***
В Скайхолде никогда не бывает тепло. Из незаделанных дыр дует пробирающий до костей ветер, надоедливый сквозняк то и дело хватает за пятки, сами стены буквально излучают холод даже в самый теплый день и никакая одежда от этого не спасает. Так что Лавеллан предпочитает не высовываться из своих покоев без крайней нужды, кутаясь в десяток одеял и подолгу споря с Жозефиной о возможности принятия важных гостей прямо здесь, не вылезая из постели. Жозефина считает, что это неуважение к важным персонам. Лавеллан считает, что клацающий зубами от холода Инквизитор эталоном уважительности тоже не является. Даже одеяла не могут избавить эльфийку от чувства, будто мороз плотно засел внутри нее самой, будто в желудке гуляет ветер, а кости покрываются инеем, даже самый большой плед не утихомиривает колотящую ее дрожь. Но спасение приходит неожиданно. Перед взором Лавеллан вдруг появляется огромная банка, доверху наполненная странной субстанцией. В лучах солнца она кажется жидким золотом и от одного взгляда на нее на душе становится самую малость теплее. Вот, говорит Коул, держащий в руках это сокровище. Должно помочь, говорит он. На проверку субстанция оказывается самым что ни на есть обычным медом, и женщина недоумевает, как она могла не подумать об этом раньше. А вот солдатам Инквизиции, откровенно говоря, на это плевать. Главное, что их предводительница снова с ними, она пышет энтузиазмом, и ничто в ней больше не напоминает о той жалкой пародии на саму себя, лишь изредка выглядывающей в главный зал, беспрестанно шмыгающей носом и быстро исчезающей. Лавеллан гордо расхаживает по своим владениям, одним своим видом вселяя надежду в сердца людей, как и положено каждой приличной Вестнице, и кружка чая с медом, ставшая теперь неотъемлемым ее атрибутом, приятно греет длинные пальцы. Янтарная жидкость плещется, исходит паром, ласкающим бледные щеки эльфийки, и Лавеллан думает, как все-таки хорошо, что в мире остались еще такие простые чудеса.***
Ее ледяные пальцы остужают разгоряченную кожу. Тепло его тела согревает замерзшие руки. Его волосы словно сделаны из золотых нитей, а глаза переливаются янтарем. В ее глазах небо, она - небо, окружает, остужает, проникает внутрь, вытесняя своей прохладой ставшее уже привычным жжение, даже уродливый Якорь на руке не в состоянии опорочить ее облик. Его взгляд касается души, обволакивая ее медовой теплотой, он весь пышет жаром, и противостоять соблазну прижаться к нему покрепче практически невозможно. Да и зачем? А она не скупится на благодарность, щедро делится своей синевой - осыпает его метками лазурной помады. Пальцы Лавеллан теплые, впервые за долгое время, и эльфийке это кажется чем-то удивительным. "Кажется, я сейчас растаю", усмехается она в кольце рук коммандора, и тот резко отстраняется в приступе какой-то иррациональной паники, вызвав этим лишь новый смешок с ее стороны. Каллен тут же корит себя за эту слабость и всей душой надеется, что Лавеллан не успела разглядеть проблеск того животного страха, который пробуждается в нем от мысли о том, что он может ее потерять. Лавеллан оценивает практическую пользу меда и решает, что командор хоть и проигрывает в плане вкусовых качеств, но с задачей источника тепла справляется на отлично. Пожалуй, она даст ему шанс.