Bad Carmilla

За окном молнии вырисовывали кривые, задавали очертания соседним зданиям, капли раздражающе разбивались о навес, струились по высоким окнам. Под порывом ветра провод линии электропередач повалился искристым фейерверком на бордюр. Завтра утром на это место пришлют соответствующего человека для ремонта. А пока Лора действовала (а точнее не действовала) на ощупь. Свет отрубили. То ли план Ворденберга, то ли нелепое стечение обстоятельств, но Холлис чувствовала, что из этого получится состряпать неплохой сюжет для выпуска. А так же она чувствовала нечто другое. Менее воодушевляющее. Внутри расползался страх, окутывал темными вязкими нитями, пробегал по шее, цепко впиваясь в позвонки и ребра. Сдавливал органы колючей проволокой. Лора буквально чувствовала нависающую над собственным телом, пронизывающую тонкими шипами насквозь, волну ужаса. Она оставалась неподвижна, сидя на своем кресле, пялясь в черноту на место, где когда-то, согласно её памяти, должен был располагаться экран компьютера. Красная лампочка записи на мониторе не горела, как и любой источник света. Взгляд застыл, как у хищника во время охоты. Глупо, ведь в данной ситуации жертва она. Каким-то чудом удалось унять непроизвольное желание закричать (сначала от неожиданности, затем от боли), но не дрожь по всему телу, когда она ощутила ледяную руку на плече. Пальцы впивались в кожу и, вероятно, оставят багровые отметены. — Дэнни? — Она выдавила из себя дежурную фразу куда-то в темноту комнаты, глупую фирменную полуулыбку наивной девочки, добавив к этому наигранный повседневный тон, с явным отголоском беспокойства. Она не оборачивалась. Лора была готова поверить во что угодно, ей хотелось поверить во что угодно, это было необходимо. Пусть сзади стоит хоть гребаный морской черт, но не она. — Ты не Бог, Лора, — этот голос. В их недалеком совместном прошлом звучал иначе: успокаивающе, в него можно было буквально закутаться от внешнего мира, он давал понять, что до тех пор, пока они вместе, они смогут справиться с кознями декана, новыми порядками Мэтти или даже дурацким свойством Холлис идеализировать большую часть земного шара. Этот голос рассыпается в голове, осколками попадает в капилляры. Она всегда чувствовала его. Внутри себя. Её голос, интонацию, речь, тембр. Для Лоры это было тем, что можно потянуть за ниточки. То самое, всегда выбивающееся из общей массы других шумов, всегда с небольшой хрипотцой, от чего девушке казалось, что в своё время дама её сердца пропускала через легкие кубометры дыма от качественного табака без примесей. Вампира ведь не убьет рак или сосудисто-сердечные заболевания. Но, тем не менее, вампира всё ещё можно поразить в самое сердце. Глупышка Лора слишком поздно это осознала. — Так…почему же ты поступаешь так, словно являешься самым могущественным существом на планете? Считаешь себя выше и мудрее тех, кто прожил здесь уже не первое столетие? — Лора не решалась отвечать, страшась разъярить вампира. Голос Кармиллы обжигал, в нем ощущалась грань, которую та вот-вот переступит. В груди что-то с треском и скрежетом падало и разбивалось. Когда маленькая Лора слышала то, что она сделала с Кармиллой, к глазам подступали слезы. Когда она понимала, что сама оттолкнула их на эту дистанцию друг от друга. — Какое право ты имеешь решать, кому жить? Спокойная, безэмоциональная, сухая. Такая же ледяная, как её руки. Снежная королева. Холлис чувствовала, как Кармилла подступила в упор. Как её вымокшая от дождя одежда соприкасалась со спиной. С кончиков темных волос без заданной траектории капли падали то на макушку Лоры, то на пол или одежду, таким образом, звук капель разбавлял нависшую смесь тишины с собственным надрывистым дыханием девушки. — Нам с Мэтти нравилась гроза, — теперь уже пальцы обеих рук впивались в плечи Лоры. — Наверное, потому что у нас есть нечто общее с ней? Не темное и устрашающее, многие ведь боятся молний или раската грома. Скорее импульсивное, действующее не по плану, спонтанно. Не соответствующее критериям. Да, Лора. Мы не плохие. Просто не похожи на вас. — Ладонь пережала шею Холлис на этой фразе, крепко притянув к себе. Та всё ещё не шевелилась, не оказывая ни малейших признаков сопротивления, кроме учащенного пульса, который Карнштейн чувствовала сквозь кожу. А теперь едва осилила вдох, будучи прижата макушкой к грудной клетке вампира. — Она могла бы быть здесь, Лора, стоять рядом. Мы бы поднялись на крышу кампуса или отправились туда, где тишину не искажают постоянно бродящие вокруг тебя студенты, где нет никакого постороннего шума, кроме моего и её голоса. А ведь знаешь, даже спустя все эти столетия, нам было о чем поговорить. И то, как мы говорили с ней. Было столько недосказанного. Отныне таковым и останется. Мэтти — одна из единственных, кто заставлял меня чувствовать, кто пробуждал во мне то немногое человеческое. — Голос стал подобен натянутой струне. — Была. А ещё, Лора, была ты. — Струна лопнула. По коже тысячами крупиц пробежали мурашки. Кармилла умолкла. Дышать становилось труднее, девушка чувствовала, что вот-вот подступит то паническое ощущение, когда рассудок отходит на второй план из-за мизерной концентрации кислорода в крови. Тогда она начала извиваться всеми мыслимыми способами, чтобы вырваться или хоть немного облегчить путь воздуха в легкие, а пальцы Карнштейн лишь сильнее вонзились в шею, что давало Лоре понять: данная ситуация не сулит ничего хорошего. И она права. К лицу прилила кровь, она же болезненно пульсировала в висках, словно ещё немного и выплеснется наружу. Лора не успела сделать вдох, перед тем как ощутила, что Кармилла подняла её в воздухе, словно котёнка. Она не успела вдохнуть, когда её ноги оторвались от пола, а сила притяжения как будто прекратила своё существование. Не успела вдохнуть, когда начала двигаться в определенном направлении, а затем, не понимая, что происходит и куда делась лёгкость в теле, остановилась. Времени на дыхание не было, когда вся та невесомость отдалась десятикратным весом каждого позвонка, впечатывающегося в бетонную стену, когда органы совершают кульбит в брюшной полости, а грудная клетка словно трещит по швам. Во рту ощущался металлический привкус. Волосы застилала пелена пыль и мелкие частицы стройматериала — от хлипкой перегородки между комнатами камня на камень не осталось. Её удивило, как много, оказывается, метров может пролететь тело из плоти и крови безо всяких защитных приспособлений, даже после значительного столкновения. Благо (если выразиться таким образом будет уместно), не всё в этом старинном доме сделано из гипсокартона. Единственное, что Лоре удалось, это тяжело, хрипло откашляться, лежа на полу. Силуэты, стоящие напротив окна, были смазаны перед глазами, словно кто-то провел рукой по холсту со свежей краской, плыли в голове. Точнее один единственный силуэт, идущий в её направлении. А затем, как будто в ускоренной съемке, лицо Кармиллы оказалось прямо напротив её собственного. Глаза блестели в темноте, отдавая ненавистью и озлобленностью, хоть мимика не выдавала ни намека на эмоции. Какие-то совершенно другие грани той, настоящей Кармиллы, которые Лора никогда не видела, а та не позволяла рассмотреть их вплотную. Теперь же, маленькая Лора буквально смотрела внутрь. Нечто дикое, звериное. Голод. Это действительно её Кармилла? Очертания чего-то острого врезаются в место на шее, где Лора ощущает пульсирующую кровь под кожей, впрочем, не причиняя особой боли. Даже больше: Кармилла проводит языком влажную дорожку до мочки уха. Одна рука грубо оттягивает за волосы наверх, другая подпирает грудь, чтобы безвольное тело не падало вперед. И Лора вновь удивляется тому, насколько она не в состоянии контролировать координацию, и насколько это легко для Кармиллы, лепить, словно из глины, то, что она хочет: заставляет её принять положение сидя. — Карм… — слова обрывались от бессилия и отсутствия воздуха, который необходимо было выдавить сквозь голосовые связки. Лора не могла пошевелиться, не могла ровно дышать. По правде, ей было до чертиков страшно, а крохотное сердце билось о ребра в груди. По правде, где-то внутри Холлис всегда ютился страх того, что происходит с ней сейчас, того, что лишь для неё Кармилла бесполезный ленивый вампир, и что в ней есть то, что Лоре лучше не пытаться пробудить, чего лучше опасаться. Но любила-то Лора сильнее. И она знала, что Кармилла чувствовала это, она видела оскал её улыбки, её клыки в полумраке. Карнштейн разглядывала свою добычу, проводя кончиками пальцев по спутавшимся волосам. Этой же рукой стёрла струйку крови на щеке, сочащуюся из скулы, и дотронулась языком до алой консистенции. Этот голос, приобрётший некоторое подобие с тем знакомым томным шёпотом, только теперь иначе, теперь чуждо. Она чувствовала прямо над ухом: — Боишься меня, Лора? — Во фразе прозвучал оттенок смеха, который наша маленькая Лора ещё никогда не слышала от предмета своего обожания. Так смеются над врагом, определяя собственное превосходство. Это было последним. Самым страшным. Безразличие. — Правильно. Потому что я убью тебя.