The Quiet Night (Тихая ночь)

      Впервые за долгое время у Брюса выдалась ночь, которую он мог провести наедине с самим собой. Альфред уехал на выходные к родственникам; никаких важных событий или вечеринок, обязательных к посещению его персоны, не намечалось; а бэтсигнал так ни разу и не загорелся. В этот раз Брюсу выпал шанс скромно поужинать в тишине, посидеть в удобном кресле в пижаме за одной давно недочитанной им книгой, прежде чем пораньше отправиться в постель. Он собирался приступить к последнему пункту, как вдруг балконные окна размером с целую дверь внезапно распахнулись сами собой – драматично, будто в классическом триллере, направляя в его сторону поток холодного воздуха и брызги дождя.       Была ли хоть одна ночь в этом городе без дождя? – подумал Брюс, раздраженно покачав головой.       Подойдя к раскрытым окнам, он собирался закрыть их, как тёмное очертание чьей-то руки выскользнуло из-за красных бархатных штор и прикрыло их вместо него. О, черт…       Мысль взять нож для вскрытия писем пришла в голову слишком поздно – всего на одну секунду позже, чем нужно. Быстрая и тонкая рука, пальцы которой были скрыты тканью белой перчатки, легко сомкнулись на его запястье и подняли беспомощную руку над головой.       – Добрый вечер, кексик.       Глаза Брюса распахнулись, он мгновенно узнал этот голос; хотя и самого прозвища было достаточно. Приветствие, произнесенное так близко, и так нежно прямо ему в ухо, заставило содрогнуться.       – Чего ты хочешь? – прорычал Брюс, собравшись с мыслями; его не слишком удивило присутствие этого человека, но несколько обескуражило. – Как ты меня вычислил?       – О, дорогой, теперь я точно знаю. – Брюс не понимал, как этот психованный ублюдок мог делать голос таким страстным, но времени на обдумывания не было.       Джокер выхватил бесполезный нож из его руки и, не торопясь, легко закружился словно балерина. Он всего на одно мгновение подставил спину Брюсу – и тот, воспользовавшись моментом, сразу кинулся на Джокера и повалил его на пол. Они начали бороться, придавливая друг друга к полу, пытаясь ухватить за руку. Спустя какого-то времени противоборств Брюс смог прижать Джокера, но без защитного костюма тому удалось оцарапать его плечо шипом красной розы, которую он все это время носил. Через секунду рука Брюса полностью онемела; он начал терять равновесие, но смог-таки отнять цветок и, отбросив его в сторону, отряхнуть плечо, пытаясь избавиться от этого неприятного ощущения. Тяжело дыша, Джокер ему улыбнулся; он находился всего в нескольких дюймах.       – Не то, чтобы я жаловался, - заметил он, – но, если ты хочешь сохранить хоть какой-то контроль над своими конечностями, то не мог бы ты слезть с меня?       – Не в этот раз, – пробормотал Брюс, вдруг он сдавленно зарычал, почувствовав, как что-то острое кольнуло его сквозь пижамные штаны и парализовало всю правую ногу.       Джокер довольно ухмыльнулся и, воспользовавшись этой временной потерей контроля, перевернул Брюса, нависнув над ним.       – Обещаю, я здесь не для того, чтобы доставлять проблемы. Я просто хочу поболтать.       – Угу, верю, – буркнули ему в ответ.       – Клятвенно обещаю, – хмыкнул Джокер.       Он помог Брюсу встать и придерживал его спину, пока они добирались до кресла. Несмотря на самоочевидную опасность, Брюс в какой-то момент просто решил пустить все на самотек, не упуская из-под внимания то, что он наполовину обездвижен, а все необходимое оружие находилось слишком далеко.       – Говори, – сказал он, – чего ты хочешь?       Как часто Бэтмен оказывался в подобной ситуации прежде? Связанный – или иным образом обездвиженный – в руках Джокера, ожидающий помощи от Робина или превосходной идеи, возникшей в подсознании.       К сожалению, на данный момент Брюс находился между Робином и абсолютным незнанием, что же будет дальше; но оставался еще один вариант: позволить ублюдку высказаться, и надеяться… что он может как-нибудь справиться.       Джокер замаячил перед Брюсом, возвращая внимание к себе, тот посмотрел на своего врага, изучающим взглядом. Тёмно-фиолетовый, блестящий костюм сидел на Джокере идеально, скрывая различное, всевозможное оружие; зелёные с металлическим оттенком волосы зализаны назад; бабочка – такая же красная как туфельки Дороти – туго затянута на белой шёлковой рубашке, – может, он мог бы задушить его ей? Джокер все еще улыбался как сумасшедший; его свирепые, ярко-красные глаза горели огнем из-за отражающегося в них полыхающего каминного пламени – единственного источника света в комнате.       Словно от неожиданности, Джокер слегка рассмеялся:       – Никогда не думал, что будет так легко усыпить охрану в твоём собственном доме. Мне стоило бы попытаться раньше… Нас же никто не побеспокоит, правда? Никаких шумных маленьких пташек?       – Почему, ты жалкий сукин…       – Ох, пирожок, не верти своими бэт-трусишками, – Брюс удивился, он не думал, что эта пугающая улыбка может стать ещё шире – Джокер смотрел на его живот чуть ниже талии, – в область паха. Брюс вдруг осознал, что на нем из одежды только пижамные брюки.       – Тогда, нет шансов.       Отвечая на мрачный взгляд Уэйна, бледный человек протянул руку и ущипнул его за щеку:       – Расслабься, сладенький. Я только дразнюсь.       – Ты всё ещё не ответил на мой вопрос, – прорычал Брюс. – Как ты вообще понял, кто я такой?       – Ах, это, – глаза Джокера странно заблестели. – Бэтси, милый, когда кто-то знает тебя так же хорошо, как я, проводя столько ночей в таком страстном танце, изучая каждый твой дюйм… Ну, это было просто очевидно!       Отлично, теперь мне гораздо лучше.       – А ещё?       – Ты такой нетерпеливый, любимый. Ты, который учил меня быть терпеливым, – хихикнул Джокер. – Видишь ли… у меня случилось прозрение. Всё это время я играл пассивную роль в этой игре, понимаешь? Я убиваю кучу людей, а ты спешишь им на помощь. Все это…       Человек с изумрудными волосами зашагал перед Брюсом в раздумьях:       – Но потом это случилось со мной. Я подумал, что, возможно, мне стоит проявить инициативу и навестить тебя. Мне нравится дрожь от предчувствия твоего появления, ожидание того, как ты впечатываешь меня в тротуар. И вдруг я осознал, что мы так мало проводим времени вдвоём.       О, какого чёрта?       – Мало времени? – повторил Брюс, скептически выгнув бровь.       – Ну конечно, мой дорогой, – ответил Джокер, усаживаясь на столешницу, тихо стукнув каблуками. – Какие долгие отношения могут существовать без этого? Конечно, ночи на улице прекрасны, но в них так мало содержания.       – Ладно. Ты вообще понимаешь, о чём говоришь? – спросил Брюс.       В ответ красные глаза резко сузились, и Джокер, вытянув руку, ухватил Брюса за щеку, и поднял его голову.       – Ты рехнулся? – слова Брюса вызвали у Джокера приступ смеха; тот в непонимании сдвинул брови, а секундной позже осознал, насколько глупым оказался его вопрос.       – Такой сообразительный, – задумчиво произнес Джокер, цокнув языком. – И так, так полон противоречий. Мы всеми этими ночами танцевали вместе, и ты на самом деле до сих пор не догадался?       Джокер соскользнул со стола и, сократив небольшое расстояние между ним и Брюсом до минимума, нагнулся, упираясь руками в подлокотники кресла; склонив лицо так, пока щеки не заполыхали от забурлившей в жилах крови, а запах человека напротив не заполнил ноздри. Конечно, Брюс узнал этот запах. Как он мог не узнать? Нежный и легкий аромат бутоньерок, которые Джокер всегда носил, и свежий запах мыла, почти перебивающий острый запах пролитой крови. Дрожь, овладевшая телом без причины. Столько ночей. Столько ночей, переполненных адреналином, потом и кровью.       – Как сильно я обожаю тебя? – шепнул Джокер на ухо Брюсу.       Тот слегка вздрогнул и отпрянул, он глянул на лицо Джокера – всего в паре дюймов от него, – как всегда ухмыляющееся; но только теперь эта ухмылка приобрела новое значение. Как он мог не замечать жар в этих кровавых глазах? Как он мог игнорировать это?       – Нет ничего в этом мире, кроме тебя и меня, – прошептал Джокер. – Ничто не имеет значения. Я был рождён для тебя той ночью так давно. Создан, чтобы преследовать тебя.       Глаза Брюса слегка расширились, а Джокер только рассмеялся:       – Не пойми меня неправильно, сладкий. Я все равно бы убивал. Я люблю это, но ещё больше я люблю тебя. Люблю все, что связано с тобой. И когда я обнаружил другую твою сторону… – он продолжал посмеиваться, зарываясь ладонью в волосы Брюса, что заставляло того дрожать; дотронулся пальцем свободной руки парализованной шеи, а затем – груди.       – Ты просто совершенство, не так ли? – промурлыкал он. – Ты должен знать, что я живу только для тебя. Всегда жил.       Брюс несколько раз моргнул, пытаясь осмыслить сказанное. И все же что-то прекрасное было в этом пугающе-красивом лице с заострёнными чертами, освещенном огненным светом; в этих опасных глазах, горящих желанием.       – Но… тогда… зачем ты убиваешь… если я?..       – О… они ничто... Подарки для тебя. Ужасные цветы, которые я шлю тебе, надеясь, что ты заметишь меня. Если я должен убить – я делаю это из уважения к тебе.       – Это… самое ужасное, что я когда-либо слышал, – честно признался Брюс.       Джокер еще безумнее рассмеялся:       – Неужели? – он вздохнул так, будто эта фраза его задела. – Тем не менее это – моя цель. Я устраиваю резню для тебя. Ты останавливаешь меня. Это – игра, в которую мы играем; наш бесконечный танец. В мире нет ничего кроме него.       В этот момент своей речи Джокер сумел приблизиться ещё ближе, пока его ярко-красные губы не коснулись губ Брюса.       – Наши прикосновения такие мимолетные, но как же сильно я хочу сократить дистанцию. В конце концов, любые отношения рано или поздно должны переходить на новый уровень… и я подумал… почему я должен ждать инициативы от тебя?..       Он прижался своими губами к Брюсу, целуя его с мучительной нежностью, но тот отвернулся.       – Ты не можешь быть серьёзен!       – На самом деле… я могу, – возразил Джокер. – В некоторых случаях, иногда.       – Нет… нет… Джокер, серьёзно. Ты не можешь любить меня.       – Я верю, что слышал это раньше, – Джокер присел на колени Брюса, и когда тот попытался пошевелиться, зажал его руку и ногу. Он положил руки на парализованные плечи Брюса, ласково поглаживая обнаженную кожу, где тот мог немного чувствовать. – Напомни мне снова, почему?       – Потому… потому что ты психопат! Ты не способен любить! – Брюс запнулся. – Ты даже Харли не любил, а она жила воздухом, которым ты дышал.       – В моём сердце есть место только для одной любви, дорогой, – выдохнул Джокер в шею Брюса. – И это должна быть реальная любовь.       – Но всё реально!       – Не для меня, – он снова приблизился, поглаживая щёки Брюса ладонями в перчатках. По каким-то причинам ему это не понравилось и он – впервые, как они встретились – снял их, а затем вернулся к своим не желаемым ласкам. Он дотрагивался так, словно умел отравлять одним лишь прикосновением.       – Пожалуйста, прекрати, – прошептал Брюс.       К парализованным частям тела возвращалась чувствительность – и это только способствовало усиливающейся дрожи от этих касаний. У Брюса было множество женщин, но сейчас дела обстояли по-другому.       – Умоляешь, любовь моя? – засмеялся Джокер, уткнувшись своим острым носом в нос Брюса. – Никогда бы не подумал, что услышу это. Умоляй снова…       Уэйн был бы не против, да только он не мог этого сделать, потому что Джокер поцеловал его опять, сжав лицо руками – и в этот раз Брюсу не удалось отвернуться. Джокер целовал его со всепоглощающем упоением, с каким прикасался к нему. Целовал его так, будто рот Брюса – единственный источник кислорода в мире; единственный источник пищи, – и он испытывал голод. И сколько бы Брюс ни противился, он вдруг понял, что целует Джокера в ответ.       Бледный мужчина, двинувшись на коленях Брюса, оседлал его, прижимаясь все ближе. Он пробежал ладонями вниз по рельефной, мускулистой груди; Брюс, совсем того не желая, застонал, чем вызвал очередной смешок.       – Джокер… – проговорил он, между прикосновениями. – Джокер… стой. Остановись…       – Остановись, – повторил за ним Джокер, закусывая губу Брюса, лаская ее языком. – Остановиться? Ты всегда колеблешься… Никогда не позволяешь себе освободиться…       К пальцам постепенно возвращалась чувствительность, и Брюс ощутил, как Джокер положил что-то длинное и холодное в его руку.       – Убийство и это не так сильно отличаются… – Джокер обвил талию Брюса, поглаживая обнажённую спину. – О, как бы я хотел, чтоб ты убил меня…       Он страстно прорычал сказанное в рот Брюса:       – Сделай это сейчас… Убей меня… или трахни… или ещё что … Сделай что-нибудь, я прошу тебя… мой дорогой Бэтмен…       Брюс наконец-то смог отодвинуться, мысленно удивившись этому. Приобретая возможность двигаться, он смог слабо оттолкнуть Джокера.       – Я не Бэтмен, – запротестовал он. – Это всего лишь маскировка, которую я ношу; роль, которую играю. На самом деле я не Бэтмен.       Джокер смотрел на него тяжёлым, пристальным взглядом, а затем покачал головой:       – Ты думаешь, есть разница? Ты думаешь, что можешь отделить себя от Бэтмена? Он тот, кем ты являешься, мой сладкий. Он тот, кем ты должен был стать.       Джокер нагнулся, чтобы поцеловать Брюса снова, но в этот раз он смог увернуться. Джокер опустил голову, и, наверное, еще ни разу Брюсу не удавалось видеть что-то столь сильно похожее на поражение в его чертах.       Джокер снова поднял голову, на его лице растянулась жуткая, маниакальная улыбка, а глаза озорно засверкали.       – Моё предложение остаётся в силе, любимый, – сказал он.       Видя, что Брюс не обращает на него внимания и не шевелится, Джокер соскользнул с колен и нагнулся к нему:       – Я жду твоих действий. – Он ткнул в челюсть Брюса карту, которую после оставил на столе, перед тем, как развернуться и уйти – так же, как и появился, растворившись в темноте ночи.       Спустя несколько минут, когда возвратилась возможность двигаться, Брюс, потянувшись, подобрал со стола карту. На ней был изображен Джокер – как и предполагалось, – с грациозно зажатой в зубах красной розой.