prisoner

***

Перед глазами предстаёт вымощенная белой плиткой узкая дорожка и белокаменное здание, ядом вливающееся тебе в гортань и обвивающий твои ватные ноги; вата впитывает их с невероятной скоростью; на груди висят груды заржавевших от времени цепей. Они не дают тебе дышать, они разрывают твои внутренние органы в кровавую кашу; тебя окутывает липкая дымка страха, наглухо перекрывающая попытку освободиться и расправить крылья. Аккуратно запечатанное в розовый конверт письмо было словно удар в спину; находящаяся в тот момент цветочная ваза хрусталём полетела по паркету и оставила свои острые осколки под кожей, а землей были нагло засыпаны твои чувства. Выведенные каллиграфическим почерком буквы «Д» и «А» впитали в себя соль и горечь приземлившейся на них слезы. Зрение село в единый миг, а сердце ухнуло куда-то вниз. Именно тогда доступ кислорода в твои лёгкие был насильно ограничен обладателем почерка. Бумага невесомо приземлилась на остатки хрустальной вазы. Ты уже мёртв. Твои голубые находятся в отчаянных попытках выискать его карие; всё это так же тщетно, как и твоя к нему сумасшедшая привязанность. Безумный крик вырывается из твоей груди, но ни одна из расфуфыренных подружек невесты или её отец — никто не услышит твоего воя, пропитанного солью безвыходности и безграничной к нему любви. В твои дрожащие руки попадает хрупкий бокал, наполненный игривым шипящим шампанским. Пальцы крепко сжимаются, ноги предательски подкашиваются, в горле сохнет. Напиток подобно бензину обжёг твоё пережёванное сердце и кислотой разъел желудок. Иллюзия его присутствия в твоей жизни преследовала тебя повсеместно, до этого самого первого куплета знаменитого марша, что гулом отдался в твоих ушах. Будь проклят этот чёртов Мендельсон. С каждым его шагом тебе становится труднее сдерживать подступающий к горлу комок. Грудь вздымается, плечи странно дёргаются. Ты выдыхаешь и смотришь на него — такого красивого, такого нарядного, сияющего… влюблённого? Да. Но далеко не в твою родинку на подбородке. Её белая фата красиво тянется по дорожке, следуя каждому вашему совместному шагу. Ваши пальцы сплетены в крепкий неразрушимый узел. Твоё лицо украшает искренняя улыбка и падающая от ресниц тень; её шею украшает жемчуг и белое кружево лифа свадебного платья. Женщина в бордовом костюме читает весь этот формальный бред, написанный под копирку и заученный ею же наизусть; добрая сотня гостей замерли в немом ожидании поскорее отметить это по истине «радостное» событие. Глотку обжигает второй бокал шампанского. ...Ты, закрывая глаза, валишься на своё любимое компьютерное кресло, расслабленно выдыхая. Сейчас не нужно планировать все свои действия, контролировать мимику и грамотно расставлять слова в предложениях; всё это лирическое вступление окончилось для вас двоих довольно успешно. В каждом грёбаном видео, в каждой фразе чувствуется капающая изо рта фальш и наигранность. Вы больше, чем просто друзья. Это более, чем очевидно. И если не семистам тысячам подписчиков в сумме, то вам двоим это ясно совершенно. Рядом стоящий стул, принесённый из кухни, жалостливо скрипнул под тяжестью плюхнувшегося на него тела. Романтичные сумерки сгущались над прохладным Питером, оставляя лишь тусклый свет фонарей, натыканных около подъезда, еле-еле пробивающихся сквозь полуоткрытые жалюзи: они отделились от городской будничной суеты всего одним движением ладони. Жалюзи падают. Комната погружается во мрак. Ваши улыбающиеся лица освещает лишь монитор, где виднеется давно открытый Мишей Sony Vegas. Ты усмехаешься, замечая свои недвусмысленные взгляды, обращённые к лучшему другу. Слишком много тематических шуток, слишком много случайных прикосновений, слишком много «слишком». Солодков громко отхлёбывает чай и спешит ткнуть в заляпанный его же пальцами монитор, при этом высмеивая процент того, насколько этот взгляд заставит всех залиться слезами от восторга... — Согласен. Ностальгия о прекрасном грубо разрывается его голосом, мгновенно пуская пулю в затылок. Хочется бросить чёртов бокал, схватить его за красивую чёрную бабочку и утащить отсюда, не давая совершить эту глупую ошибку. Ты нужен ему. Когда вы открывали вместе эти грёбаные подарки, полученные с совместных сходок. Ты нужен ему. Когда вы вместе поехали на видеопипл и видфест, а потом остались закрытыми на балконе. Ты нужен ему. Когда ушки медленно двигались от одной мысли друг о друге. Ты нужен ему. Когда ледяная вода касалась твоих озябших рук и мочила волосы. Ты действительно нужен ему. Всегда. — Согласна. Это ненавистное слово змеиными зубами пускает яд во все внутренности и разжижает мокроту в лёгких; оно превращает кровь в бензин, больно растекающийся по жилам. Отчётливо слышны его приближающиеся в твою сторону шаги, стучащие лакированные туфли втаптывают твои чёртовы чувства в грязь и мешают их с питерскими дорогами. Его растянутые в невинной улыбке губы заставляют твоё щедро смоченное бензином сердце вспыхнуть ярче прежнего. Хочется обнять его, но отныне ты не имеешь на этого совершенно никакого права. «Поздравляю» — глотая ком, тихо и невнятно пытаешься произнести ты, пожимая его тёплую родную руку. В его тёмно-карие бросили подожжённую спичку, что заставило твою душу свернуться от рыданий в несколько раз и зарыться глубоко в угол. Ты стараешься не думать, имелся ли какой-нибудь тайный подтекст в его взгляде; твоя ладонь ложится на его голову и треплет уложенные в салоне волосы, пахнущие приятным шампунем. Ты автоматически повторяешь «Поздравляю» и ваш недолгий телесный контакт прерывается тобой же. Опуская руку, ты чувствуешь его неровное сбившееся дыхание, что обжигает тебя, и замечаешь пылающие щёки, слабо выделяющиеся на фоне смуглой кожи. Ты отпускаешь его, улыбающегося, с тяжёлыми гирями и тошнотворным покалыванием в груди, провожая удаляющуюся фигуру ещё некоторое время. Он даже не оборачивается. Огонь потухает, свинец вновь вливается в твою гортань, влага подступает к глазам. Разворачиваешься и уходишь, оставляя своё исчезновение незаметным. Твои потрёпанные чувства отныне совершенно никому не интересны. Насколько бы сильно не пылало от них твоё сердце.