Я её не любил.

Я люблю женщин. Мне нравятся женщины. Я обожаю их. Запах тела, плавные и легкие движения, худые и изящные линии талии. Мне нравятся их волосы, их руки, с аккуратными пальцами, которые плавно перебирают пряди или робко касаются моих плеч. Я обожаю эти глаза, смотрящие всегда по-разному, потому, что все женщины — разные. Эти губы, которые, от неловкости, очень часто боятся произнести какие-то слова, а иногда, не сдерживая себя, несут всякую ахинею. Мне нравится понимать женщин, нравится следит за ними, и особенно нравится получать от них их любовь к себе. Я люблю любить женщин. И люблю то, что они могут любить. Не все по-настоящему, не все делают правильный выбор, не всегда проявляют именно любовь. Но, мне нравятся женщины. ㅤㅤㅤㅤㅤㅤ ㅤ *ㅤㅤㅤㅤㅤ *ㅤㅤㅤㅤㅤ * Когда я был ещё молодым сопляком, я встретил одну девушку. Не сказать, что у меня никогда не было девушки, для серьёзных отношений, как и девушки на одну ночь. Были. И было достаточно много, я не смогу сейчас вспомнить всех. Уже тогда, в столь молодом возрасте, я понял психологию женщин. Я научился следить за ними, с первого раза проанализировать их характер, понять то, про что они думаю, как с ними нужно себя вести и так далее.. Но, ту девушку я запомнил по нескольким причинам — она не была красавицей, и ноги у неё не росли от ушей. Она была обычной, маленькой серенькой мышкой. Практически не привлекала чьё-либо внимание и я не знаю, как она оказалась рядом со мной. Иногда мне было стыдно пройтись где-то с ней, так как большинство обращало в нашу сторону столь непонимающие взгляды, что это выводило меня из себя. Я привык видеть в глазах остальных мужчин и женщин зависть в свою сторону, но, в тот момент всё было по-другому. Она позорила меня, но, почему-то оставалась рядом. Не мог её выгнать? Мог, но, скорее всего, не хотел. Она была моложе меня на шесть лет, и я отчетливо помню это её нелепое выражение лица, когда она узнала мой настоящий возраст. Мне тогда было двадцать два, а ей, следовательно, было шестнадцать. Она только-только заканчивала школу — оставался год — и, изначально, была вся затянута учебой. Она хотела стать отличницей, получить красный диплом. На институт денег бы у неё не хватило и я, резко расщедрившись, предложил ей свою помощь. К сожалению, или к счастью, она была слишком застенчивой и поэтому, яро краснея, отказалась. Я всё равно хотел настоять. Она жила с бабушкой, родителей у неё не было. Девушка постеснялась мне рассказать, почему именно её родителей нет, живы ли они. Может, она просто не хотела вспоминать то, что болезненно для неё. Но, каждый раз та говорила, что бабушка у неё хорошая и они прекрасно ладят. Лгала. Бабушка ненавидела свою внучку всем сердцем, давала чудесную порку и я не раз замечал какие-то следы, но, не вдавался в подробности. У каждого свои проблемы, моих же — мне было достаточно. Хотя, какие у меня могли быть проблемы? Каждую ночь я получал разрядку, и этого было достаточно мне, чтобы забыться о каких-то долгах или делах, которые я не успеваю сделать. Она была той, которую многие использовали. В том числе — и я.. Я прекрасно знал, что между нами не может быть каких-либо отношений и, собственно, она тоже знала. Но, продолжала робко проявлять свою любовь, не умело целовала меня. Она клялась мне в вечной любви и обещала мне, что, окончив школу, обязательно пойдет куда-то работать, а потом, имея достаточно денег, она сможет себе позволить съемную квартиру, где мы будем жить вместе. Я не прерывал её мечтания, разрешал надумывать себе всё, что хочет. Знал же, что больше года такие отношения не продержаться. Она верила в этот мир, видела в нем только хорошее. Меня удивляло это — не встречал я больше таких девушек, хотя, как я и говорил, у меня их было много. Она улыбалась мне, даже когда хотела плакать, она протягивала руку помощи тому, кто оскорблял её за спиной и плевал ей в лицо. Она видела в таких людях хорошие качества, которые вообще не заслуживали быть людьми. Она прятала слезы, но, показывала настоящие чувства. Она не умела врать, но, и не пыталась научится. Она имела пронзительные голубые глаза и я, глядя в них, тонул. Океан, небо, море. Всё это подходило под эти глаза. Не видел ни у кого более такие. Проникновенные, чистые и добрые. Она испытывала любовь ко всему — к близким, к незнакомцам, к растениям, к животным. А особенно она любила меня. Я не мог понять этой тягостной любви, но, она всегда крепко обнимала меня, прижималась так, будто в следующее мгновение я исчезну, некогда боязливо, а некогда уверенно, произносила «я тебя люблю». Она верила в мир, во всем мире. Когда мы познакомились, она была девственницей. Это проявлялось во всем — девушка была крайне застенчивой, скромной и боялась произнести какое-то неверно сказанное слово. Я не разделял такие чувства и быстро научил её вести себя более раскрепощенно. Я стал её первым мужчиной. И единственным. Я сломал её. Я сделал её ужасной, раскованной, раскомплексованной. Мне не нравилась она такая, но, вернуть её обратно было сложно. Невозможно. Она совсем забыла о том, что хотела учиться на диплом, и оценки её пали вниз. Учителя вскидывали брови вверх, но, ничего не могли исправить. Она была маленькой, наивной девочкой. Такой красивой в душе, симпатичной. Она была слишком молода и скромна, чтобы знать этот мир лучше. Чтобы не позволить ему изменить себя. Поэтому, противостоять ему она не смогла. ㅤㅤㅤㅤㅤㅤ ㅤ *ㅤㅤㅤㅤㅤ *ㅤㅤㅤㅤㅤ * ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤ— Мео.. Слегка дрогнув в голосе, задумчиво произнес я, осматривая искалеченное тело девушки, и остановившись взглядом на одной выразительной ссадине. Я произнес это слегка неожиданно для самого себя и, спустя пару минут, после того, как осознал, что позвал девушку и не придумав оправдания на данный момент, слегка удивленно уставился в пустоту. Уткнувшись своими зелеными глазами в её ссадины. ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤ— Да, Дэйк? Кажется, в третий раз повторила девица, удивленно глядя на меня и вопросительно изогнув одну бровь. Только на третий раз мне удалось прийти в себя, и я, в нелепом состоянии, поднял на неё свои ошеломленные глаза. Зачем я позвал её? Не знаю. Это вырвалось у меня случайно. Но, буквально столкнувшись с её голубыми очами, с её миловидным личиком, я сразу вспомнил ту мимолетную мысль, которая проскочила у меня в голове в ту секунду, когда я и окликнул девушку. ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤ— Переезжай ко мне. Твердо ответил я, поднимаясь с постели и садясь на край. Край покрывала ещё прикрывал мои пикантные места, не прикрытые тряпкой, и я слегка поправил его. Мои глаза снова впились в её. Шок, читавшийся в очах, забавлял меня и я при улыбнулся. Ласково и нежно. Через несколько минут, она "упала" рядом со мной, радостно вскрикивая и целуя меня в щеку. Она нежно заглянула в мои очи, а я лишь прижал её к себе за талию. В следующею минуту, я откинул футболку, которой она прикрывала свою грудь, одеваясь около зеркала. ㅤㅤㅤㅤㅤㅤ ㅤ *ㅤㅤㅤㅤㅤ *ㅤㅤㅤㅤㅤ * Так она и стала жить у меня, отпрашиваясь у бабушки. Конечно, так открыто сказать, что та теперь спит у двадцатидвухлетнего парня она не могла. Отмазывалась тем, что, якобы, живет в общежитии с подругой и ночует у неё, готовясь к школьным экзаменам. Бабушка плевала на это, главное, чтобы её "горячо любимая" внучка не увлеклась каким-то мужчиной. С тех самых пор я и стал считать себя её отцом. Я часто встречал её на школьном дворе, мы проходили к моей машине, я открывал ей двери и закрывал, а далее, мы, со всей скоростью, ехали домой. Она всегда просила ехать помедленнее, втискиваясь в сидение. Я лишь смотрел в зеркало и улыбался. Ты, как и всегда, казалась мне милой и доброй девушкой, не смотря на всё, что происходило с тобой. Я хотел защищать её. Впервые у меня появилось жуткое желание помочь кому-то, быть нужным для кого-то, уберечь кого-то. И это была она. Я даже не помню, как выбор пал на неё. Как именно она зацепила моё сердце? — Не знаю. Я просто хотел укрыть её пледом, обнять за плечи и уберечь от всех трудностей этого мира. Я боялся, что когда-нибудь она поймет, что мир несет в себе только дерьмо. Я никогда не говорил ей о своих настоящих чувствах, умолчал о том, что боюсь её потерять, хочу защитить и не позволю кому-то навредить ей. А если и говорил, она мгновенно менялась — дулась на меня, прятала глаза и обижалась. Она возвращалась прежняя — с милым, детским характером. Девушка дулась не больше нескольких минут, может час или полтора. А потом сама же, "хвостиком", бегала за мной и извинялась, стараясь получить от меня хотя бы улыбку. Я, конечно же, прощал. Но, более старался умолчать. Я никогда не воспринимал её всерьёз. Она могла изречь какую-то вдохновляющею и поистине умную речь, подбодрить человека, высказать своё мнение к политике, истории или прочим таким вещам, о которых нормальные девушки — как мне кажется — задумываться не должны. Но, я всегда воспринимал это, как писк ребенка, не имеющий определенный смысл и не несущий за собой сокрушительную силу вдохновения. Проще говоря, я просто не прислушивался ко всем её словам, и удивлялся — почему других эти слова вдохновляют на героическими поступки, воодушевляют и позволяют совершать, поистине, глупости? Что-то в этой девочке, с пронзительными голубыми глазами, было.. Что-то, что я не смог разглядеть. Она оставалась для меня малышкой, так как разница в нашем возрасте — ровно в шесть лет — давала о себе знать. Её влекло во мне мой возраст, моя образованность и мой опыт, а меня в ней — лишь секс. Да, пускай она и была шестнадцатилетней школьницей, — секс всё же был. Она была прекрасна, и я не редко брал за свои "доблестные" поступки плату. Она была не против, и это совсем не преследовало за собой насилие. Она была юна, чиста и непорочна, и я, как ни крути, просто не мог этим не воспользоваться. Даже после всех этих не дружеских отношений, и того, что мы могли вытворить в порыве страсти, — она оставалась для меня маленькой и невинной. Она была молода и, в свои шестнадцать, ещё не прочувствовала жизнь на все её стопроцентные вкусовые качества. И, пускай ей казалось, что она познала все прелести жизни, она упускала многое. И ей ещё многому стоило бы научится. Хотя, эта её неопознанность и привлекала меня. Она ещё не познала все трудности в жизни, даже не считая избиений от бабушки — как бы крайне глупо это не звучало —, и не умела извлекать из кого-то выгоду. Я бы хотел забыть эту способность и перестать.. или нет. Иногда я боялся коснуться её губ, когда она так горела желанием поцеловать меня. Я привык к ней и постепенно начал считать дочерью, которую не смог бы обрести, или сестрой, которой у меня и подавно не было. Это было странно — в одно время я мог вытворять с ней жесткие вещи, и в то же самое время я испытывал к ней относительно родственные чувства. Я так и не разобрался в себе и, пожалуй, это было главным, что раздражало меня. ㅤㅤㅤㅤㅤㅤ ㅤ *ㅤㅤㅤㅤㅤ *ㅤㅤㅤㅤㅤ * Я никогда не был однолюбом и ни разу не давал себе слова хотя бы попробовать больше не спать с другими женщинами. Я люблю их, и люблю себя, из-за чего и не мог отказать себе в удовольствии испытать чужое тело. Я спал со многими женщинами, все они были разными. Попадались такие, которые были похожи характером, однажды я встретил близняшек.. Но, не суть. Я спал со всеми ними, когда дома меня ждала моя малышка. Нет, не то, чтобы меня грызли угрызения совести — наоборот. Я не испытывал стыда целовать её в губы, после того, как эти самые губы испробовали совсем другие, не такие шероховатые. И даже не замечал то, как голубоглазка после хмурилась. Я умел пропускать мимо глаз то, что не особо привлекало меня. Почему же не пропустил и её? Ещё одна загадка в моей жизни. Она знала о всех моих похождениях. Знала об этом. Знала и молчала, и вряд-ли из-за того, что боялась выразить своё мнение. Она любила меня. Не хотелось ей терять того, кого она любит. Она молча отводила взгляд и клялась внутри себя больше никогда не спустить это мне с рук. Но, на следующий раз снова прощала меня и молчала о том, как больно ей вдыхать аромат чужого женского парфюма. У неё была чистая любовь. А я использовал её. Использовал как тело, которому я могу отдаться. И которое способно запросто отдаться мне. Я испытывал её терпение и она испытывала меня тем, что никогда не могла ответить какой-нибудь колкостью, накричать. Она была слишком сдержанна, стеснительна и с пониженной самооценкой, чтобы выразить истинные мысли при мне. А может, всё же, женщины способны переживать огромную боль только ради того, чтобы быть с тем, кого они любят. Даже подозревая о не взаимной любви. ㅤㅤㅤㅤㅤㅤ ㅤ *ㅤㅤㅤㅤㅤ *ㅤㅤㅤㅤㅤ * Сам того не понимая, я безумно любил её плечи. Они были маленькие, аккуратные и столь прекрасны, что я безумно влюбился в эту её часть тела. Помню, мы гуляли по парку аттракционов. Как самый типичный маленький ребенок, она любила гулять в парке и обожала выпрашивать у меня пару денег для того, чтобы прокатится на каком-либо аттракционе. Её "щенячьи" глаза не давали мне покоя долгое время и однако брали вверх над эгоизмом, после чего у неё в руках был заветный билетик, позволяющий ей немного развлечься. Со временем я научился быстро отдавать ей деньги, "долго не ломаясь", так как это выводило меня из себя. А девушке наоборот — льстило. Когда мы гуляли по парку, после кафе, в котором успели отобедать, так как с самого утра блуждали по нашему небольшому городку, я приобнял девушку за плечи. Впервые. Ох, я до сих помню это взбудораженное выражение лица, когда девушка быстро глянула в мою сторону — для чего ей пришлось высоко поднять голову вверх —, отчего её глаза уменьшились, а зрачки, наоборот, расширились. Её щеки покрылись краской, и она выглядела довольно смешно: раскрасневшаяся, с нелепым выражением лица и напуганная или счастливая. Я не разобрал её эмоций, да и она, скорее всего, тоже. Но, тогда это стало лишь началом. Первой моей попыткой. Зарождением привычкой, которая становилась неотъемлемой частью каждой нашей прогулкой. Я привык обнимать её за плечи, сжимая их в ладонях, чтобы убедиться — вот она. Девушка же уже практически не краснела, только тогда, когда сталкивалась со взглядами незнакомцев. Никогда не понимал, почему их мнение так много для неё значило? Пару раз она пыталась скинуть мою руку, увидев осуждающие взгляды, обращенные в нашу сторону. Я пытался выяснить причины такого поведения, но, это вводило девушку как в ступор, так и в мгновенную истерику — она каждый раз вела себя по-разному. ㅤㅤㅤㅤㅤㅤ ㅤ *ㅤㅤㅤㅤㅤ *ㅤㅤㅤㅤㅤ * ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤ— Дейк, пожалуйста, смотри мне в глаза. Произнесла она, сжимая мои щеки в своих ладонях так крепко, что я чувствовал их на скулах. Это доставляло дискомфорт, но, уверенно продолжал смотреть на её лицо, находившееся так близко с моим, в её голубые глаза, испуганно бегающие по моему лицу, осматривая каждую мою часть, улавливая неровные линии. Она была уверена в себе, и в этот момент я заметил то, что никогда прежде не замечал — её настоящею. Она пряталась под корочкой недоверия и комплексов, но, настоящая она была уверенной. Я не мог долго смотреть ей прямо в глаза. Иногда я позволял себе на несколько секунд заглянуть в эти частички одного бездонного, сильного, иногда бушующего океана, но, по истечению поставленного времени, я спешил отвести взгляд. Конечно, пары секунд было слишком мало для того, чтобы насладиться этой красотой. Но, более я просто не выдерживал. Не знаю, о чем думала или что представляла девушка в эти моменты, но, в душе ощущалась боль и пустота. Необъяснимая боль и пустота. Это так раздражало меня, но, я никогда ей об этом не говорил. ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤ— Дейк, я прошу тебя, не лги мне. Будь честен со мной. Это настолько сложно для тебя? Она снова заговорила со мной, но, уже не столь уверенно, как с самого начала. Корка из недоверия, комплексов и собственной нелюбви к себе проявлялась вновь, удушая её изнутри. Я чувствовал, как больно ей произносить эти слова, почувствовал, как задрожали её ладошки, как вздрогнула она вся. Её передернуло оттого, что она только что произнесла. Будто бы это было чем-то запретным. Будто с самого детства её учили не произносить такие слова. Но, сейчас она нарушала правила. Давно пора. Я внимательно смотрел на её лицо, которое то бледнело, то вновь заливалось румянцем оттого, что на людях мы были столь близки. Порой меня раздражала её закомплексованность — практически всегда. Она боялась поцеловать меня, обнять и проявить малейший жест, намекающий на её симпатию ко мне. У нас была разница в возрасте и она боялась, что кто-то возьмется осуждать её. Это, конечно, было бы логичным, но, так выводило меня из себя. Мне хотелось заставить её разрушить поставленные правила. Я жаждал разрушить её саму.. ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤ— Просто люби меня.. вечно. Её голос с уверенного тембра, перешел на шепот. Я продолжал следить за тем, как она изменялась в лице, как сильно на неё действовали слова, которые срывали с её собственных уст. Она боялась. Она произносила эти слова и продолжала бояться до последнего. Говоря последний звук, и растягивая его, неслышно, продолжала дрожать. Боялась, что кто-то услышит её, что примется осуждать прямо сейчас. Тем не менее, та продолжала просить меня о том, чего я попросту не слышал. И я задавался лишь одним вопросом — почему она такая? Будь она другой, я бы, возможно, и слушал то, о чем она говорила. Возможно, я даже вникал бы в суть всего происходящего, но, так-то я отстаивал позицию того, будто меня и не было в её жизни. Я лишь наблюдал. Я был гостем, зашедшим в гости и осматривающий жилище хозяина. Но, меня не приглашали и я смотрел не на жилье, а на душу. Смотрел в душу, осматривал со стороны и делал какие-то необоснованные выводы. Я наблюдал за ней, и, тем не менее, менял её. Она вновь попросила меня дарить себя и своё тепло, в котором она так нуждалась. И я понимал её, находил в этих словах логичность — наконец-то задумываясь о потустороннем смысле. Она никогда не испытывала любви, так как была сиротой. Только бабушка воспитывала нелюбимую внучку с помощью ударов и прочего насилия. Она никогда не испытывала по отношению к себе ласку и заботу, посему, столкнувшись с моим отношением к ней, спутала стандартный секс и наживу с настоящей любовью. В этот момент я подумал о том, что она слишком наивна. Мне стало жаль её и я лишь кивнул. Мои щеки всё ещё были сжаты в её ладонях, но, теперь уже не так сильно. Сил у неё, скорее всего, просто не осталось. Она была измучена морально, и это отразилось на её физической стойкости. Я не слушал её и не должен был вообще соглашаться, так как прекрасно знал, что мне не дано исполнить то, о чем она так яро меня просила. Но, что-то заставило меня кивнуть на её слова, хотя толком я не принялся разбирать их смысл. Я согласился. Согласился и вновь кивнул головой, после чего заглянул в её глаза. Голубые глаза, похожие на океан или небо, с пушистыми облаками, в которых хотелось зарыться и никогда более не вылезать, помутнели, наполнились слезами, которые вот-вот были готовы сорваться, потечь по щекам, упасть на асфальт, разбившись на маленькие капельки и микроэлементы. Увидев в этих глазах неимоверное количество несчастья, боли и безысходности, я чувствовал, как корка из безразличия и льда в моем сердце принялась таять — медленно, но, тем не менее, уверенно. Я не сдержался, и крепко обнял её за плечи, прижимая к себе. Я чувствовал, как она передергивала этими самыми плечами, моими любимыми плечами. Всхлипы, которые издавала девушка, я слышал неимоверно отчетливо — эти звуки били мне прямо в уши. Я закусывал губы и хмурился, пуская морщины по лбу и переносице, стараясь сдержаться от гневных комментариев. Ей нужно это. Нужно выдать всю свою боль наружу, чтобы избавиться от внутренних угрызений, которые попросту не давали ей жить и развиваться дальше. Я увидел её настоящею, и знаю, что для того, чтобы видеть её такой чаще, ей нужно освободиться от прошлого. Но, я никогда бы не назвал себя «Мать Тереза», ибо даже в момент, когда я понимал всю ситуацию, мне приходилось сдерживать себя от настоящих чувств. Пагубные мысли всё ещё бушевали в моей голове. Я по-прежнему ненавидел эти слезы и сопли. Меня это раздражало, выводило из себя, заставляло кипеть от злости. Больших усилий стоило то, чтобы сдержаться. В момент, когда я обнимал её, а она, в ответ, обнимала меня и плакала, я понимал, что она жалкая. Я чувствовал эту брезгливость, по отношению к её особе, и неимоверно плохо становилось оттого, что я не могу овладеть собой и своими мыслями, чувствами, чтобы хоть немного проявить сочувствия. Она осталась для меня жалкой. И для себя я тоже был жалким. У меня появилось отвращение к самому себе. Я позволяю ей плакать. Нет, я гнобил себя не из-за того, что она плакала из-за меня, а из-за того, что сам поддерживал эти слезы, не успокаивая или крича на неё. В любой другой ситуации, я бы сорвался и ушел куда подальше, чтобы не видеть её слез. Возможно, я бы даже нашел спутницу на ночь. ㅤㅤㅤㅤㅤㅤ ㅤ *ㅤㅤㅤㅤㅤ *ㅤㅤㅤㅤㅤ * — Спустя полтора года — С тех самых пор я отчетливо запомнил её плечи. Это была единственная её часть, которую я не пытался изменить. На ней не было увечий, шрамов или прочего, что могло бы вызывать у меня отвращение и желание занять место у сортира, кожа там была девственной, чистой и мягкой. Было приятно обнимать её за плечи, целовать в плече, уткнуться ей в плече. Она же радовалась любому моему проявлению внимания, и считала, что теперь я с ней навсегда. Но, взаимных чувств, которые бы соответствовали её большой любви, у меня не было. В девушку возможно влюбиться, а можно просто найти то, что тебе в ней нравится. Она интересовала меня только как игрушка. Не более. За полгода изменилось мало чего. Она по-прежнему жила у меня, каждый раз ссорилась с бабушкой по этому поводу. Мне было приятно жить с ней. Благо, девушка была хозяюшкой и в доме наконец-то воцарил порядок. Гармония, которую она внесла в мою жизнь, доставляла мне удовольствие и в тоже время, несомненно, утруждала. Меня раздражали эти постоянные уборки, в которых она просила меня принимать участие — это было непривычным. Жизнь типичного холостяка сильно отличалась от моей теперешней жизни. Каждое утро я начинал с завтрака. Она с самого утра трудилась на кухне, чтобы угодить моим вкусовым качествам. Я собирался и уходил, оставляя её на целый день одну, и, когда приходил домой, дом практически блистал. Иногда бывало и так, что я не ночевал дома, тогда она не звонила мне, зная, что я не отвечу, а лишь приду раздраженный из-за подобных вызовов домой, посему просто ждала меня, и чаще всего засыпала на диване, в гостиной. Она любила меня. По-прежнему. Так же сильно, страстно и по-настоящему, как с самого начала. Её любовь практически не изменилась. Она только была увереннее в себе, иногда делала мне замечания и заставляла меня ходить с ней по магазинам, или помогать ей. Раньше меня это раздражало, но, теперь чаще всего я быстрее соглашался. Она радовалась своим достижениям, а я был рад видеть её счастливой и одушевленной. Каждый раз, засыпая с ней в одной постели, я слышал лишь о том, как сильно она меня любит. Никаких упреков на тему моих измен, о которых девушка, безоговорочно, знала, лишь чистые признания в любви. Но, я никогда не отвечал ей взаимностью. Лишь молчал, или целовал её в губы, лоб. Я не любил её. Это не было любовью и если девушка об этом не догадывалась из-за своей неосведомленности в таких делах, то я был в этом уверен. У меня не вызывала она чувств, схожими с «бабочками в животе», мне не хотелось плюнуть в лицо всем своим пассиям, а лишь наоборот — желание иметь чье-то другое тело просыпалось куда более. Мне хотелось разнообразия, и я всегда достигал эйфории, получая кого-то ещё. Она не вдохновляла меня на героические поступки, которые считались бы до абсурда глупыми и тупыми. Я не считал это любовью и, как и говорил, никогда прежде не был однолюбом. Возможно, я никогда и не мог кого-то любить. Мне просто нравились девушки, я добивался их и получал желаемое. На следующий день, она казалась мне отвратной и при одном только взгляде в её сторону хотелось сунуть в глотку два пальца, чтобы блевать как можно скорее. Я любил её плечи. Любил бархатную кожу, любит прикосновения. Любил целовать её в плече. Любил по утрам наблюдать, как она быстро-быстро бегает по кухне, стараясь как можно скорее подать завтрак на стол (состоящий нередко не из одного блюда, а двух-трёх). Как она вздергивала плечами, когда масло, шипя на сковороде, брызгало в её сторону. Как вскрикивала, если оно достигало цели, и, по-детски, кричала — «Оно кусается! Плохое масло! Плохое!» Это и забавляло меня и, как всякого скупого на эмоции взрослого, неимоверно раздражало. Но, я однако влюблялся в её плечи каждый раз, когда ощущал кожу в этой области на своих ладонях. Как имел право своими шероховатыми губами коснуться их. Я любил её физически в разных позах. Именно секс и был главной составляющей в нашей жизни. Скорее всего, он и её миловидное личико сдерживали меня оттого, чтобы не вышвырнуть её из дома. Я, по прежнему, считал её своим отцом, беспокоился о ней. Правда объяснить подобное поведение я, к несчастью, не мог. И, конечно же, о таких странных эмоциях, чувствах и поведении я даже не пытался сообщить девице. Зачем? Я привык, что свои чувства мне нужно просто скрывать. Чувства, которых нет. Она по-прежнему думала, что у нас всё хорошо. А ведь «нас» толком и не было-то. Иногда мне хотелось рассмеяться оттого, какой нелепой и смешной она была. Я не хотел разрушать её мир и, одновременно, хотел вздернуть с её переносицы эти розовые очки, которые, якобы, делали мир лучше. Нифига! Я не изменялся и продолжать иметь разных пассий для одной ночи. Я спал с разными женщинами, так как имел огромное стремление к разнообразию. Их возрастная категория была всегда разная — одни были зрелые; другие старые, но, несомненно состоятельные; третьи просто были богаты и при деньгах, из-за чего я выхватывал выгоду; а большинство, конечно же, были ещё слишком молоды, чтобы познать вкус семейной жизни, или осознать то, что я их буду просто использовать. Немногие из них просто были красавицами, но, особых средств не имели, хотя и яро расхваливали себя. Меньшинство были умны, но, достаточно хитры — все женщины хитрые. Огромное количество из них были просто глупыми. Такими же глупыми и несносными, как и та, что верно ждала меня дома. Глупыми и не готовыми к семейной жизни, как и я. ㅤㅤㅤㅤㅤㅤ ㅤ *ㅤㅤㅤㅤㅤ *ㅤㅤㅤㅤㅤ * После этих полутора года, я чертовски привязался к ней. Как Тузик к Бобику. Каждое утро я уже знал, куда мне нужно идти, что на кухне она будет готовить, будет радоваться мне. Обнимет за шею, начнется вешаться на мои плечи, целовать меня в щеку или в губы. Я же лишь при улыбнусь ей, а потом уже примусь за еду, расхваливая то, что готовить она, честно, не плохо. К вечеру, по моему возвращению, она опять будет вешаться на мои плечи и будто бы не замечать чужих женских духов. Будто бы не увидела на белоснежной рубашке, которую гладила буквально сегодня утром, помаду. Будто бы не заметила, что застегнута она, в попыхах, не правильно. Но.. на самом деле, она не так глупа, как я считал. Она всё прекрасно видела. И помаду на рубашке, и неправильно застегнутые, через одну, пуговицы. Она всё чувствовала. Чувствовала эту мою эйфорию, чувствовала то, что я обманываю. Кажется, ей даже плохо становилось в тот момент, когда я был с кем-то ещё. Она учуяла этот парфюм другой женщины. Почувствовала, что кто-то другой так же вешался на мои плечи, целовал в щеку. И в губы. Она понимала. Всё понимала. Поняла, что я не изменюсь, и то, что я никогда более не буду ей верен. Что не люблю её — то же, кажется, знала. А я ничего ей не говорил. Мои глаза, действия — всё сказали за себя. Они причинили ей неимоверную боль. ㅤㅤㅤㅤㅤㅤ ㅤ *ㅤㅤㅤㅤㅤ *ㅤㅤㅤㅤㅤ * Я нашел её в ванной. Просто однажды пришел домой пораньше и, вместо того, чтобы почувствовать руки на шее, тяжесть от того, что на мне нависли, не чувствовал шероховатых губ, пытающихся получить взаимность в своих поцелуях. Я не почувствовал этого, и лишь холод обнял мои плечи. В квартире стало пахнуть гнилью и депрессией. Так пахнет безысходность. Я был взволнован этим, почувствовал, как дрожь прошлась по всему телу и не желала отпускать мои мысли. Собраться с умом было сложно, так как пагубные мысли снова забирались в мою голову. Они выводили меня из себя. И я решил избавиться от них, умывшись. Дверь в ванную была открыта. И я, без лишних размышлений и раздумий, зашел туда. Я буквально споткнулся об её тело. Она лежала здесь, в скрученной позе и лужи собственной крови. Её рубашка стала красной, или даже бардовой. Джинсы были порваны, так как изначально, видимо, она старалась сделать с собой совсем другое. На них были еле заметные капли крови, которые я приметил, конечно, не изначально. Я был сломан уже тем, что осознавал — она мертва. Её не спасти. И то, что я испытал по приходу было лишь «цветочками», далее — хуже. Она лежала полностью неподвижно, без каких-либо эмоций. Так, будто бы спала и, вот-вот, обязана была проснуться. Но, нет. Она не проснется. Её больше нет. Она навсегда ушла в Царство Морфея, из которого больше не вернется. Я знал об этом. Не по каким-то медицинским данным, просто.. на её запястье был глубокий порез. Настолько глубокий, что я видел всё содержимое её запястья: мясо, сухожилии и прочая гадость. Где-то недалеко от неё лежала моя бритва. Вся в крови. Именно ею она и прикончила себя. Глупая, мелкая девчонка. Я обнял её, и, приподняв, приголубил к себе. Она не сопротивлялась и, думаю, будучи жива тоже бы не особо сопротивлялась бы. Но, увы, сейчас она лишь безжизненно лежала в моей охапке. Не улыбки, ничего. Её губы были зажаты, и слегка закусаны. В последние минуты жизни она испытывала жуткую боль, я это знаю. Я обнял её, бережно приложил к себе, как грудного ребенка. Моего ребенка. Она была моим ребенком, была моим чадом. Я же был её отцом. Я старался сохранить её такой, какой она и была до встречи со мной, хотя в то же время старался погубить её. Показать ей настоящий мир. Я обнимал её. И зарыдал. Я просто сидел, крепко сжимая её в руках, и рыдал. Впервые я рыдал навзрыд. Впервые я чувствовал ту боль, которую испытывали все женщины в мире, когда какой-то подонок по типу меня использовал их, а потом просто уходил невзначай, будто бы всего этого не было. Я испытывал, в первую очередь, её боль. Рыдая, из меня выходило всё то дерьмо и вся дурь, что накопились за столько лет. Впервые я почувствовал себя настоящим моральным уродом, а после ещё и косо глянул в зеркало. Жалкий, отвратительный, потерявший смысл жизни и, наконец-то, пришедший с небес на землю. Это не девица, это я не знал, каким есть мир на самом деле. И это угнетало. Я продолжал рыдать и мои слезы безмолвно падали ей на плечи. Не знаю почему, но, я всё ещё ждал того момента, как девушка протянет руку и, улыбнувшись, коснется моей щеки. Я был бы счастлив с ней, знай заранее такой конец. Мы не создатели своей судьбы и всё ещё не разобрались, зачем мы здесь, но, тем не менее, мы можем всё поменять. Правда, шансов у нас не много. Мы не можем предугадать, что будет впереди и, какой произойдет исход. Все эти лживые гадалки — лишь догадки. Всё знает лишь Всевысший, если он, конечно, есть. Я снова заглянул в её лицо, ожидая столкнуться с добрым и любящим взглядом — каким он был всегда. Но, увы, оно было таким же безмолвным и безжизненным, как и прежде. Её голубые глаза были теперь под тяжелыми веками. Я пытался показать ей весь мир, настоящий, как мне казалось. Ведь, у всего есть две стороны. И я, зачем-то, старался показать ей весь тот негатив, который я видел, не умея проявлять позитив. Увидев всё это, она не выдержала и, в конечном итоге, её глаза были под тяжелыми веками. Я ревел, как маленький мальчик, у которого отобрали конфетку. И эта конфетка была для него дорогой. Она была для меня дорога. Я привык к ней. Я был её отцом. Который её использовал, не обращай внимание и убивал её морально. А после она сама добила себя физически. Не выдержав всего этого морального изнеможения, она умерла. Я сидел, сжимал в руках её ладонь. Кончики пальцев уже остыли и стали холодными, как лед. Прижавшись головой к стенке и продолжая рыдать, я через раз бился головой об стенку. Кафель был голодный, стена тоже. Но, её пальцы были куда холоднее их обоих. Я снова зарычал, и слезы покатились куда скорее по моим щекам, чем прежде. От злости и ненависти, которую я испытывал к себе, я рвал волосы на своей голове. Меня всегда трясло от одного только осознания, что «как прежде» больше никогда не будет. От такой глубокой обиды на неё, которую объяснить я никак не мог, и осознания безысходности всей ситуации, мне хотелось кусать локти. И я мог бы это сделать, если бы не ограничения, которые допустил создатель, делая людей не способными на такие вещи. Правда, мне казалось, из-за моей злости я мог даже пренебрегать законами природы, укусив себя наконец за локоть. И лишь девушка молчаливо лежала рядом, будто бы всё происходящее её не касалось вообще. А ведь она и была одной составляющей сложившейся ситуации. Это она не сдержалась! Она не смогла справится с этой ситуацией! Она не смогла удержаться в этом мире настолько долго, насколько ей хотелось! Снова пагубные мысли.. Я ненавидел себя за то, что всё время искал себе оправдания. И даже сейчас, когда я столкнулся со смертью лицом к лицу, я искал оправдания своим ужасным поступкам. И вновь ударился головой об холодную стену, в очередной раз отбрасывая и буквально выкидывая пагубные мысли из своей головы. Во всем этом виноват лишь я. За всё это время я понял ещё кое-что. Я, на самом деле, никогда не любил её. Я не ощущал этой симпатии, бабочек, о которых так яро описывали все окружающие. Этого не было. Я не поддерживал её и мне было бы «раз плюнуть» скинуть вину на неё. Любви не было. Я не был способен на любовь. ㅤㅤㅤㅤㅤㅤ ㅤ *ㅤㅤㅤㅤㅤ *ㅤㅤㅤㅤㅤ * Уже пятый год подряд я храню её вещи: обувь и зубную щетку. Это буквально было единственным, что я смог сберечь после того, как следователи забрали её вещи из моей комнаты. Как бедняки, они рассматривали каждую частицу. Почему им и в голову не сбрело спросить, что девушка делала у мужчины, старше её на шесть лет? Хотя, это было мне на руку. Я обошелся без лишних расспросов. Да и от её бабушки — единственной, как я говорил уже, родственницы усопшей — лишних укоризненных взглядов не было. Она, буквально, и не горевала по умершей девушке. Её похороны прошли сухо: людей собралось практически больше десятка. Только её одноклассники, с которыми она училась в школе, парочку отдаленных знакомых, бабушка и я. Да, конечно, я не смог сдержаться и не прийти на похороны — всё таки, я продолжал считать её своей дочерью и, право, без неё в квартире все оказалось таким пустым. Безысходность никак не выветривалась, а лишь въедалась в стены, предметы и одежду, которыми была заполнена квартира. Но, нет, я по-прежнему уверен, что не любил девушку. Не было любви. Я не способен на симпатию и проявление чувств. Я использовал её. Она была моей личной игрушкой. Я крутил ею как хотел, изменял, приходил поздно. Но, она по-прежнему всё прощала. Она была первой, что стерпела столько мук, только ради того, чтобы в очередной раз увидеть меня, улыбнуться мне и, как ни в чем не бывало, поцеловать в щеку, обнять, притворившись, что не почувствовала духов, спокойно взять за руку, направляя на кухню, где остывает приготовленный ужин. И мне, по-прежнему, хотелось прийти домой, почувствовать бархатные губы на щеке, обнять её за плечи. Мои любимые плечи. Вспоминая о том, как мы гуляли и я обнимал её за плечи, я бежал домой скорее. Отменял встречи, плевал на дела — лишь бы скорее добраться к дому, в родную квартиру.. где нет её. Она не стояла, не улыбалась мне, не дала сил подышать её запахом: пахло не столь духами, сколько едой, которую она готовила. С надеждой, я проходил в сторону кухню, — может не услышала? Но, нет. Кухня была пуста. Плиту никто не включал. Посуда и продуты были не тронуты. Ни еды, ни записок — её просто не было. Исчезла из моей жизни. Теперь более ни одна женщина не привлекала меня. Они все были другими: каким-то не такими. У одной были голубые глаза, но, не столь пронзительные. У другой было милое личико, но, стервозный характер. Она хотела командовать мной. Но, это не она. Ни одна женщина не была способна заменить её. Её — такую необычную, добрую, милую. Она не была на кого-либо похожа, возможно, даже её внешность, с другой стороны, могла бы показаться более доскональной. Ни одна женщина не была способна заменить её плеч. Моих любимых плеч.. После её смерти все поменялось. И я хотел лишь один ответ, на один вопрос. ㅤㅤㅤㅤㅤㅤ ㅤ *ㅤㅤㅤㅤㅤ *ㅤㅤㅤㅤㅤ * Я не любил её?..