Моя Прозерпина.

      У графа Фантомхайва, как и у любого человека, были свои маленькие слабости, точнее любовь к маленьким сладостям из кондитерской мадам Боде. Кондитерская находилась напротив Темзы в двух кварталах от строящегося моста и была столь невыразительной, что никогда не имела обычных посетителей. Мадам Боде творила сладости исключительно на заказ и только особым клиентам.       И хотя как уже говорилось ранее, кондитерская работала только на заказ, на цокольном, первом этаже, неизменно было выставлено несколько видов сладостей, а за кассой стояла улыбчивая девушка, которая, пожалуй, даже не знала, как работает кассовый аппарат.       В ту пятницу Лондон был особенно туманен и дождлив, во всяком случае, так казалось Кристел, что сегодня стояла у кассы. Этот день наверняка был бы ещё одной дождливой пятницей в жизни Кристел, если бы впервые на её памяти в кондитерскую не вошли.       Дверной колокольчик дребезжащее зазвенел, и Кристел оторвалась от очередного романа, что завтра вечером она должна будет вернуть в библиотеку. На пороге кондитерской стоял мужчина, красивей которого она ещё не видела в своей жизни. Темные наполненные цветом дорого вина глаза равнодушно осмотрели помещение, на миг задержавшись на Кристел. Щёки Кристел покраснели, сама она почувствовала, как земля уходит из-под её ног, а сердце бешено стучит в груди.       Тогда она подумала, что влюбилась.       — Я ищу мадам Боде, — произнес он прекрасным голосом, и Кристел глупо улыбнулась, не совсем понимая смысл его слов.       Мужчина раздраженно посмотрел на неё, а потом чуть поморщился, и злость с застаревшей ненавистью промелькнула в его глазах. Спустя несколько мгновений Кристел услышала стук трости о деревянный пол, и на лестничном пролете показалась мадам Боде. Мадам не была старухой, и хотя морщины ещё не покрывали её лицо, женщиной или девушкой её нельзя было назвать. Мадам ходила тяжело и грузно, с силой опираясь на трость, и всё время горбилась, будто что-то непосильное давило на неё плечи, в черном траурном, вдовьем платье с седыми волосами, она действительно походила на старуху, хотя едва ли её было за двадцать лет.       В серых практически бесцветных глазах мадам промелькнули странные, совершенно незнакомые Кристел искры чего-то похожего на азарт. Мадам Боде крепко и неодобрительно сжала свои губы, на что мужчина улыбнулся, обнажив острые зубы.       — И что же тебе привело ко мне, корвус*? — мадам прищурила глаза, крепче сжала трость и впервые на памяти Кристел выпрямила спину.       — Себастьян, — мягко и слегка лукаво поправил её мужчина, и Кристел почувствовала себя неожиданно лишней, будто это встреча давно знакомых друг другу людей. — Меня зовут Себастьян Михаэлис.       Мадам Боде засмеялась, чуть запрокинув голову, и Кристел поспешила уйти в подсобку, запоминая чужое имя. Мадам проводила её печальными, полными невыплаканных слез глазами, и вновь повернулась к Себастьяну.       — Не смей её трогать.       Михаэлис на несколько мгновений прикрыл свои глаза, а затем перевел горящий нечеловеческий взгляд на подсобку. И стоило ему это сделать, как острый и тонкий клинок уткнулся ему в шею. Мадам Боде не сияла, Свет уже покидал её, но Тьма ещё не зарождалась в неё. Однако Себастьян всей своей сущностью чувствовал мерзкий запах яблок, а ещё ощущал сжигающий его жар, что исходил из неё.       И всё-таки мадам была прекрасна.       Прекрасней мадам была только на поле боя, когда азарт битвы захватывал её всю. Для него ещё свежи были воспоминания, когда белый и сияющий доспех её был перепачкан в крови, как ясные голубые глаза её темнели. Он помнил, как сладка была её кровь, и помнил день, когда Свет отвернулся от неё. Он помнил день, когда она пала.       — Люди сами выбирают свою судьбу, — насмешливо и хрипло, почти каркающее, ответил он.       — Это вы заманиваете их, — сияя голубыми глазами, ответила она и убрала клинок.       — Нет нашей вины в том, что Свет в них слаб.       — Молчи, язычник**. Не в праве ты судить о том, каков был замысел Его.       Себастьян засмеялся, тень его исказилась, а сам он крепко прижал к своей груди Боде когтистыми руками. Всё в нем требовало убить её, омыть руки её кровью и уничтожить последние искры Света в ней.       — Не стоит забываться, мой милый ангел, — глумливо ответил он. — Люди сами тянуться к нам, подобно мотылькам к огню.       Он крепче сжал её талию, впиваясь когтями в кожу, другой рукой удерживая за плечи, и повел к витрине, откуда было видно недостроенный мост***. Даже отсюда была слышна агония душ, Боде слышала их молитвы и крики, но уж ничего не могла поделать. Она уже давно не имела права направлять людей на путь истинный.       — Ты ведь чувствуешь, — почти дотрагиваясь до её ушей, говорит он, — как они мучаются. А теперь ответь мне, чем же вы лучше нас?       Себастьян смеётся тихо, но от этого не менее отвратно, а затем отпускает Боде, отходя назад. Она молчит и продолжает смотреть сквозь витрину на мост, ощущая боль погубленных душ. Когда мадам оборачивается назад, Михаэлис медленно слизывает со своих когтей чужую кровь и улыбается, обнажая клыки.       — Что тебе нужно, демон? — повторяет она, но сомнение уже зарождается в её душе.       Михаэлис улыбается, багряные глаза его вспыхивают красными углями. Он чувствует семена Тьмы в её сердце, ведь Свету сомнения чужды, и нечто древнее, почти забытое, внутри него едва не восхищается ней. Он видит, как на пол оседает пепел её крыльев, как сверкая белизной, появляются новые перья, и он почти поражен ею.       Ты, хочется сказать ему, потому что любовь не такое уж и светлое чувство, во всяком случае, его любовь. Он всё ещё хочет убить её, поглотить её Свет и вместе с тем, безумно хочет видеть крылья за её спиной. Он хочет, чтобы она оставалась собой.       Крылья, давят на неё, пригибают к земли, у Боде едва хватает сил держать спину ровно. Что-то в темных его горящих глазах пугает её, она видит в его глазах жажду обладания, темную и жгучую ревность, а ещё желание поглотить её. И это страшнее всех битв, что прошла она, неся волю Его, потому что Боде знает, Тьма уже есть внутри неё.       Впервые за несколько лет, глаза мадам Боде налились цветом, ещё не Тьмы, но уже не Света.       — Граф Фантомхайв желает продлить контракт, что был заключен ещё его отцом, — едва заметно щуря глаза, говорит дворецкий, и мадам чуть облегченно улыбается.       — Разумеется.       Себастьян достает контракт, и Боде делает один единственный шаг вперед. Ей кажется, что назад пути уже нет. Мадам с неожиданной тоской понимает, что она слишком человек, раз её тоже тянет к нему.       Ничего не бойся, моя Прозерпина.