Лошадь двигается неритмично: то срывается в рваный галоп, то вновь переходит на неровный шаг. По-хорошему, мне бы остановить её и дать немного передохнуть или напоить, но на это нет времени, поэтому приходится постоянно её подгонять, понимая, что она ещё совсем недолго так продержится. Под копытами вовсю хлюпает грязь, а мелкий противный дождь холодом льётся за шиворот. Времени не хватило даже на то, чтобы надеть плащ - пришлось ехать в нижней рубахе и легких брюках, а не раз испытанный в бою меч приторочен к седлу и совсем не по-дружески постукивает по моей ноге.
Я в дороге уже больше дня. Промёрз, кажется, насквозь: даже своих пальцев, нервно стискивающих поводья, почти не чувствую. Осень — совсем не то время, когда можно путешествовать так легко одетым, но чувство долга и страха перед ответственностью, возложенной на мои плечи, не позволяет думать о чём-то другом. Если я всё-таки опоздаю, то мир, так тщательно выстроенный, рухнет в пропасть.
Вот в дали наконец-то слабо виднеется замок, который даже ночью сияет огнями, зажжёнными внутри огромных комнат, и кажется подсвеченным. Он виднеется всё ближе и ближе, очертания становятся более чёткими, и уже кажется, что я вот-вот доскачу и успею, как лошадь спотыкается и, не выдержав неимоверной скачки, падает. Сдохла она или просто страшно устала, мне уже всё равно.
С трудом встаю на ноги и, шатаясь, иду до ворот.
Дозорный замечает меня с вышки и отдаёт сигнал стражнику у ворот. Поднимается суматоха, огромные ворота отворяются, и один из стражников выбегает ко мне, протягивает ладонь. Отрицательно мотаю головой и кое-как поднимаю руку, чтобы показать на валяющуюся в стороне лошадь. Если она жива, то о ней позаботятся. Если нет — пустят на мясо.
Прижимаюсь к холодным камням такой холодной спиной. Пытаюсь отдышаться, чтобы хоть немного успокоить бешеное сердце. Ты выходишь мне навстречу. Видимо, кто-то уже успел доложить о моём прибытии. Несмотря на погоду и спешку, я всё равно улыбаюсь от уха до уха, а вот ты, наоборот, всё такой же невероятно серьёзный, собранный и ужасно усталый. Количество морщинок у твоих глаз сильно увеличилось за последние несколько лет, что я тебя не видел.
Приветственно склоняю голову. Нам ни к чему поклоны, реверансы и прочая мишура. Я рад снова видеть тебя, мой король, но ты не даёшь мне долго «любоваться» собой и едва ли не пинками гонишь внутрь замка. Ты что-то говоришь мне о «помыться, согреться и к тебе», но новости срочные, поэтому я ловко уворачиваюсь от подзатыльника и продолжаю свой путь в твою комнату. Если бы я родился кем-то другим, то сейчас я бы непременно назвал тебя своим другом, но у такого отребья как я нет друзей: только наниматели, хозяева и братья-сёстры. К последним я себя причислять не стану никогда: их слишком часто предают, слишком часто ими пренебрегают. Но почему-то рядом с тобой мне всегда хочется шутить и улыбаться. Возможно, что это всё запасённые впрок улыбки, которые получается дарить лишь тебе. Никогда бы не подумал, что получится делать это так естественно.
Всё-таки пришлось помыться и переодеться. Ты лично проследил, чтобы меня перестало колотить от холода. Так забавно, наверное, заботиться о том, кто не сдох, проведя почти месяц в Эльстианских топях. А там голодных тварей побольше, чем на любом светском балу. Не хочешь терять столь умелого воина? Так даже если я сдохну, подними и всё дела — тебе же это под силу. Не зря не некромагом кличут. Всегда всех интересовало: откуда у королевского отпрыска такой дар?
Хмуришься и демонстративно замолкаешь. А я, наоборот, начинаю говорить. На этот раз совершенно серьёзно, отбросив все шутки-прибаутки.
— Лорд Диаманд отказал в помощи. Говорит, что его и нынешнее положение дел устраивает. Но его жена, в более приватном разговоре, разумеется, пообещала постараться переубедить мужа. Она оказалась на редкость разумной женщиной и, по-моему, именно она и управляет провинцией, — после этих слов ты ухмыляешься, но вскоре снова хмуришься, внимательно меня слушая. — И ещё кое-что… До меня там дошёл слух, что неподалёку от замка видели королевские войска. Поэтому, собственно, я и сорвался с места — боялся не успеть.
Тишина длится долго: ты обдумываешь новости, нервно постукивая по подлокотнику кресла, я же наблюдаю за этим. Что бы ни говорили другие, мы верим, что ты будешь лучшим королём. Тем, кто сможет поднять страну с колен, и ради этой мечты, ради иллюзорного светлого будущего, мы не пожалеем собственных жизней.
Сонная поволока застилает взгляд, и я не хочу ей сопротивляться, да и силы уже на исходе. Теперь можно отдохнуть, пусть и недолго. А если где-то по близости и есть враги, то маги под твоим руководством найдут их, а уже потом в дело вступим мы. Сам не замечаю, как проваливаюсь в липкую тенёту сна. Полуприкрытые серо-голубые глаза закрываются окончательно, а сильное, привыкшее к длительным физическим нагрузкам тело обмякает в удобном кресле. Вскоре и голова со светло-русыми волосами свешивается на ровно поднимающуюся и опускающуюся грудь. Я уже не вижу, как будущий король, чуть улыбнувшись, неслышно выскальзывает из опочивальни. Из своей. Что ж поделать, сморило меня ни к месту.
А королевский бастард, волею судьбы решивший стать королём, отправляется к группе магов, решивших примкнуть к мятежникам. Им предстоит долгая ночь и выматывающие поиски. Нужно удостовериться, что королевские войска не вторглись на их земли или, наоборот, убедиться в этом и срочно поднимать по тревоге собственную армию.
Но ничего этого я, конечно, не вижу. Зато мне снится сон, в котором мы оба «прорубаем» себе путь к свободе, выбираясь из какого-то старого форта. Наутро же я не помню подробности сна и чем он кончился, но тревожное ощущение всё-таки не оставляет меня на протяжении всего дня.
***
На следующее утро я просыпаюсь разбитым, будто не спал вовсе. Голова раскалывается, а второе сердце щемит и бьётся так быстро, что, кажется, вот-вот готово остановиться в любой момент. Нужно идти к некромагу.
Быстро хватаю вчерашнюю одежду и надеваю её на себя. В замке холодно, и даже огромный камин в моей комнате не способен справится с этим морозом: кожа покрывается мурашками, потому что одежда ещё не до конца высохла, и я в очередной раз удивляюсь насколько непрочно это тело. Оно подводило меня всего два раза, но я всё равно предпочёл бы более прочное.
Выхожу из комнаты и скорым шагом направляюсь к некромагу. Пусть первое сердце пока ещё и работает исправно, но если остановится второе, то меня ждёт длительное лечение, на которое совершенно нет времени.
В первой комнате некромагов как всегда прибрано, но останки людей, которых они не смогли «поднять» лежат на столах. Неприятных запах разлагающихся тел наполняет комнату вперемешку с запахом различных трав, развешанных на нитках, создавая не самое благоприятное ощущение. Видимо, они ещё не до конца оправились от прошлого похода в леса: помимо трав и запаха, по всему помещению разбросаны книги, некоторые из них открыты, у некоторых разорваны страницы.
За спиной раздаётся тихое покашливание, и в комнату входит Олрим. Старик одет в свою обычную одежду: роба с капюшоном и простые кожаные сапоги. В нашей стране работу некромагов считают непристойной, поэтому и платят им мало.
Он поднимает на меня взгляд и критично осматривает. Что-то в его морщинистых глубоких глазах подсказывает мне, что Олрим уже всё знает. Жестом он приказывает мне снять рубаху, и я беспрекословно повинуюсь. Второе сердце начинает биться медленнее, почти останавливается, отчего первое начинает ускоряться.
- Пожалуйста, скорее, Олрим, - прошу я, ложась на один из столов.
Маг молча кивает и подходит ко мне. Кладёт руки на мою грудь, и я чувствую тепло, исходящее от его старых ладоней. Он хмурится и кивает мне. Я знаю, что он сейчас будет делать, поэтому закрываю глаза и набираю как можно больше воздуха в лёгкие. Пусть уже не в первый раз Олрим делает это, моё тело всё равно человеческое: оно испытывает боль, когда руки старика проникают внутрь, сквозь рёбра, ощупывают второе сердце и резко вынимают его.
Я начинаю задыхаться, в глазах мутнеет, а звуки становятся глуше. Старик уходит в соседнюю комнату, но быстро возвращается, неся в руках одно из ещё бьющихся сердец. Времени на подготовку нет, поэтому он бормочет какое-то заклинание себе под нос и в буквальном смысле «кладёт» сердце внутрь меня. Я чувствую, как срастаются вены и артерии, как успокаивается первое сердце и начинает работать второе.
Жду пару минут и медленно сажусь. Олрим же стоит спиной ко мне и делает вид, что прибирается на одном из столов. На самом деле он просто не хочет обращать ни капли внимания на меня: он выполнил свою работу, за которую ему не заплатят ни гроша, а личных обязательств друг перед другом у нас нет.
Выходя из комнаты, я не оборачиваюсь, но чувствую на себе пристальный, неодобряющий взгляд.
***
- И что в итоге? Обнаружили что-нибудь?
Ты отрицательно качаешь головой и устало вздыхаешь. Ты устал: твои глаза и понурые плечи выдают тебя. Но обход не был напрасным, и мы оба это понимаем. Лучше было убедиться, чем утром мобилизовывать нашу и так никчемную и побитую армию.
- Скажи мне, Ал, почему ты ещё жив?
Твой вопрос не застаёт меня врасплох: я ожидал его. Многие спрашивают, как мне удаётся вернуться после выматывающих сражений, остаться одним из немногих счастливчиков, которым повезло выжить. Приходится отшучиваться о «клятве, данной Королю». Удивительно, что большинство в это верит. Кроме тебя, разумеется.
Рассказываю тебе о сегодняшнем «исцелении», и ты многозначно киваешь головой. Осматриваешь меня, пытаясь найти изъян, но не находишь. Олрим сделал всё как надо, ты вскоре понимаешь это.
- Если тебе нечего делать, можешь пойти и убить кого-нибудь, - отмахиваешься ты.
Я скалюсь и чувствую нарастающее возбуждение.
- На границе мы нашли шпионов Империи. Там, в старом заброшенном форте на севере, - ты указываешь головой на северное окно.
Молча киваю и выскальзываю из комнаты.
Кажется, сегодня ночью будет весело.
