-за предстоящего месяца лагеря. После заезда Жан вполне ожидаемо держался от большинства в стороне, и не очень-то хорошо ладил даже со своими соседями по комнате. С Райнером, как оказалось, особо и поболтать не о чем. Конни, наоборот, очень уж любил поговорить — но это все отлично лечилось ударом бейсбольного мяча в затылок. Эрен же редко появлялся в комнате, все время ошиваясь со своими друзьями — и славу господу милосердному, ибо Жан не горел желанием с ним пересекаться. После того, как они подрались в первый же день, Кирштейн готов был поклясться, что это повторится, если они только остались бы в комнате одни дольше, чем на десять минут. Все были странными, все отбивали любое желание с ними контактировать, и Жан ласково называл всех конченными кретинами — но, как говорится, из каждого правила было исключение. Жан тоже нашел себе исключение, проклял себя за это, и все время думал о том, что лучше бы его и не находил. Марко, второкурсник с факультета социологии, был ужасно солнечным, отвратительно приветливым и чертовски милым — это раздражало Жана, как и то, что он сам все время тянулся к этому парню. При том факте, что Жан с ним почти не контактировал, за ним было приятно наблюдать, и сам того не осознавая, Кирштейн очень часто оказывался неподалеку от тех мест, где проводил свободное время Марко. Нет, он не был сталкером. Просто интересно наблюдать. Точно. Почему-то от его улыбки у Жана сразу глупо поднималось настроение, а если оказаться поближе, то можно было разглядеть веснушки, которые… Нет. Точно не сталкер. Абсолютно. Сначала Жан думал, что неплохо было бы с ним подружиться, но проблем было несколько. Во-первых, Марко был душой той компании, которую Жан на дух не переносил. Во-вторых, он просто не знал как к нему подойти: «Эй, Марко, привет, у тебя красивые волосы, а веснушки так вообще, ты классный, не общайся с теми кретинами, давай встречаться». «Давай встречаться» явно было бы лишним, как и, наверное, все, сказанное бы до этого. Поэтому Жан даже не рисковал проверять — в конце концов, смена когда-нибудь закончится, он свалит отсюда, и оставит все эти глупые мысли здесь же в лагере. Но поделать с собой Жан ничего не мог и продолжал вести себя крайне дико для себя самого, от чего его внутренний голос не уставал орать «Ж А Н П Р Е К Р А Щ А Й Ж Е Т Ы У Ж Е». Но этот голос разума всегда одерживал поражение в соревновании с неловкими ситуациями. Например, когда Жан отправился в библиотеку и взял точно такую же книгу, которую Марко таскал с собой. Книга оказалась нечитабельной и скучной, но это стало традицией прочитывать на ночь абзац, тихо ругаться и прятать ее под подушку. Жан опустился настолько низко, что даже спрашивал Конни «типа из вежливости» как он провел день, только потому, что они с Марко были в одной компании. Однажды у них был даже шанс пообщаться вдвоем — когда на тренировке по рукопашному бою их поставили в пару. Жан не знал, что делать, занервничал и решил постараться и впечатлить Марко. Перестарался он так, что поставил тому фингал под глаз — и сам за это себя чуть не убил. Быстро раздобыв для него льда, Кирштейн постарался ретироваться с тренировки как можно быстрее. А Марко еще улыбнулся и сказал, что это был очень впечатляющий удар. Вот же придурок. Но самым неловким стал тот день, когда всех обязали заполнить анкеты для прохождения трехдневного задания в лесу. Студентов должны были распределить по парам в зависимости от результата анкет и их способностей, и вдвоем нужно было выполнить ряд определенных заданий до возвращения в лагерь. Жан сидел в столовой и сверлил анкету взглядом, полным отчаяния, когда услышал от соседнего столика: — … ну, я написал, что ничего не понимаю в картах, но с путешествиями у меня все отлично — мы с отцом ходили несколько раз в походы, так что палатку поставить или костер развести я запросто могу… — Нет, не делай этого, — сказал себе Жан и снова просверлив свою анкету еще более суровым взглядом. И, как всегда, делая все наперекор голосу разума, быстро вписал: «отлично разбираюсь в картах, но серьезные проблемы с выживанием (особенно с кострами и палатками)». Усугубить ситуацию он решил еще и тем, что выскользнул за Марко из столовой, чтобы сдать свою анкету директору Эрвину сразу после него. Подождав около здания три минуты — на это уходит как раз одна сигарета, — Жан вошел внутрь и оставил свою анкету как раз сверху анкеты Марко. Ругать себя он начал тотчас выйдя за порог, так что слегка подрагивающими руками пришлось выкурить еще одну. А топографический кретинизм можно и вылечить за пару дней, почитав какой-нибудь мануал по картам. Если такой вообще существует в природе. Мануал по картам в природе не существовал. Либо и существовал где-то, но точно не в местной библиотеке. А, тем временем, появились результаты распределения — и Жан был им одновременно и рад, и не рад. Радовало то, что в графе напротив «Марко Ботт» гордо значилось «Жан Кирштейн». А еще радовало, что не пришлось драться с гипотетическим каким-то другим членом команды, чтобы если уж не повторное распределение пройти, то хотя бы провести три ближайших дня в изоляторе, а не в походе. И уж точно не пришлось опускаться на самое дно и идти к замдиректору Риваю со словами «Мы тут с Марко хотели быть в одной команде, можете поменять? Только Марко об этом не говорите. Конечно же он в курсе, просто не говорите». Кстати, последний вариант не сработал бы — Микаса проверила в тот же день, но с Эреном ее так и не поставили. Марко еще зачем-то подошел в тот же день, улыбательно улыбаясь этой своей улыбкой, и тепло произнес: — Так значит мы с тобой теперь в одной команде? Это здорово! — Стэй кул, Жан, — сказал Жану внутренний голос. — Ага, лучше не придумаешь, — хмыкнул Жан. — Нет, это не было кул, — печально подытожил внутренний голос. Марко мягко засмеялся и, прежде чем уйти, сказал, что будет с нетерпением ждать их похода. Раньше Жан не знал, что одновременно можно испытывать дикую радость и панику одновременно. Что ж, все когда-то происходит впервые. Утро первого дня уже начиналось странно, что обещало всему приключению быть таким же, если не хуже. Все студенты собрались на площадке перед лесом, в который было специально протоптано несколько тропинок — каждая из них уводила в определенную часть леса и предназначалась для одной команды. Жан послушно торчал около своего двадцать четвертого номера, в то время как Марко, черт его возьми, решил пойти поболтать со своими друзьями и не спешил принимать полную боевую готовность. Кирштейн недовольно пыхтел, возмущался про себя и кидал в их сторону злые взгляды. Видимо, один из злых взглядов не прошел незамеченным, и Марко, обернувшись, радостно помахал ему. Жан закатил глаза и неловко помахал в ответ. Но Марко, тем временем, продолжал махать все более активно, призывая Жана подойти к нему и его компании. — Проклятье, только не это, — пробурчал Жан, нехотя направившись в их сторону. — Вот, мы с Жаном теперь будем в одной команде, и настроены мы крайне решительно! — провозгласил Марко, когда он наконец подошел. — Ага, всем привет, более чем решительно, всем пока, — одним словом произнес Кирштейн и, взяв парня за рукав, быстро пошагал обратно к тропинке. — Эй, ты куда, Жан? У нас же есть еще время! Эй! Ребят, я сейчас вернусь! Ну нет, Жан не очень уж хотел, чтобы ожидание сигнала к началу задания прошло таким образом, поэтому он спокойно произнес: — Ты что, хочешь убить все наши очки за дисциплину? Если мы хотим победить, то нужно спокойно дожидаться около нашего номера! Очки за дисциплину. Что за бред. Такое вообще существует? — Очки за дисциплину? Что за бред? Такое вообще существует? — сразу рассмеялся Марко, вторя мыслям Жана. — Конечно. Так что вали, если хочешь, но это вполне может закончится тем, что Ривай заставит нас драить столовую вместо выполнения задания. Марко оглянулся. Все студенты спокойно бродили по площадке, болтали друг с другом, и повсюду раздавался веселый непринужденный смех, явно подтверждая, что очки за дисциплину — что за бред. Он усмехнулся, наклонил голову на бок и протянул: — Ладно, хорошо, я не буду никуда уходить, если ты так хочешь. И это клево, что ты так стремишься к победе, мне прямо передается твой энтузиазм! Энтузиазм Жана был совсем не связан с соревнованием, но он довольно улыбнулся, услышав это. Если Марко все же сам хочет эту победу, то он хоть собственными зубами выгрызет ее для него — и неважно, нашел он мануал по картам или нет. — Кстати, — продолжил Марко, сцепив руки в замок за спиной и переминаясь с пяток на носки — это было настолько мило, что Жан чуть не прослушал последующий вопрос, — я видел, что ты читаешь «Илиаду». Я вот тоже как раз читаю! Парень поднял брови от удивления, потому что точно не ожидал, что Марко заметит его таскающимся с этой книгой. Ну что, это твой выход, Кирштейн. Главное было сразу не выпалить: «Ой да я ее взял только потому что ты читаешь, а так это занудная тягомотина, но из-за тебя я продолжаю давиться этим кактусом. Такие дела». Вместо этого пришлось наскоро сочинять реплики вроде «Ого, ты тоже ее читаешь? Вот же здорово! Обожаю ее, в десятый раз перечитываю уже». Выпущенный в воздух зеленый столб дыма из сигнальной ракеты означал, что пора приступать к заданию. Необходимо было найти пятнадцать целей — красных продолговатых цилиндров, хорошо спрятанных по всему расписанному на карте маршруту, и возвращаться в лагерь через день независимо от того, будут ли выполнены все задания или нет. Побеждала, само собой, та пара, что вернется в лагерь первой со всеми пятнадцатью снарядами. Как только зеленая полоса взметнулась в воздух, и все побежали вперед, Жан сделал попытку подсунуть карту Марко. Тот сразу помотал головой и заявил, что он может ему это и не предлагать. «Ладно, разберемся без карты», — решил Жан и уверенно пошагал вперед. Главное, идти прямо, а там уж точно можно будет куда-нибудь да и выйти. В любом случае, в лагерь так точно будет проще вернуться. Найдя первую цель уже за пятнадцать минут, Жан с Марко обрадовались и значительно расслабились — чего делать, разумеется, не стоило, потому как цель была просто сбита с высокого дерева резким порывом ветра. Но оба даже не догадывались об этом и, решив, что остальное им дастся также легко, спокойно и радостно пошли дальше, даже не следя за дорогой. Сначала, конечно, Жан просто чуть с ума не сошел от общей неловкости ситуации и от собственной неловкости в частности — но Марко как будто вовсе не замечал, что тот нервничал, пропускал мимо ушей его порой грубоватые ответы, и по-прежнему говорил радостно и часто смеялся. И в какой-то момент Кирштейну стало настолько спокойно, что наконец можно было быть самим собой, а улыбка Марко была слишком заразительной, чтобы ей противостоять. Когда Марко смеялся с какой-нибудь его шутки, он всегда утыкался Жану носом в плечо. Каждый чертов раз, и от этого сердце Жана нелепо пропускало удар. Но затем он привык и к этому, и даже исхитрился незаметно и легко приобнимать его при этом за плечо. Вроде как по-дружески. Вроде как потрепал. Вроде как. Иногда к Жану приходили мысли о том, что наверняка тот ведет себя таким образом из-за того, что просто не хочет портить отношения, и что на самом деле он только и мечтает о том, чтобы скорее вернуться, а в лагере они снова перестанут общаться и все вернется на круги своя — и, наверное, именно поэтому, узнав, что Марко играет на гитаре, Жан сразу воспользовался его добротой и безотказностью и напросился в ученики. В грудной клетке сразу разливалось тепло от мысли о том, что можно будет иногда хотя бы на час заваливаться в его комнату, бесцеремонно усаживаясь на его кровать, и специально делать все неправильно — чтобы Марко улыбался снисходительно, и аккуратно поправлял его пальцы на грифеле своими. Как же ты докатился до такого, Жан Кирштейн. Как можно было упасть так низко. Иногда по дороге они встречали других студентов, и Жану стоило больших усилий, чтобы отговорить Марко скооперироваться вместе с ними. — Да это ж круто будет, если мы вчетвером пойдем! Так все быстрее сделаем, — восторженно предложил Конни, а Бертольд и Марко поддержали его в один голос. — Вы что, с ума сошли? Да нас же сразу признают проигравшими, если только узнают, что мы работали вместе! — парировал Жан, который совсем не рад был закончить свое путешествие вместе с ним. А там не дай бог еще кто подтянется, и все, воспоминания о возможном изоляторе раем покажутся. — А по-моему это наоборот хорошо, если мы будем командные навыки развивать! — вставил Бертольд, а Марко еще и кивнул. Кто тебя спрашивал, Бертольд. Откуда ты вообще взялся, Бертольд. — Ну нет, я точно знаю, что Ривай и Эрвин тоже в лесу и следят за порядком и выполнением правил. Все, Марко, идем. Идем, Марко. Марко, мы с тобой в одну сторону, они в другую. Марко пожимал плечами, неловко улыбался и говорил, что надеется, что они еще встретятся, а также обещал поговорить с Жаном — вдруг он передумает и все же решит идти вместе, после чего бежал его догонять — и даже не сыпал проклятиями, а просто мягко говорил, что зря он так, и что может так и правда было бы легче. Жан ничего не отвечал. Вторая встреча прошла значительно быстрее — когда из-за дерева вырулили Армин и Эрен, Жан с Эреном синхронно развернулись на 180 градусов друг от друга и пошагали в разные стороны. Армин с Марко умудрились поболтать с минуту, за которую Арлет успел пожаловаться на то, что Ривай и правда бродит по лесу — и за несколько прошедших часов испытания он уж больно часто выходил на них с Эреном, и каждый раз они от него хорошенько получали. Пожелав им не повторить их участи, Армин понесся за убежавшим куда-то Эреном, а Марко неспешно пошел прямо, запомнив с прошлого раза, что Жан никуда далеко не денется. По крайней мере, лучше уж сразу разбежались, чем стали бы прямо здесь и прямо сейчас выяснять отношения, Армин бы еще расстроился и что-то причитал, а Марко пришлось бы всех растаскивать и успокаивать. Что удивительно, Марко уже сам спокойно объяснял Саше и Райнеру, что вместе лучше не ходить, и про все эти «очки за дисциплину», про которые никто не знал до конца — то ли они реально существовали, то ли все же были выдумкой Жана. Те понимающе кивнули, Саша забрала у Марко одну из консервных банок, и они продолжили свой путь в другую сторону. — Неожиданно, — удивленно произнес Кирштейн, когда те скрылись из вида. — Я думал, вы друзья, и я сейчас опять буду выслушивать ваши «Жан ну пожалуйста давайте в одну большую команду ты ничего не понимаешь в групповой работе вот же ты сволочь Жан». — Они мои друзья, — кивнул Марко, — но если для тебя это так важно, то я должен это понимать. У Жана от такого аж в горле пересохло. Как-то это было слишком внезапно, но слишком круто. — Ага, — только и произнес он, потому что как-то даже и не нашелся, что тут еще сказать. — Вот и славно, — довольно улыбнулся Марко в ответ. Солнце уже не так яростно палило, и медленно, но верно, стремилось к горизонту — по всей видимости, было часов пять дня. Марко и Жан по-прежнему не нашли ничего, кроме той самой цели в начале, сбившись с маршрута, по всей вероятности, еще в первый час пути (если не в первые пару минут). Тем не менее, сейчас они спокойно сидели на небольшой поляне, отмахнувшись на «успеется», о чем-то болтали и уничтожали запасы консервов, которые Марко предусмотрительно взял с собой — их было даже чересчур много, и хватило бы не просто на них двоих на три дня, но еще и на пару-тройку Саш. В какой-то момент Ботт поднялся на ноги, чтобы взять свой брошенный неподалеку рюкзак, сделал пару шагов и так и застыл за спиной Жана, резко втянув в себя воздух и издав странный полувсхлип. Кирштейн сразу резко дернулся и обернулся, но Марко отскочил от него и вытянул руки вперед: — Быстро повернись назад и только не двигайся. — Э… ладно, — растерянно произнес Жан, явно ошарашенный происходящим, и отвернулся обратно. — Марко, у тебя все хорошо? — осторожно поинтересовался он, попытавшись уловить друга боковым зрением. — Все отлично, я сейчас все сделаю, — слегка дрогнувшим голосом ответил ему тот. Не то, чтобы Жан испугался, но кого бы угодно напрягла ситуация, в который ты понятия не имеешь, что происходит, а твой друг сзади тебя вот-вот схватит припадок, но обещает «все сделать». — Может мне помочь?.. — Не двигайся только! Марко быстро метнулся к своему рюкзаку и несколько секунд там копался, нервно приговаривая «да где же оно там». — Может все-таки я встану и в своем рюкзаке посмотрю? — вздохнул Жан. — Нет! — резко воскликнул Марко. — Окееей, — протянул тот, теряясь все больше и больше. — Может хоть скажешь мне, что там происходит, м? Марко вместо того издал радостный вопль «ну наконец-то!» видимо найдя то, что искал, и Жан не удержался, чтобы снова не обернуться. — Резиновые перчатки? Ты серьезно? — прыснул он. — Тише, — нервно и серьезно сказал Марко и сел на колени сзади него. — И не дергайся. Жан чувствовал, как он все не решается что-то сделать в этих своих смешных резиновых перчатках, и даже умудрился с этого умилиться — лучше так, чем сконцентрироваться на опасности и с ума сойти от неизвестности. — Готово! — радостно провозгласил Марко через несколько секунд, и Жан наконец-то обернулся. На ладони Ботт держал паука — не такого уж и огромного, точно не больше сантиметров пяти. При этом он смотрел на него перепуганными глазами и пытался как-то смахнуть, потрясывая рукой. — И это все? — рассмеялся Жан. — Ох, ну и видел бы ты себя сейчас! — Пауки могут быть очень опасны, — нахмурился Марко, не оставляя попыток смахнуть паука со своей ладони. — Ага, невероятно, — все еще смеясь отозвался Жан и спокойно снял с его руки перчатку с пауком и запульнул куда-то в противоположную сторону поляны. — Лучше? Чего ты мне не сказал, я б сам его смахнул! — Это правда было опасно, — все еще не унимался Марко. — Ой, да куда там, — усмехаясь парировал Жан, но вдруг резко прервал себя и, серьезно посмотрев на Марко, спросил: — То есть, подожди, у тебя арахнофобия… — … у меня нет арахнофобии! — … и ты при том пытался снять паука с моей спины, даже мне ничего не сказав? Марко легко улыбнулся и пожал плечами: — Ну, получается, что да. Итак, если Жан Кирштейн до этого на сто процентов был уверен, что Марко Ботт не может начать нравится ему еще сильнее, потому что все возможные пределы были достигнуты, то в это мгновение он понял, что нет. Есть еще куда дальше. Определенно есть. Растянув губы в широкой улыбке, он потрепал Марко по волосам, и тот довольно поднял голову. — Ох ты ж герой, — наполовину с сарказмом, наполовину и правда удивленный и впечатленный, произнес он. — Только давай ты мне все-таки будешь говорить про всех пауков в следующий раз, идет? — Идет, — кивнул Марко. — Но это не было так уж сложно, и… — Нет. Все. Про всех пауков мне. И не спорь, — все еще улыбаясь, закончил Жан. Но к вечеру все становилось только хуже и хуже. Единственное, что им удалось найти — это еще одна цель, которую с нескольких попыток все же удалось сбить с дерева. Уже настали сумерки и неумолимо приближалась темнота, и оба парня к тому времени сильно устали. Но Жан, помимо всего прочего, начал винить себя в происходящем. Все сильнее укреплялись мысли о том, что ему если место не в изоляторе, то хотя бы с каким-нибудь таким же идиотом как он — а Марко мало того, что теперь таскается по лесу в неизвестности из-за него и рядом с ним, так ведь он мог быть со своими друзьями в большой команде. Но нет же — и теперь из-за его эгоизма мучился тот человек, которому Жан в последнюю очередь хотел бы приносить неприятности и боль. И когда Марко выдохся и сел на землю, не в состоянии идти дальше, чувство вины и обида на себя захлестнули Кирштейна еще больше. Не выдержав и вслух назвав самого себя же «чертовым придурком», он пошагал вперед. Марко все еще лежал на земле, глядя в небо и думая, что им теперь делать-то, когда вернулся Жан — не прошло, наверное, и минут пятнадцати. — Ну вот, ты снова сделал круг и оказался на этой поляне, — вздохнул Марко. — Теперь тебе это отрицать бесполезно. Привет. — Я здесь не потому, что я заблудился, а потому что я запомнил, где ты, — как будто ни в чем не бывало ответил Жан и подошел к нему, усевшись рядом на землю. — Привет. Тот удивленно приподнялся на локтях и, слегка прищурившись, поинтересовался: — То есть ты и не думал меня бросать? — Нет, конечно! — удивленно воскликнул Жан. — Я просто… э… вот, — и с этими словами он протянул Марко обломанную ветку с какого-то куста. Парень удивленно вскинул брови, а Кирштейн продолжил, — это вроде в качестве извинения. Марко осторожно взял ветку у него и разглядел на ней какие-то красные крупные ягоды. — Я не нашел, куда их собрать, и притащил так, — оправдываясь, пояснил Кирштейн. Марко аж поднялся, сев напротив него, и внезапно как-то резко и совсем неожиданно его обнял. — Я правда в какой-то момент испугался, что ты так и свалишь, — произнес он счастливым голосом. — Хорошо, что ты вернулся. Жан растерялся, не зная, куда ж ему деть руки, и осторожно похлопал Марко по спине. Его сердце вот-вот готово было выскочить, со всей силы пробив грудную клетку. — Ну, я и не думал никогда тебя бросать. Это простые обнимашки, Жан. У друзей так принято. Все нормально. И в какой-то момент, послав к черту все свои сомнения и неловкость, Жан крепко обнял Марко в ответ. Через пару секунд Ботт высвободился из его хватки, подскочив на ноги, и бодрым голосом произнес: — Итак, я отдохнул, поэтому готов разводить костер и ставить палатку. Ты со мной? — Конечно, — сразу согласился Кирштейн. — Это я смогу. В отличие от карт. Прости, я раньше должен был сказать, что в них ничего не понимаю. Если ты захочешь, то завтра можем найти кого-то из руководства, и нас поменяют в другие команды. Или ты можешь сгруппироваться со своими друзьями, а я… — Жан, ты с ума сошел? — усмехнулся Марко, перебив его. — Успокойся и ищи сухие ветки. — Есть, сэр! — ответил он, шутливо отдав честь. Вечер у костра после этого прошел в настолько легкой и доверительной атмосфере, что Жан был готов поклясться, что они путешествовали вдвоем недели две точно, но никак не один день. Он совсем не понимал, почему Марко открывался такому человеку как он, и почему он относился к нему так хорошо. А Марко, тем временем, спокойно рассказывал ему про себя — даже то, что кому попало вроде и не откроешь, — и расспрашивал Жана, слушая заинтересованно. Кирштейн впервые не посылал кого-то с расспросами про его жизнь, и как-то все это было чересчур странно. И настолько же приятно, насколько и странно. А когда они через несколько часов наконец отправились спать в палатку, Жан долго ворочился в своем спальном мешке, и из-за коктейля эмоций, переполнявшего его изнутри, никак не мог уснуть. В конце-концов, он улегся на бок и, улыбаясь, пристально, смотрел на лицо Марко. Если бы кто-то сказал ему еще пару дней назад, что ситуация сложится таким образом, то Жан… Жан бы, наверное, просто заехал бы по лицу этому человеку за издевательство. Но, конечно, о таком он даже мечтать и не мог. — Эй, — произнес Марко, не открывая глаз, от чего Жан чуть не подпрыгнул от неожиданности — он-то был уверен, что его друг давным-давно спал. — Ты чего не спишь? Жан помедлил. «Ну вот я так счастлив и рад, что мы с тобой спим в одной палатке, что сердце вот-вот из горла выскочит. Так что я вот лежу, веснушки твои разглядываю». Поэтому он просто предпочел ответить вопросом на вопрос: — А ты? — Заснешь тут, — с улыбкой произнес тот, — когда ты все время ворочаешься и пыхтишь. — Я не пыхчу! — возмутился Жан. — Пыхтишь, — вздохнув, ответил Марко. — Так что? Спать будем? — Не знаю, я уснуть совсем не могу. Выйду похожу на улицу, если я тебе мешаю… — Ну нет! — воскликнул Марко и резко сел. Быстро нашарив рукой фонарик, он поднес его к лицу и резко включил. — Тогда я объявляю ночь ужасов, если мы все равно оба не спим. — Ой, да ладно, — засмеялся Жан, — я очень сомневаюсь, что ты меня напугаешь. — Давай проверим, — подмигнул ему он. — Я знаю столько историй, что всю ночь ты проведешь, спрятавшись в свой мешок с головой. — Попробуй, Марко, — с вызовом ответил Жан, — но ты бы даже не начинал это все, зная, какие истории тебе предстоит выслушать от меня. А сам про себя отметил, что лицо Марко даже в слабом луче фонаре выглядело невероятно очаровательно. И, как и следовало того ожидать, Жан и Марко проболтали всю ночь и заснули только когда солнце начало медленно подниматься под громкое радостное пение птиц. Ночью никому никого так и не удалось напугать — если не брать в расчет того, как Жан громко крикнул «ох ты ж черт возьми, там паук!», а потом еще полчаса заливисто смеялся с реакции Марко, — но это все равно оказалось ужасно весело. Настолько, что теперь они спали утром, вместо того, чтобы приступить к заданию. О задании, тем временем, они забыли напрочь. Точнее помнить они о нем помнили, но все равно бесцельно продолжили гулять по лесу, слишком увлеченные разговорами, шутками и друг другом, чтобы снова настроиться на серьезный лад. Одну цель, правда, им удалось заполучить — когда они снова пересеклись с Армином и Эреном, Жан незаметно вытащил один снаряд из их рюкзака . Но Марко это совсем не понравилось, и — Жан, ну зачем, ладно Эрен, что тебе Армин сделал, Жан, верни, Жан, это было плохо, ну Жан, — и еще около часа они искали пару в лесу, чтобы также незаметно подсунуть снаряд им обратно. После этого они вместе смеялись несколько минут как ненормальные, в то время как Эрен что-то возмущенно пробурчал и потащил Армина дальше с воплями «Я соберу все цели!» От этих воплей Жан смеялся еще дольше. Но самым безумным моментом всего похода стал тот, когда команда, продолжавшая бесцельно искать не то выход из леса, не то цель, дошла до реки. — О, то, что надо! — радостно воскликнул Кирштейн. — Марко, идем купаться! Марко энтузиазма Жана не разделил. Он поморщился, помотал головой и затараторил: — Пойдем, нам еще надо найти тринадцать целей, и это очень важно. Жан посмотрел на него, выражая на лице всю гамму фразы «ой да ладно». Марко в ответ попытался сделать серьезный и сосредоточенный взгляд, что в тот момент у него вышло мало. — Итак, мы идем купаться, — довольно подытожил Жан и крепко схватил Марко за руки. — Жан, ну за что ты мне такое наказание! — возмущался тот и даже было упирался ногами, но задор Кирштейна уже было не унять, и он, ничего не слушая, тащил его в сторону реки, что получалось весьма успешно. Когда они подошли к кромке воды, Жан, рассмеявшись, забежал за спину Марко и со всех сил толкнул его вперед прямо в одежде, от чего тот свалился в воду сразу целиком. Жан стоял в реке по колено и продолжал смеяться, когда Марко, высунув голову из воды и откашлявшись, медленно убрал со лба челку, размазывая ил по лицу, и также медленно произнес: — Ну все, Жан, ты огребаешь, — и резко обрызгивая его водой с ног до головы. — Эй, я не ожидал от тебя такого! — все еще смеясь, возмутился Жан. — И этого ты, наверное, тоже не ожидал, — ответил Марко с коварной улыбкой на лице, после чего окатил его повторно. Спустя полчаса они сидели на берегу, закутавшись в огромные полотенца — в рюкзаке Марко и правда можно было найти все, что угодно. Видно было, что он, в отличие от некоторых, не врал, когда расписал в анкете свои способности к выживанию и навыки к полному оснащению в походе. Одежда лежала рядом, и они ждали, когда та хотя бы немножко станет сухой. — Я замерз, — жаловался Марко тем временем, стуча зубами. — Признайся, что это было весело, — ответил Жан, повернув к нему голову и улыбнувшись. — Это да, — все же одобрительно заключил тот. — Но что нам теперь делать с целями? Мы про них совсем забыли, а еще завтра утром надо будет как-то выйти из леса… Жан молчал. — Есть предложения? – протянул Марко с надеждой в голосе. Жан смотрел куда-то скорее сквозь него, чем на него, и все еще молчал. — Эй, ты завис? — обеспокоенно поинтересовался Ботт и помахал ладонью перед лицом Жана. Тот, не отрывая своего странного взгляда, наконец отозвался: — У тебя что, и на плечах тоже веснушки? — А, ну да, — растерянно ответил Марко, явно удивленный вопросом. — Я их одно время пытался свести, но не вышло. — Ты что! — тут же оживился Жан, наконец переведя взгляд с плеч ему в глаза. — Не надо. — Ну, у меня все равно и не получилось, — протянул парень. — А что то такое? Жан тем временем ругал себя на чем свет стоит, потому что он как-то слишком поздно понял, что немного перегнул палку. Совсем чуть-чуть так. Только он смог хоть немного подружиться с Марко — и тут он начинает вести себя как влюбленная школьница. Парень постарался вернуть беззаботное лицо и как можно более непринужденно заявил: — Не знаю. Просто не своди. Где-то через час они наконец-то продолжили путь — благо, на жарком летнем солнце проблема мокрой одежды не была такой острой. И в какой-то момент Жан, опустив глаза на землю, заметил гладко вытоптанную тропинку — не естественную из леса, а дорогу какой-то из команд, которая вела из лагеря в лес. Пройдя по ней, можно было вернуться — Кирштейн совсем этого не хотел, но все еще давившая вина дала о себе знать, и он серьезно произнес: — Марко, пойдем обратно. Если мы не выйдем сейчас, то у нас будут проблемы, и мы точно станем проигравшей командой. — Эй, ты чего? — удивился Ботт. — А как цели? — Мы уже точно не соберем цели, — продолжил Жан, не отрывая взгляд от Марко. — Извини, я говорил, что тебе нужен другой член в команде. Марко закатил глаза и как можно мягче произнес: — Жан, нас же так распределили… Все в порядке, не волнуйся, мы найдем выход, и… — Я не хочу, чтобы у тебя из-за меня были серьезные проблемы, — не унимался он. Вот, Жан. Вот ты и проговорился, и пути назад нет. Оставалось только сказать правду, чтобы Марко согласился уйти — но тогда вряд ли снова получится быть такими друзьями, как в эти два дня. Внутри сжался комок, будто из колючей проволоки, но Жан решил для себя, что должен поступить определенным образом. Правда так правда. — Послушай, — тяжело вздохнув, начал он. — Я ничего не понимаю в картах, я говорил. Но я специально написал, что разбираюсь в них, как и то, что я ничего не смыслю в выживании. Марко смотрел на него непонимающе, Жан выдохнул, потер переносицу и продолжил: — Как же это непросто рассказывать-то тебе сейчас. Ну вот. Я это написал специально и сразу положил анкету после твоей, чтобы нас поставили вместе. И теперь из-за меня мы проиграем, если не выйдем хотя бы сейчас из игры. Марко по-прежнему глядел растеренно и слегка прищурившись. — И… что? — наконец проронил он. — Как ты не понимаешь, мы завалили задание из-за моего эгоизма, и… — Нет-нет-нет, — перебил его Марко, резко помотав головой. — Что в этом такого? — он снова широко улыбнулся, и Жан отказывался понимать, почему даже после этого парень себя так вел. — Это просто… неожиданно, что ли. Что ты специально это все подстроил, чтобы мы были в одной команде… — и с этими словами его лицо покрылось легким румянцем. И это было очень плохо. Потому что для Жана это было настолько мило, что он бы рассказал ему все — все, о чем следовало бы промолчать. — Нет, это здорово, не подумай ничего, — произнес Марко, улыбнувшись. О нет. Это было еще хуже, и Жан даже нервно сглотнул. Ботт завел руки замком за спину, и — проклятье, он нарушал правило за правилом, — переминаясь с пяток на носки, поинтересовался: — Ладно тебе, все в порядке. Может, еще что-то, что ты все боялся сказать? Давай уж сразу все. — Ну… — ох, чертов Марко совершенно развязал язык — почему же он слишком милый, — я эту «Илиаду» терпеть не могу. И взял ее только потому, что ты все время читал, и мне стало интересно. От этого парень только весело рассмеялся, чем удивлял Жана все сильнее и сильнее. Жану вообще началось хотеться спрятаться в свой спальный мешок с головой — чего он не сделал ночью, и что явно не помешало бы сейчас. — А я думаю, как это ты ее смог столько раз перечитать, — сквозь смех, тем временем, продолжал Марко. — Я ее для учебы взял, мне в следующем семестре надо будет сдавать мировую литературу. Я сам на списке кораблей сломался. Жан только хлопал глазами, все нужные слова как-то застыли в горле, и он до конца даже не мог осознать, что чувствовал в этот момент. — Это все? — протянул Ботт и нарушил самое последнее правило, улыбнувшись своей той самой улыбательной улыбкой, которой Жан никогда не мог противостоять. И потому он резко выдохнул и произнес: — У тебя красивые волосы, а веснушки так вообще, ты классный, не общайся с теми кретинами, давай встречаться. Следующее, что он ощутил, были чужие руки на его пояснице и мягкое «Жан, ты тоже очень классный», обжегшее ухо теплым шепотом, а в через мгновение — нежное прикосновение губ Марко к своим. — Эй, Жан, вставай уже, — легонько толкнул его Марко в бок. Тот, положив голову на стол, только невнятно что-то пробурчал. Ботт улыбнулся, поправил на голове косынку и, положив швабру в сторону, наклонился и осторожно поцеловал Жана в затылок со спины. От этого он, наконец, приоткрыл глаза и поднял голову наверх, встречаясь взглядом с Марко и улыбаясь. — Просыпайся, — повторил Марко, — двадцать минут твоего сна прошло, я без тебя вымыл все тарелки, а до прихода Ривая еще убирать и убирать. — Да-да, сейчас, — пробормотал Жан, хитро улыбнувшись. Подняв руки и осторожно обхватив ладонями голову Марко, он притянул его к себе для поцелуя. Только после этого Жан все же смог подняться на ноги, все еще сонно покачиваясь и опираясь о стол. — Не отлынивай теперь, — торжественно протянул ему швабру Марко. — Как самой худшей команде, — он понизил голос и натянув выражение лица, явно говорящей о ненависти ко всему живому, продолжил, — «потерявшейся и вернувшейся только к вечеру третьего дня как можно быть такими идиотами лучше бы вас кто-нибудь сожрал в лесу будете у меня столовую драить пока она блестеть не будет», — он, смеясь, вернулся к обычному голосу, — нам еще надо вымыть полы. Жан страдальчески застонал, но швабру принял, вооружившись ей как мечом. — Мы уже и стены вымыли это чертовой столовой, и столы… — Да-да, — кивнул Марко, — а полы остались, так что идем. — Но то, что мы тогда не свернули на тропинке и еще день провели в походе, того стоило, — мечтательно произнес Кирштейн, широко и сонно улыбаясь Марко. — Да, — слегка краснея, согласился он. — Оно того стоило.