Лгунья

— Какое у смерти лицо? — вкрадчивый голос стихает почти до шёпота и чтец выхватывает из текста новое предложение. — Босая и тонкая. Белая в красном, приносящая покой после долгой болезни. И крылатая валькирия, что зовёт в последний бой, — тщательно выверенная пауза. — Небесный плут, забирающий неосторожных проказников. Безмолвный странник, прячущий лицо и уносящий не только погибшего, но даже воспоминания о нём. Старец, отвечающий на любой вопрос, и дева, баюкающая нерождённое дитя. Стоглавая химера. Паук, плетущий судьбы. Очищающий дух огня. И ещё. Бесчисленное множество обличий, принадлежащих фольклору того или иного региона нашего бескрайнего лоскутного мира… А вот это уже интереснее, — вдумчивый взгляд поверх страниц. — Встречается у некоторых народов и менее уважительное мнение. Называют символ окончания сущего то вором, то лжецом, — в голосе чтеца не слыхать и тени собственных эмоций. Только глаза прищурены по-особенному. — Лгуньей, — мягко отзывается уютно свернувшаяся в кресле миниатюрная фея, — потому как лгунья она и есть, — и потягивается так же по-кошачьи. — И по какой же причине? — вопрошает тонкая, аристократичного вида девица, чуть наклоняя голову. Иного выражения заинтересованности от неё дожидаться не имеет смысла. — Наш отряд участвовал в десятках мелких стычек и даже в паре крупных сражений, — произносит до того молчавший, третий слушатель, — и ни один из раненых не просил о вечном поле боя, — короткая пауза, — или покое. — И чего же изволят желать отважные рыцари? — осанка юной леди безупречна. А вот взрывной темперамент подводит, слишком ярко проявляясь насмешкой в голосе. — Обычно, — взгляд исподлобья, — не умирать. Или умереть поскорее. Тихо потрескивают в камине почти догоревшие дрова. — Мы путешествуем по всему миру, — прерывает затянувшуюся паузу маленькая «прыгунья», — и собрали множество чужих легенд. Наверное, потому и видим её наиболее ясно. — Разумеется, — едва слышно комментирует благородная. — Мне кажется, — мерцающий свет дрожит в расплавленном серебре глаз, делая этот обычный вечер и эту несвойственную четверым беседу какой-то особенно волшебной и значимой, — смерти и нет вовсе. И каждый из нас — тоже маленькая смерть. И пока мы лжём, она также будет обманывать. — Глупо, — одним словом разрушает установившееся волшебство рыцарь. — Весьма любопытно, — бормочет чтец, снова опуская глаза в книгу. — Это не ложь, милая, — благородная поводит плечом, пытаясь удержать сползшую шаль. — Искусство преподносить каждому ожидаемую правду имеет своё название, пусть и довольно неприглядное, — лицемерие, — тканое полотно окончательно скатывается с тонких рук. — Всего лишь для каждого свои слова.