Суицидница

Бледная лампочка ярко освещала ванную комнату, отбрасывая на голубую кафельную стенку тень от висящей полиэтиленовой шторки. Вода капала из крана, глухо стукаясь о дно безупречно вычищенной ванной, и девочка, стоящая над ней, тихо плакала, сжимая в тонких пальцах блестящую полоску лезвия. Хрупкие плечи тряслись, рука беспрестанно дрожала, слезы катились по влажным щекам. Кривя бледные, плотно сжатые губы, она и не замечала, что прямо за ее спиной, опираясь на корзину белья, стоит юноша, похожий на взъерошенного воробья. Ему лет семнадцать, наверное, и из-под бровей на девочку смотрят карие, темные глаза, лицо с тонкими, аристократическими чертами выражает насмешку и легкое отвращение. Он таких вот постоянно видит — ничего нового. — Режь, давай. — тихо шепчет он, распрямляясь. — Ты сможешь, ты сильная. Девочка вскрикивает, оборачиваясь, и старается отодвинуться подальше, прижимаясь к бортику ванной. Сердце бешено стучит, дыхание частое, а от страха едва ли ноги не слабеют. — Т-ты кто?! — заикнувшись, спрашивает она, и шмыгает покрасневшим у кончика носом. В голове пролетает паническая мысль о том, что дверь была закрыта, и девчонка кидает на нее взгляд, видя, что защелка по-прежнему повернута. Юноша все так же устало и безразлично разглядывает ее, сложив руки на груди. — Посыльный. — коротко кидает он. — Навещаю девочек, которые решили свести счеты с жизнью. — и ухмыляется, взъерошивая пятерней и без того всклокоченные темные волосы. — Я с ума сошла, да? — в очередной раз всхлипывает девчонка. — Да, раз действительно решилась на такое. — Посыльный указывает подбородком на лезвие, что девочка по-прежнему держит в руке. — Ты Аня, да? Та в ответ рассеянно кивает. — А хочешь, Аня, я расскажу тебе кое-что? О том, почему ты сейчас стоишь тут, мечтая сделать себе больно? Девочка снова с непонятным выражением лица глядит на него, явно разрываясь между желанием услышать и погнать непонятного гостя взашей, угрожая вызвать полицию. — Ну, слушай. — заключает юноша. — Тебе, скорее всего, недавно исполнилось пятнадцать. Ты уже не ребенок, ведь так? Кончился тот отрезок твоей жизни, когда ты могла бегать за мальчиками на перемене, играть в тамагочи и прыгать на скакалке во дворе. Ты выше этого, но… Кто это сказал, и почему ты должна вести себя, как все? Ты необычная. Отличаешься от массы и других фиф, которые выглядят, как размалеванные шлюхи. Ты предпочитаешь кеды и растянутые футболки каблукам и элегантным платьям, много читаешь, пытаешься рисовать. — Посыльный поднимает к лицу ладонь, с вежливым интересом разглядывая ногти. Аня осторожно давит подушечкой большого пальца на острие лезвия, оставляя длинную вмятинку. — Пьешь много чая, да? Черного, крепкого. Любишь дождь… В то время, как твои сверстники пьют и курят, считая себя взрослыми, ты ощущаешь себя ребенком. Ощущала, точнее, потому что теперь твоя жизнь на детскую не похожа. Аня снова всхлипывает, прикрывает покрасневшие от рыданий глаза. — Это он все испортил. — вкрадчиво продолжает Посыльный. — Появился в твоей жизни. Яркий, смешливый. Встрепанный, долговязый любитель клетчатых рубашек. Писал стихи, играл на гитаре, читал то же, что и ты. Умный такой, острый на язык, и улыбка у него была красивая. Он понимал тебя? — Понимал. — Понимал… — эхом откликается юноша. — Помнишь тот день, когда он прочитал тебе стих, в котором был явный намек? Помнишь, как до встречи с ним ты не верила во «всю эту любовь»? А тот дождь, ну, когда он отдал тебе свою толстовку? Он-то сам шел в одной футболке, зато обнимал тебя за плечи. Какой обман. Девчонка часто моргает, пытаясь выдавить хоть пару слезинок, но ничего не выходит. — И ты стоишь тут. — констатирует юноша. — Зачем? — Я хочу сделать себе больно. — шепчет Аня, поднимая покрасневшие глаза. — Хочу увидеть, как кровь потечет по руке, хочу, чтобы шрамы остались. Это как освобождаться, выпускать пар… — Дура ты, Анечка. — едко произносит Посыльный, кривясь. — Маленькая, жаждущая внимания, дура. Знаешь, скольких таких «страдалиц» я видел? Сотни каждый день. Вы несете какую-то чушь, слизанную из модных пабликов, рассказываете, что вы очень скрытные и нелюдимые, а по ночам ноете в подушку, потому что хотите много друзей. Пытаетесь втюхать хоть кому-нибудь историю своей жалкой короткой жизни с независимым видом… Аня уже растерянно смотрела на разошедшегося юношу, беззвучно открывая рот. — …но никому не интересно ее слушать. Если у вас хватает смелости резаться, вы даже шрамы не прячете, а при всех выворачиваете руки так, чтобы было повиднее. Действительно, пусть все видят, пусть с удивлением спрашивают, что у вас произошло, а вы с печальным и, как вы думаете, подавленным видом будете отвечать, что все хорошо и смущенно опускать рукава. Режь, давай! Ты и повод уже нашла, хоть тебе и глубоко плевать на того парня, и способ «понтануться» самый действенный. — Нет! — девочка резко вскочила, сжимая свободную от лезвия ладонь в кулак. — Мне правда больно, правда нужно отвлечься! Ты вообще понимаешь, как это? .. — Нет, конечно! — с жаром заверяет Аню посыльный, взмахнув руками. — Куда мне-то? Можно только задать вопрос? .. Раз тебе так тяжело, раз ты так устала… Почему именно вены режешь? А как же таблетки? Как же веревка с табуретом? Аня раздраженно вздыхает, вновь оседая на бортик ванной, пальцы вцепляются в холодную поверхность. — …да, я забыл. Ты же боишься умереть. — и кривится, качая головой. — А скольким своим знакомым ты написала перед тем, как прийти сюда? Всем в списке друзей, полагаю. И пока ты тут занимаешься псевдосаможалением, они отвечают тебе, звонят, отговаривают. Девочка отворачивается, сверля взглядом кран. — Хочешь, открою секрет? — усмехается Посыльный. — А им плевать. Они задолбались слушать о том, как у тебя все плохо. Как ты ненавидишь себя, как ты жрешь душу одной тебе понятными проблемами, которых они не понимают… Не знала этого, а? Чего молчишь? — юноша наклоняется к ней ближе. — Скажи еще, что теперь точно жить не хочешь. Смысл бытия пропал. — Пошел ты. — шипит оскорбленно Аня, швыряя лезвие в ванную. — Чего тебе надо вообще?! — Мне? Ничего. — Посыльный поводит плечами, грустно и задумчиво ухмыляясь. — Знаешь, как я умер? — Что? — испуганно спрашивает Аня, снова подаваясь назад. — Знаешь, говорю, как я умер? — терпеливо повторяет юноша. — Насмерть в парке забили какие-то ублюдки, честное слово. Бабушка от инсульта скончалась, как узнала. Год назад дело было, а я родителей до сих пор навещаю, они все не оправятся. — как следует разглядев испуганную Аню, юноша вздыхает. — А ты давай, продолжай. Ной, сколько влезет, мотай сопли на покрасневшие костяшки. Тебе ведь всего пятнадцать. Почему не пострадать?..