Думала, милый каждый день, Думала, нежен, как капель. Ай, теперь знаю, что любовь моя Продавалась зря, я продажная…
Она помнила, как в их городок был расквартирован гусарский полк. Как молодые, красивые, стройные мужчины проезжали на горячих конях по мостовой, как под копыта их скакунов летели цветы и ленты… Как в честь прибытия был организован бал, на который пригласили семьи с незамужними девицами на выданье. И она была среди таких же девушек. И молодой гусарский офицер — Грей Фуллбастер — пригласил её на танец. Как она влюбилась с первого взгляда в такого холодного и неприступного мужчину, как таяла от одного его прикосновения или взгляда. Как продолжала бегать за ним, обращать на себя внимание, дарить ему ласковые прикосновения… дарить себя. А он лишь благосклонно принимал знаки внимания. Нет, он был нежен, никогда не опускался до грубости или пошлости, но оставался всё так же холоден… Только по ночам холодность сменялась страстью, желанием… да и, чего уж греха таить, похотью. А потом она увидела, как он смотрит на её подругу, что идёт под руку с другим офицером из их же полка — Нацу Драгнилом. И мир перевернулся. Она не нужна. Нет, не так. Она нужна только для того, чтобы он был ближе к той девушке, чтобы был повод чаще встречаться…Принесли б мне ветра дитя, Думала, я ждала грустя, Ай, теперь знаю, что к другим ветра. Как язык костра прилетали шутя.
А потом ещё новость: она беременна. И как она бежала, спотыкаясь, торопилась сообщить ему. И застала его в объятиях другой девушки… Как потеряла сознание, и смутным воспоминанием сквозь пелену боли, раздирающей не только сердце, но и все внутренности, слова полкового врача: — Выкидыш. К сожалению, она больше не сможет иметь детей. И холодные слова того, кого она любила больше жизни: — Что ж, это к лучшему. Когда она поправилась, весь город гудел сразу на двух свадьбах: Нацу Драгнила и Лисанны Штраус, Грея Фуллбастера и Люси Хартфилии. И никто не вспоминал, что Драгнил оказывал знаки внимания Хартфилии… Что у Фуллбастера была другая невеста, что сейчас бледной тенью стоит за одной из венчальных колонн в церкви… И после свадьбы задать лишь один вопрос: — Почему? И получить полный презрения взгляд и ответ, что заставил её упасть на колени в дорожную пыль: -У неё будет мой ребёнок, – и, усмехнувшись, добавить: — И она не бегала за мной, как кошка.Думала, что свирель звонка, Думала, тоньше тростника. Ай, объяснили, что оглохла я, А свирель моя не поёт из-за пыли.
Тогда ей показалось, что она оглохла… Он ушёл. А она всё также продолжала сидеть в пыли на коленях. Кажется, кто-то подошёл, что-то сказал…, но она не слышала. Тогда её подняли и отнесли домой. Где она не реагировала ни на что… Даже флейта, с которой девушка не расставалась никогда, была заброшена за ненадобностью… Она не понимала, что играет и зачем, не слышала ни мелодии, ни отдельных звуков. Кажется, это называется стресс…Думала, что земля дрожит, Может, её туман страшит? Ай, мне открыли, что по морю мы Три чужих страны переплыли.
И также через вату, через туман — какие-то сборы, какой-то отъезд… Закрытый экипаж, закрытое помещение… Она пришла в себя от постоянной качки. Охрипшим от долго молчания голосом попросить воды и, наконец, спросить: — Где мы? — приставленная к ней компаньонка сообщила, что они плывут на корабле в «край с чудесным воздухом, климат которого благоприятно скажется на вашем здоровье, госпожа». Сил хватило лишь на слабый кивок головой. Значит, вот так. Что ж, может, и к лучшему… Новый мир, новые люди, новые знакомства. И тогда её не сильно взволновало, почему она видит лишь темноту…Я думала, что подвал — темно. Думала, не найду окно, Ай, мне сказали, что уже давно, Что глаза давно, света не знали.
Сколько прошло времени с тех пор? Сколько врачей, лекарей, целительниц, бабок, шарлатанов и шаманов она прошла? Кто только не обещал ей вернуть зрение, говорили даже, что будут у неё дети. Что надо просто подождать… Но сколько, сколько ждать? Почему никто из них не говорил ей этого? А ещё она чувствовала, что больше так продолжаться не может… И сейчас отчётливо понимала, что ее теперешняя слепота всего лишь следствие слепоты сердечной. Незрячая я…Ай, волна, возьми меня! Ай, прими меня! Ай, волна, ай… Ай, волна, ай… Возьми волна, прими волна! Возьми волна, прими волна! Возьми волна, прими волна! Возьми волна, прими волна! Волна — прими меня…
Как она добралась до этой скалы над морем? Она бы и сама не сказала. Может быть, Боги, наконец, сжалились над ней и хоть в этом маленьком, но таком отчаянном, последнем шаге решили ей помочь? Она и за это им благодарна… Раз не подарили ей счастья быть любимой, быть женой, быть матерью, то пусть помогут сейчас. Пусть даруют мужество сделать последний шаг. Шаг в бездну. Пусть это синее море заберет её, её душу и тело… Бесстрастное предрассветное небо ещё смотрело на землю своими не заснувшими очами-звёздами, и только оно видело, как с одинокой скалы, что казалось, грозила ему, упала вниз хрупкая, тоненькая фигурка. Как в полёте несколько раз она ударилась о камни, ломая себя, и как исчезла в набежавшей волне, чья бела шапка приобрела на миг розовый оттенок, как у него, предрассветного неба. А потом снова стала белой и незапятнанной…