Рандеву

      Стоит ли привязываться к людям? Стоит ли дорожить кем-то, давать волю чувствам, чтобы потом все равно потерять? Не важно, как и по какой причине – все люди рано или поздно уходят из нашей жизни, на тот свет или гораздо ближе, на другую сторону баррикад. Для Белого принца ответ всегда был очевиден – не стоит, не нужно, все это лишь трата сил и времени.       Есть люди, которых стоит держать при себе, в качестве слуг или союзников. Есть люди, с которыми лучше соблюдать вежливое перемирие, не выходя за рамки формальностей и приличий. Есть, наконец, те, кого выгодно использовать, и в этом случае вечная маска снисходительного благодушия как нельзя кстати.       Лелуш был, несомненно, из тех, кого лучше сразу убрать с дороги, используя при этом любые способы – слишком велик риск того, что мальчишка сделает то же самое, посягнув на власть, а то и на жизнь брата. Ведь нельзя было не заметить безумные огоньки, пляшущие в его глазах подобно багровым вспышкам адского пламени каждый раз, когда Шнайзель ловил на себе его взгляд.       Ты ведь ненавидишь меня, брат. Бесконечно ненавидишь, до слез от злобы. Всей душой, если у тебя, конечно, она есть, если не сгорела еще в твоем безумии.       Еще в детстве Лелуш тяжело переживал каждое поражение, всегда воспринимая Шнайзеля как противника, которого просто необходимо победить. Пусть не сейчас, но в перспективе – мальчик буквально мечтал о триумфе, грезил о признании, ведь тогда брат был для него авторитетом, воплощением гениальности и успеха.       Маленький принц всегда пытался сохранить лицо, сделать вид, что принял ожидаемый исход как данность, а потом убегал и плакал от досады в своей комнате, раскидывая подушки. Не всегда, разумеется, Лелуш вовсе не был плаксой, но как еще ребенку выплеснуть свои эмоции?       Ненавидишь так, как ненавидят отражение в кривом зеркале, искажающее не только внешний облик, но и саму суть, идею, смысл существования. Ты ненавидишь до боли, закипающей в прикрытом повязкой глазу.       Лелуш вырос, но для Шнайзеля мало что изменилось. Когда вместо горделивого и вечно обиженного мальчишки в семью вернулся надменный и презирающий всех и вся юноша, Белый принц подумал лишь о том, что теперь с уверенностью можно назвать его красивым.       А Лелуш понял, что больше не хочет быть похожим на брата. В своих целях и стремлениях, в оправдании всех своих поступков он видел совсем иные вещи. Не игра, не интриги ради самих интриг, не власть, а нечто гораздо большее, прекрасное, мир во всем мире и счастье для сестры.       Способы и пути могут быть схожи, и маски, различные по цвету, но сходные по форме, являются просто негативом друг друга, кривым отражением. Поэтому игра становится лишь интереснее, когда безумие и болезнь Лелуша подсказывают Шнайзелю причины возвращения Черного принца.       Но столь смелые и опасные предположения нуждаются в фактах, а еще лучше – в подтверждении. Опираться можно лишь на достоверную информацию, а план Белого принца слишком близок к исполнению, тянуть больше нет времени. Переворот должен случится завтра, и лучше бы Лелушу к этому времени быть подальше от столицы.       Ты ведь все вспомнил, верно, Зеро? Не сошел с ума, но близок к этому, на грани, в состоянии финальной битвы со своей силой. Так расскажи мне все, что знаешь, поделись со мной этой информацией – и можешь лететь, спешить навстречу своей судьбе. Я, пожалуй, готов тебя отпустить.       Но кто бы мог подумать, что вид спящего Лелуша напрочь выбьет из головы все мысли, оставляя лишь желание чуть дольше полюбоваться этим бледным, изможденным постоянной болью лицом, каждодневно скрытым под такой лишней, неуместной повязкой на левом глазу. Слишком грубая деталь для столь искусного творения.       Юный демон спал беспокойно, метался по простыням, мял в руках одеяло и изредка тихо стонал, вызывая в воображении Шнайзеля совсем не связанные с болезнью ассоциации. Наугад выбранная книга так и не удостоилась внимания принца. Все оно было приковано к тяжело дышащему, мечущемуся по постели юноше.       Ты болен, Лелуш. Ты так ослаб морально и физически, что вызываешь у меня чувство жалости. Как будто бы вся жизнь, весь огонь и весь твой гений сосредоточены только во взгляде, а когда глаза закрыты, ты кажешься лишь умирающим мальчишкой. Скучно. Недостойно тебя. Но и безумно привлекательно.       Шнайзель чертыхнулся, вновь ощущая ворох неуместных желаний, накатывающих на него каждый раз, когда юный бунтарь оказывался рядом. Конечно, глупо было бы назвать это привязанностью или просто симпатией, но… было нечто, заставляющее Белого принца любоваться этим нелепым, дерзким, вспыльчивым, наглым мальчишкой.       Он не только считал его достойным соперником – как бы он хотел сыграть с Лелушем в полную силу! – но и признавал его своим братом, а это уже была почесть, ведь немногих своих родственников эль Британия вообще считал таковыми. Было в его отношении к Лелушу нечто особенное, странное, смесь уважения с пренебрежением; желание продлить эту увлекательную партию как можно дольше, но и необходимость убрать с дороги опасного смутьяна.       Белый принц пересел на край кровати и быстро, не давая себе и шанса задуматься, коснулся губами горячего лба юноши, тут же отстраняясь и делая вид, что ничего не случилось, причем делая исключительно для себя – Лелуш все еще спал, разве что перестал хмуриться и метаться, замерев наконец, как и подобает спящему человеку.       Да ты просто сгораешь заживо, брат. Может стоит отправить тебя обратно, к врачам? Запереть в этом дворце, сделать своей фарфоровой куклой, готично-изящной и вечно пылающей праведным гневом? Но кто знает тогда, какие способы убийства изобретет твое воспаленное сознание.       Соблазн был велик, ведь иметь врага в поле зрения гораздо удобнее. Однако это нисколько не уменьшит исходящей от него опасности, а из грядущего хаоса Лелуш вполне может извлечь выгоду в ущерб интересам Белого принца.       Тем временем ви Британия зашевелился, снова морщась и касаясь кончиками пальцев левого глаза, а после резко сел, вовсе закрывая его ладонью. Очевидно, новый приступ боли заставил его проснуться.       — С пробуждением, брат, — ровный голос с нотками вежливого яда. Нельзя давать мальчишке повод расслабиться, а смесь удивления и ненависти смотрится просто изумительно. Нужно подкинуть дров в этот костер. – Рад, что ты уже поправился.       — Шнайзель, — маленький змееныш умел грозно шипеть, даже спросонья. — Зачем пожаловал?       Невозможно сдержать улыбку при виде столь ожидаемой реакции. Книга отложена, и принц готов начать наступление. Только вот к планам помимо серьезного разговора добавилась еще одна важная деталь. В конце концов, можно иногда и поддаться искушению, если, конечно, это не отразится на результате этой встречи.       — Я могу предложить тебе сделку, Лелуш, — ошарашить сразу, не давая времени даже собраться с мыслями. — Нам обоим что-то нужно, и мы можем дать это друг другу.       Голос вкрадчивый, мягкий, словно кошачья поступь, и хищный оскал видится на тонких губах в слабом свете настольной лампы. Шнайзель наклоняется, проводит пальцами по растрепавшимся волосам брата. Гипнотизирует взглядом, отрезая все пути к отступлению. С такого расстояния становятся наконец доступны мелкие детали и эмоции, пусть темнота и скрадывает огоньки в глазах.       О, этот невероятный момент, эти непередаваемые эмоции! Ты ведь еще ничего не понял, не до конца проснулся, а уже пылаешь злобой. Я хочу насладиться эти огнем, испытать его полную мощь на себе.       — О чём ты? – Лелуш не спешит шевелиться, с трудом, но все же трезво оценивая ситуацию. Режущая боль не даст ни воспользоваться силой, ни даже открыть глаз. Стражу звать, само собой, бесполезно, а столь нужный в такой момент Сузаку ожидает своей участи в темнице. Да и стал бы он помогать?       — Я могу помочь тебе. Только не говори, что ты не собирался сбежать с той служанкой. И у стен есть уши, брат, — злобный рык едва не вырывается из груди Черного принца, и остается лишь ощущение, что Лелуш подавился воздухом. Шнайзелю же, напротив, становится все труднее сдерживать смех, ситуация веселит его все больше, а чувство абсолютного контроля над происходящим и беспомощность брата только делают это садистское удовольствие ярче.       Все же перенервничав, Лелуш делает опрометчивую попытку открыть глаз, прибегнуть к гиассу как к последнему, самому крайнему средству спасения. Но тщетно. С тихим, жалобным стоном принц вжимается в подушку, лишь крепче прижимая ладонь к лицу.       — Не стоит пытаться использовать свою силу, если она причиняет тебе боль. — Шнайзель ликовал, любуясь страданиями брата, его испепеляющим взглядом, адресованным на этот раз ему и только ему.       — Что тебе нужно от меня? — Лелуш отчаянно пытался заглушить дрожь в голосе, держать лицо, горделиво вздернув подбородок и делая вид что совсем, ни чуточки не напуган.       — А ты не догадываешься, Лелуш? – пальцы скользнули к лицу ви Британии и неспешно прошлись по щеке к подбородку, грубо хватая его и заставляя неотрывно смотреть в глаза.       Ты убил бы меня сейчас, если бы только мог воспользоваться своей силой. Интересно, как? Мгновенный приказ или же наспех составленный изощренный план? Я вижу жажду убийства в твоем взгляде, брат, и наслаждаюсь ей, разве не очевидно это?       — Твой горе-рыцарь будет казнен на рассвете, и эта девчонка еще успевает составить ему компанию. – Лелуш замер, практически не дыша и весь обратившись в слух. – А ты будешь объявлен невменяемым, и отправишься в лечебницу… но мы же не хотим столь печального исхода, верно?       Каждое слово ледяной сталью резало по коже, отдаваясь пульсирующей болью в голове. Лелуш скрипнул зубами, изо всех сил сжал в руках одеяло – все, чтобы только не сорваться, не потерять лицо, хотя бы на словах не проиграть брату. Ведь в остальном исход этой встречи был предрешен: Лелуш любой ценой должен купить свободу для себя и Карен, абсолютно любой ценой.       Отвратительное чувство безысходности сковывает движения, липкой, вязкой субстанцией оседая на самолюбии. Ведь Шнайзель только и ждет, чтобы он начал сопротивляться, вновь показав себя несдержанным испуганным юнцом.       Только осознание этого факта позволяет Лелушу сдержаться, когда теплая ладонь брата скользит по груди, залезая под широкий ворот ночной рубашки, а потом и вовсе расстегивая ее. Когда одеяло оказывается откинуто в сторону, а Шнайзель нависает над ним. Черному принцу стоит немалых усилий не дергаться, не зажиматься, пытаясь провалиться через кровать куда-нибудь подальше, хоть бы и в ад, прочь от этих обжигающих, слишком откровенных прикосновений. Все что он может — сжать зубы и отвернуться.       Он ведь давно знал о пристрастиях брата, и заподозрил неладное практически сразу, едва проснувшись. Только вот спастись возможности не было, и все отвращение и гнев приходилось вкладывать во взгляд, что мало помогало, а на самом деле и вовсе раззадоривало Шнайзеля.       — Бессильная ярость — единственное, что остается проигравшему, Лелуш. Пора бы тебе понять. – В голосе эль Британии так и плескалось больше не сдерживаемое торжество. Ладони свободно бродили по хрупкому, ставшему еще тоньше за время болезни телу, очерчивая контуры рёбер и вызывая мелкую дрожь во всем теле.       Лелуш невольно дергался, пытаясь отстраниться и лихорадочно представляя, что ждет его в ближайшем будущем. Полное отсутствие опыта и излишне богатая фантазия вместе рисовали абсолютно безрадостную картинку, и Черный принц почувствовал, как паника холодным комом подкатывает к горлу, проникает в сознание, вызывая очередной приступ боли.       Которая, оказывается, может помочь отвлечься от происходящего, стоит только снова попытаться открыть левый глаз. Подумать только, столько дней проклинать свою слабость – и внезапно найти в ней спасение, доводя себя до беспамятства и не чувствуя практически ничего.       Лелуш вздрогнул, резко приходя в себя, когда горячие губы брата коснулись левого века, а над самым ухом раздался едкий смешок:       — А ты мазохист, Лелуш. Надеешься потерять сознание и отделаться от меня? – ви Британия предпочел зажмуриться, дабы не видеть лица брата так возмутительно близко. Щеки пылали, дышать становилось все труднее, и непонятно, из-за отвращения или же от самого факта столь близкого присутствия Шнайзеля.       Но через секунду зубы Белого принца сомкнулись на шее ви Британии, и все мысли вновь начали беспорядочно метаться в голове. Язык прошелся по нежной коже – мерзко, оскорбительно, невозможно горячо…       Лелуш сжал кулаки, пытаясь отвлечься. Продумать план побега, к примеру. Только вот он не из камня выточен, чтобы игнорировать чужие губы, жадно ласкающие чувствительную кожу на груди и животе. А руки Шнайзеля уже нагло оглаживают бедра, грубо разводят в стороны ноги младшего принца. Бывший Зеро лишь шипит, по-прежнему сгорая от стыда и уже надеясь, что ему прикажут лечь на живот: это хотя бы избавит его от надобности держать лицо.       Ну же, Лелуш. Сорвись, поддайся страху, начни сопротивляться. Ты уже проиграл, дальше падать некуда. Ненависть достигла точки кипения, но, не в силах выплеснуться наружу, застыла где-то внутри, давя на грудную клетку, заставляя ненавидеть уже себя.       Шнайзель впитывал каждую эмоцию, каждый судорожный вздох и резкое движение. Победная улыбка не сходила с его губ, а интерес разгорался лишь сильнее. Отпустить Лелуша сейчас – отпустить навсегда, вероятнее всего, – было бы слишком просто. Он и так осведомлен о Гиассе и Зеро, и если Лелуш хочет выбраться из дворца живым – придется платить.       Платить стонами, несдержанными и громкими, прокушенными до крови губами, туманом в глазах – другой такой встрече вряд ли суждено случиться, и Шнайзель решил брать все и сразу, выжать из Лелуша все возможное, включая, разумеется, и информацию. Но это – потом.       Он запоминал все, каждую мельчайшую деталь, каждый взгляд и стон – все, чтобы потом непременно напомнить Лелушу об этом. Пусть ви Британия горит в своей безумной ненависти – так игра станет еще ярче.       Левый глаз все же открылся, но увы, Лелуш был уже не в состоянии использовать гиасс или же просто что-либо связное сказать – горло сорвано, и только хрипы и вздохи были аккомпанементом действиям Шнайзеля.       И все же Лелуш тщательно взвесил все «против» и «за», собрал волю в кулак и загнал все свои чувства и амбиции куда подальше, надеясь лишь на то, что подсознание услужливо сотрет это рандеву из его памяти, что не придется всю жизнь сожалеть о бездействии.       А Шнайзель, в свою очередь, навсегда запомнит этот демонический взгляд, смесь аметиста и алого безумия, страсти и ненависти; эти жаркие поцелуи, когда каждый раз приходилось чуть ли не с боем заставлять Лелуша открыть рот – и после беречься от весьма острых зубов; запомнит, как ожесточенно Черный принц кусал свои губы, внутренне воя от бессилия, невозможности как-то ответить, ударить, хотя бы оттолкнуть.       Ненавидь меня, Лелуш. Ненавидь со всей страстью и безумием, на которые ты только способен. К черту полумеры, правила, приличия – покажи то, на что не способен мой холодный расчет, настоящее желание, пускай и желание убить. Я буду ждать твоей мести, как ждут признания в любви. Ты ведь не посмеешь умереть раньше, чем это случится?       Лелуш думал, что просто не доживет до конца. Что не хватит воздуха, что нервы или сердце не выдержат. Какой-то частью своего подсознания он хотел, чтобы это случилось. Но открыв глаза принц понял, что он все еще на этом свете, пусть и потерял ненадолго сознание. Но расслабляться было рано.       — Очнулся наконец? – звук ненавистного голоса заставил ви Британию вздрогнуть, что, в свою очередь, отозвалось новым уколом боли. С тихим стоном отчаяния принц откинулся обратно на подушки, тихо спрашивая усталым, надломленным голосом:       — Что тебе еще нужно от меня?       В ответ тихий смех и шелест страниц – Лелуш был в отключке достаточно долго, не вечно же буравить его взглядом?       — Информация о Гиассе, разумеется. Ты же не хочешь, чтобы ваш вертолет взорвался по пути, верно, брат? – Лелуш лишь тихо чертыхнулся.

***

      Эта игра обещала быть самой невероятной и захватывающей, самой лучшей из всех, что когда-либо устраивал эль Британия. Ведь соперник был готов буквально на все, чтобы стереть его с лица земли, вместе со всеми воспоминаниями и уязвленной гордостью. Самая жаркая битва, самое страстное противостояние – разве не прекрасны эти эмоции, разве не это главное в сражении один на один? Пусть на расстоянии и используя пешки, это лишь детали. Главный враг известен, и Черному Королю отведено достаточно времени, чтобы продумать следующий ход.