***
Выходя из банка, Гарри поклялся себе не выпускать Ромильду из поля зрения. Через пару часов он пожалел о своем решении. Вэйн, перейдя дорогу за «Гринготтсом», начала бесконечное путешествие по бутикам волшебной одежды. Некоторое время Гарри терпел ее бесконечные примерки и треп с хозяйками лавок, но затем его начало охватывать отчаянье. Что, собственно, он хотел увидеть? Как Ромми будет выполнять важное задание? Вполне возможно, что, положив в банк конверт, она его уже выполняла. Или увидеть, с кем она будет встречаться? Но возможно, что она вовсе и не будет встречаться с кем-либо. Или, хуже того, уже провела моментальную встречу у него под носом. Из курса в Академии Авроров Гарри запомнил на всю жизнь, что нет ничего отвратительнее моментальной встречи. За тобой могут следить десятки авроров в мантиях-невидимках, но они ничего не заметят: просто потому, что не знают, где и когда она состоится. Незажженая с первого раза сигарета может быть оплошностью, а может — сигналом кому следует. Перевязанный шнурок или поиск чего-то в кармане могут быть посланием: «встреча состоится там-то и там-то». А могут не быть ничем: просто забыл человек, куда сунул пачку с сигаретами или развязался шнурок у новых ботинок. Девушка остановилась возле витрины с духами: она в самом деле ими интересуется или посылает сигнал кому-то третьему? Поди разберись. Это, впрочем, было полбеды. Хуже то, что моментальная встреча может быть везде. Продавщица с милой улыбкой поправляет мантию Ромильды. Просто поправляет или тихонько достала записку? А вот столкнулись в толчее у входа во «Флориш и Блоттс» два мужчины. Случайность или один мгновенно передал другому записку? Или зашли два человека в двух абсолютно одинаковых плащах в паб, повесили их на вешалки, сели за разные столики, не сказали друг другу и двух слов. А потом также тихо разошлись — только надели разные плащи-близнецы. В кармане одного из них лежала записка. Или номер счета. Или записка с адресом… Ближе к обеду Ромильда вроде бы завершила шопинг-тур и аппарировала к отелю. Швейцар приветствовал ее почтительным кивком: богатые постояльцы всегда вызывают уважение. Гарри проводил бывшую любовницу досадливым взглядом. Ромми сейчас закажет вкусный обед, выпьет кофе и, как положено изнеженной сибаритке, отправится в бассейн. Можно было постоять в плаще-невидимке напротив входа — подождать нового путешествия «амазонки». Но мало ли когда она выйдет снова… Да и кто поручится, что нужный ему человек — не житель соседнего номера или посетитель гостиничного ресторана? Прикусив губу, Гарри снял плащ в ближайшей подворотне и прошел две тихие утопающие в зелени улочки, выкурив нахожу пару сигареты. Затем, завернув да угол, механически вошел в стейк-бар, чувствуя, что каждая клеточка тела жаждет отбивной с жареной картошкой. — Большую порцию? — осведомился официант — плотный парень, помечающий что-то в блокноте. — Большую, — механически кивнул Гарри. Все-таки в маггловских кафе всегда отлично думалось. Никто не подходил, издавая вечный клич: «И где ты пропадаешь?» Никто не шипел в спину: «Сын шлюхи!» Никто… Официант поставил бутылку минеральной воды и, открутив пробку, мгновенно наполнил стакан. Стараясь не привлекать внимание магглов, Гарри взял салфетку и принялся чертить ручкой фигуры. Нужно было поставить цели. Только вот вопрос вопрос в том, что это были за цели. «Добраться до письма Ромильды», — четко ответил себе Гарри. Пожалуй, это было сейчас главной задачей. Вопрос был в том, что реализовать ее было невероятно сложно. Применить легилеменцию к Вэйн, предварительно скрутив ее? Ромильда была не слабой волшебницей и могла оказать серьезное сопротивление. Мало ли кто прибежит к ней на помощь. Затем появятся авроры. Ни к чему утруждать Уитворта новым скандалом, который, к тому же, еще до срока спугнет дичь. Глупо. Опасно. И, вероятнее всего, бессмысленно. Со вздохом зачеркнув кружок (манера Кларенса, похоже, заразила и его), Гарри нарисовал другой овал. Слежка за Вэйн? Нынешний день убедил его, что ничего сверхординарного после передачи письма Ромильда делать не собирается. Но даже если с кем-то и встретиться — поди докажи, что встреча была не случайной. Остается вариант с Луной и сектой. Не осмотреть ли домик, где проходило заседание секты. Мало ли какие там потайные ходы… Пожалуй… Чувствуя приятный вкус во рту, Гарри только сейчас заметил, что давно поглощает стейк. В голове некстати понеслись воспоминания о Дамблдоре. Как старый директор показал ему «омут памяти», где молодой Том Риддл пришел в гости к своему дядюшке Морфину. Забрал палочку, убил магглов и вселил в него наведенные воспоминания… Высшая магия для пятикурсника, на которую едва ли способен… Хотя, стоп… Гарри поправил очки. С чего, собственно, Дамблдор взял про какие-то примененные Волдемортом «наведенные воспоминания»? «Imperio» к Морфину — и дело в шляпе. Морфин убивает Риддлов, прекрасно помня сам момент убийства, но не соображая, что он делал. При «Imperio» воспоминания похожи на прерывистый набор картинок. Можно применить затем «Memorinix» — заклинание частичной потери памяти. Вот и вся великая магия «наведенных воспоминаний». — Кофе? — переспросил официант, видя, что Поттер уже покончил с жареной картошкой. Молодая пара за соседним столиком рассмеялась и весело поцеловалась. — Двойной эсперессо. Если бы только найти человека, знающего что-то о секте. Что-что о ее возникновении и вербовке. Что-то о Саде Аркабада. Или Луне. Пожалуй, такой человек существовал… Разумеется, самовольное применение «Imperio» и легилеменции было тяжелым преступлением — не при Бартемиусе Крауче живем. Но другого выхода, похоже, не было. Есть «Obliviate», в конце-концов. Чем он рискует? «В крайнем случае есть Свенсон!» — неожиданно решил Гарри. Стрелка квадратных часов ползла к половине четвертого, когда Поттер, расплатившись по счету, покинул паб. Быстро перейдя дорогу, он затянул в проулок между офисными домами и незаметно аппарировал. Черный вихрь длился не более минуты: опыт в самом деле приходит с годами. Он стоял на окраине Ист-Энда рядом с тем самым домом, где жила Кэролайн Баггоут. Судя по приоткрытым белым занавескам, Кэролайн была дома. Что же, тем лучше… Подход к съемной части домика оказался ухоженным: хозяйка, похоже, любила бархатки и настурции. Золотые цветочные шары — предвестники осени — сами собой украшали подходы. Дверь, естественно, была закрыта. Можно, конечно, было постучаться. Впрочем, нет, в таком деле лучше не рисковать… Прошептав «Allohomora», Гарри быстро нырнул в дом… Теперь только бы не струсить… — Кто там? — из соседней комнаты высунулась удивленная темноволосая девушка в домашнем вишневом платье. Сомнений не было — это была Кэролайн. Палочка была в руке. Надо было спешить… — Imperio! — жестко произнес Поттер. Белый луч обдал девушку с ног до головы. Отступив несколько шагов назад, она неожиданно повернулась к Гарри с улыбкой. — Чтобы вы хотели, сэр? — ласково улыбнулась она. В темно-карих глазах мелькнул огонек рабской покорности. Герр вздрогнул: только сейчас он видел, насколько девушка похожа на мать. Она оставалась единственной надеждой пожилой измученной женщины, которая потеряла всех детей. И ненавидит всех волшебников… — Вперед. В гостиную. — Скомандовал Гарри, стараясь не зацикливаться на жалости. Девушка послушно провела его в соседнюю комнату. Она казалась небольшой: полированный столик с букетом бархаток в вазе, пара колдографию в рамках, старый синий диван и пара кресел. Еще старый черный сервант не стекол. Гарри быстро подошел к столу и посмотрел на колдографию. На ней в обнимку были изображены две улыбающиеся девушки: Кэрол и синеглазая блондинка. — Сядьте, — тихо приказал Поттер. Кэролайн покорно села на диван, примяв платье. Гарри задумался. Вы конце беседы лучше всего было бы вывести девушку из дома. Затем «Oliviate» и «Stupefy». Или наоборот. Обморок возле дома. Вышла и упала… Грустно. Мерзко. Но другого выбора не было. — Название секты? — рыкнул Гарри. — «Путь сансары»… — пролепетала девушка, глядя на него все теми же пустыми глазами. «Работает», — обрадовался Гарри. Сейчас девушка испытывала безграничную легкость и счастье. — Кто привел тебя в секту? — Хеллен Яксли. Школьная подруга, — хлопнула девушка глазами. — Это она? — Поттер указал на колдографию. — Да. Гарри еще раз посмотрел на колдографию. Блондинка улыбалась, блаженно глядя перед собой. «Яксли»? Неприятный холодок пробежал по телу. Фамилия несмирившихся Пожирателей. Пожиратели, без сомнения Пожиратели. Гарри показалось что-то знакомое в ее лице. Словно он где-то недавно видел эту скромную манеру опускать веки. Только где? — Где Яксли? — спросил он. — Не знаю. Мы не виделись два года. Уехала… — пролепетала Кэролайн. Это было скверно. Скверно, потому что единственная нить терялась вновь. Что оставалось? Луна? Едва ли она знает. Или знает? — Как зовут Главную жрицу? — скатерть на столе показалась ему невыносимо белой. «Точно накануне похорон», — мелькнуло в голове. — Не знаю. — Что означают серые плащи? — Презрение к смерти, — пролепетала девушка. — Мы глотаем смерть. Свой страх. «Кто бы сомневался!» — усмехнулся про себя Гарри. Разумеется. Разумеется… — Вэйн и Саммерс в секте? — Я не знаю. Мы все сестры. «Хитрые твари», — усмехнулся про себя Поттер. Подстраховались. — Кто такой Сад Аркобад? — Великий маг. Из Индии. Судя по сморщенному лобику, она что-то пыталась вспомнить. Что именно? Гарри не выдержал и поднял палочку. — Legillimens! — жестко воскликнул Поттер. Он оказался в знакомом помещении. Зал, забитый женщинами в серых плащах, внимательно смотрел на сцену. Гарри, осмотревшись, вздрогнул: он был без мантии и сейчас, несомненно, будет раскрыт. Но затем, с облегчением вздохнул: для присутствующих он был не более, чем фантомом. Человек в подтяжках с улыбкой расхаживал по сцене, покашливая. Луна, как и положено жрице, стояла поодаль в наброшенной на плечи леопардовой шкуре и держа на ладони накрытый поднос. Индиец сидел на стуле и меланхолично смотрел вокруг. — Древние индийцы считали высшим искусством умение заклинать змей! — провозгласил с улыбкой толстяк. Несмотря на улыбку, Гарри был готов поклясться, что его лице стоит напряжение. — И сейчас каждый из вас увидит всемогущество Сада Аркабада! — заключил он. Луна с улыбкой откинула покрыло с подносом и легко взяла в руки лежавшую на нем волшебную палочку. — Serpencortia! — звонко провозгласила она в полной тишине. Из палочки Луны вылетела серая гадюка и, плюхнувшись, упала на пол рядом с индийцем. Затем, зашипев, грозно свилась в кольца и подняла голову. Мгновение — и рассерженная гадюка без сомнения впилась бы в ногу медиума. Индус, однако, не шелохнулся, а лениво вытянул руку. «Это невозможно!» — вздрогнул Гарри, осознав, что сейчас должно произойти. Однако индус вопреки логике зашипел. Змея покорно нагнула головку перед ним. Гарри больше не понимал смысла этих свистящих и шипящих звуков, но отчетливо понимал, что медиум приказывает змее слушаться его на парселтанге. От его слов змея развернулась и поползла к Луне. Со всех сторон послышался женский визг. «Так не бывает!» — хотел крикнуть Поттер, но не успел: его руки снова ощущали твердость стола. Кэролайн сидела напротив, запрокинув голову, словно в трансе. Гарри опустил палочку и постучал пальцами по столу. Сад Аркобад… Шарманщик… Неужели в мире помимо Темного Лорда и его самого существовал еще один змееуст?***
Аббатство Камбре, расположившиеся на самой окраине Брюсселя, больше похоже на рощу, чем на парк. От леса его отличает наличие гравиевых дорожек, да огромное озеро с утками. Мальчишки, впрочем, любят повеселиться здесь, несмотря на летнюю жару, в то время как добропорядочные брюссельцы и редкие туристы, знающие про аббатство, кормят уток. Пожилой мужчина лет шестидесяти пяти, упакованный в темно-коричневый костюм, также охотно подбрасывал хлеб водоплавающим. Время от времени он легонько подергивал плечом: похоже, он был упакован в слишком тугие подтяжки. Краем глаза он все время наблюдал за небольшой белой беседкой, словно ожидая кого-то. Наконец, мужчина прищурился: в беседку вошла тонкая белокурая женщина в ослепительно-белом костюме. Облокотившись на деревянную балюстраду, она также мечтательно посмотрела на гладь озера. Затем, достав блокнот и авторучку, стала делать в нем какие-то пометки: видимо, зарисовки пейзажа. Пожилой мужчина бросил доброй крякве последний кусочек хлеба, и развернувшись неспешно пошел к деревьям. Затем, описав небольшой полукруг по усыпанной гравием дорожке, не спеша вошел в беседку. — Добрый день, Александрина, — мягко сказал он. — Рад вас видеть. — При этих словах он наклонил голову. — Я тоже рада видеть вас, профессор, — голос женщины звучал мягко и напевно, — Хотя я удивлена, что вы настояли на экстренной личной встрече. — Вы прекрасно знаете, что я больше не профессор, — мужчина подошел к собеседнице и также положил руку на деревянный бордюр. — Но степень доктора с вами навсегда, — меланхолично улыбнулась блондинка. — Полагаю, вы осознаете степень риска? — Безусловно, — кивнул мужчина. — Вы сами понимаете, Александрина, что наша встреча ни в Лондоне, ни даже в Амстердаме была бы невозможной. В Голландии полно моих агентов, — словно извиняясь, вздохнул пожилой. — Тем более, я не мог, как вы понимаете, прилететь в Вену. — Остается Брюссель. — Ответила его спутница. — Надеюсь, сведения достаточно важны, чтобы оправдать риск нашей встречи, — рассеянно кивнула белокурая женщина, глядя на тихую гладь озера. — Это вы решите сами… Пожилой мужчина расстегнул пиджак и протянул ей лист бумаги. — Поттер писал на маггловской бумаге? — удивленно вскинула дама густые длинные ресницы. — Увы… Видимо, у него не было пергамента под рукой… Кстати, обратите внимание: на листе стоит штемпель «Вестин» — той самой гостиницы, где остановилась его бывшая шлюшка. — Поттер знает, где живет Вэйн? — в бесстрастных глазах женщины мелькнула тревога. — Гораздо больше. Посмотрите сами… — Мерлин… Вэйн… «Путь сансары»… Он видел его? — Увы… — развел мужчина пухлыми руками. — Он знает даже про сумасшедшую. Помните, я вам рассказывал про его мантию? Женщина не ответила. Несколько мгновений она рассеянно смотрела озеро, постукивая тонкими длинными пальцами. Затем на ее лице мелькнула странная тень: то ли жалости, то ли грусти. — Вы не против прогуляться? Дама не может предлагать прогулку… Но, простите, Ричард, я люблю это аббатство! Ее голос чуть дрогнул, словно она доверила собеседнику какую-то личную тайну. Мужчина осторожно указал на убегавшую вдаль гравиевую дорожку. Блондинка сделала благодарный книксен и легко, словно школьница, пошла вперед. — Что будем делать с Поттером? — грузный мужчина бросил тяжелый взгляд на пруд. Серая утка, как ни в чем не бывало, продолжала вытягивать серую шею и поедать мокрый хлеб, который ей бросали туристы. — Его нужно остановить, — певуче ответила дама, хотя в ее голосе мелькнули жесткие нотки. — Не хотелось бы прибегать к крайним мерам, — вздохнул ее спутник. — Думаю, для начала мы придумаем кое-что поизящнее, — сказала женщина. В тот же миг в ее руке появился небольшой конверт с виньетками в виде букетов васильков. Легким движением пальцев она послала его спутнику. — Используйте пока это, — опустила женщина ресницы. — А там посмотрим. Мужчина недоверчиво посмотрел на конверт. Затем, пошевелив пальцами открыл его. В конверте лежали пара колдографий и записка. — И впрямь оригинально… — покачал он головой. — Дерзко и оригинально. Но я боюсь, — посмотрел он на стоящее поодаль дерево, — что Поттер не поверит. — По крайней мере, на несколько дней он будет деморализован, — спокойно ответила дама. — Вы, кстати, могли бы убедить его в этом. — Между прочим, Поттер подозревает вас. — произнес толстяк, глядя по сторонам. — Увидев книгу с вашим портретом, он сразу ей заинтересовался. — Подозрение еще не значит обвинение, не правда ли? — улыбнулась дама. — Отличный афоризм! — подтвердил ее спутник. Утки, крякнув, весело поплыли по длинной канаве. — Не забывайте, Ричард, я филолог, — сказала женщина, посмотрев на редкую группу деревьев. — А филология — наука о словах. Сквиб Фуко не даром писал об археологии слов. Все на свете зависит от того, как назвать то или иное явление. Можно сказать «доносчик», а можно — «патриот, болеющий за свою родину». Можно сказать «предатель», а можно — «искусный политик». Можно сказать «изменил национальным интересам», а можно — «защитил их, присоединившись на правах младшего партнера». Можно назвать сдавшего город военного «трусом», а можно — «человеком, остановившим кровопролитие». И все это создаст разные дискурсы… — Я понимаю о чем вы. Но, как говорил старина Грюм, каждый удар в спину имеет свое лицо, — кивнул мужчина. — И совершил грубую филологическую ошибку, — спокойно сказала женщина. — Что такое «удар в спину»? Ударить друга — плохо. А ударить врага? Мы назовем такого человека искусным разведчиком или искусным полководцем — только и всего. Или если отомстил — мы найдем ему оправдания! Мы скорбим о гибели Сирано-де Бержерака. А если бы убил Бержерак, мы бы нашли ему миллион оправдывающих моментов, не так ли? — Пожалуй, соглашусь… — ответил ее спутник. — Если очистить политику от словесного соуса, мы получаем подобие шахматной игры. Наука о политике — это наука о движении фигур. На одной клетке ферзь ужасен и опасен, а на другой — слаб и бессилен. На одной клетке конь могуч, а на другой — бесполезен, даже если прикрыт слоном и пешкой. Король слаб лишь в начале и середине партии, а в эндшпиле он силен и незаменим… Только умный политик способен оценить красоту подобной партии. — И вы полагает, что белые — это мы? — с интересом спросила женщина. — Разумеется. У вас есть единый центр. Есть король, существующий пока в виде зародыша между мирами, хотя к эндшпилю он станет ключевой фигурой. Есть королева, — поклонился он женщине, — которая ходит как угодно и бьет любую фигуру. Есть два интеллектуальных коня. Есть боевые ладьи, слоны и много пешек, покорных до самоубийственного исполнения приказов. Белые начинают и выигрывают! — подытожил он, посмотрев на узел трамвайных линий. — Мне льстит такая оценка наших способностей, — чуть заметно улыбнулась блондинка. — Однако наши силы заметно слабее черных. — Черных больше нет, поверьте! — с жаром ответил ее спутник, снова затянувшись сигарой. — Черные после гибели Кингсли Бруствера распались на враждующие группировки, которые сводят счеты друг с другом. Парад личных амбиций, междоусобицы и войны компроматов… Уже четыре года наши политики заняты только этим. Теперь нет и черной королевы — ее образ бит публикацией дневников. Все по закону социологии: элита в отсутствие опасности начала сводить счеты друг с другом. — И потому вы решили сдать армию черных? — на губах женщины мелькнула улыбка. — Я поступаю, как Изократ из вашего «Пеласгоса и Океаноса», — выпустил ее спутник дым. — Сдаю Афины Филиппу Македонскому ради величия будущей греко-македонской империи. — Демосфен выбрал погибнуть при Херонее, — рассеянно ответила женщина. — Героем объявили его… — А правда была за Изократом! — с жаром возразил ее спутник. — Ведь именно так Изократ отомстил Спарте за Пелопонесскую войну. Спартанцы после битвы при Книде снесли длинные стены Афин; теперь они капитулировали, увидев надвигавшуюся со стороны Афин македонскую фалангу Филиппа! Если бы не Изократ, разве греки с Александром Великим прошли бы с триумфом Памир и подошли бы к Гангу? Никогда! Мы с восторгом читаем об этом, но забываем об Изократе! О чем, кстати, будет ваша новая книга? — Об Аристотеле… — спокойно сказала женщина. — О том, как он садился завтракать с монархией, не замечая того… И его идее, что для спасения демократии необходим захват рабов на Востоке… Они не заметили, как вышли на площадь с маленьким сквером. В центре высился громадный белый камень в форме неправильного треугольника; рядом с ним лежал второй, поменьше. Невдалеке виднелась маленькая остановка, на которой прохожие ожидали редкого трамвая. От площади, кроме того, начиналась начиналась еще одна эстакада, уносившая вдаль потоки разноцветных автомобилей. — Луиза — лучшее, что есть в Брюсселе… — задумчиво сказал пожилой мужчина, посмотрев на дома, украшенные лепниной и цветочными горшками. Вперемешку со старинными зданиями шли современные дома из бетона и стекла. — В ней есть что-то романтическое, не правда ли? — прищурилась женщина. — Хорошо, откровенность за откровенность, дорогой Ричард. Поверьте, все будет не так и ужасно для вас. Мы не идиоты и понимаем, что сразу большой корабль не развернуть в другом направлении. Разворот будет медленный… Министр, который будет говорить о вреде Слизерина и в то же время осторожно поддерживать его… — Например, вводить школьную времен Темного Лорда? — на пухлых губах ее спутника мелькнуло подобие улыбки. — Почему бы и нет? — блондинка вскинула тонкие брови. — Такой министр нам нужен. Для нас главное сейчас — не возвращение завтра Темного Лорда, а пересмотр истории, туман. Все было не так, как вы думали: и война не война и вообще ни за то, и герои не герои, и враги не враги… Пусть в школьных учебниках будет множество точек зрения! Может, преследовал Темный Лорд Поттеров, а может нет… Может, был Петтигрю предателем, а может и нет. Кстати, — женщина аккуратно приподняла тонкий длинный палец, — неплохо бы создать комиссию по ревизии истории войны, комиссию по реабилитации Петтигрю… Неплохо бы противопоставить благородного Регулуса тупоумному Сириусу… — Чем же хорош Блэк-младший? — опешил ее собеседник. — Тем, что он — слизеринец. Пусть, дорогой Ричард, наши дети ненавязчиво приучаются к мысли, что гриффиндорец не способен ни что путное… Если они на войне что-то и сделали — то это так, с перепугу… И вообще — кто и за что там воевал, большой вопрос. Надо поощрять версии, тайны, загадки, разоблачения. Однозначность — основа их нравственности, их ключ к былой силе, — продолжал звучать нежный голос дамы. — Мы лишим их этого. — Интересная мысль… — ее спутник снова зачадил сигарой. — Пусть дети растут с убеждением, что однозначность — показать мышления шизофреников или параноиков. Можно так, а можно так. Можно сказать, что Пожиратели Смерти — расисты. А можно рядом добавить: Бруствер и Поттер тоже расисты, коль скоро они не узаконили права кентавров и великанов. Следовательно, вся война была конфликтом двух группировок расистов. — Остроумно! — рассмеялся толстяк, снова пригубив сигару. — Кстати, а что там за самодеятельность со Слагхорном и обормотом Принцем? — Помогаем нашему другу, — улыбнулась женщина. — Ему ведь нужно реноме оппозиционера министерству, непримиримого к Слизерину? «Пророк» хвалит Слагхорна. Есть человек, который его осуждает, как духовного отца Пожирателей и Темного Лора… Кто честный и бескомпромиссный борец с недобитыми Пожирателями? Кого не жалует министерство? — Главное, чтобы Принц с его длинным носом, не сунулся к моей свояченице, — жестко ответил толстяк. -Я в свое время объяснил не в меру сластолюбивому Максу кое-какие вещи. — Сейчас на его лбу надулась полоса, не предвещавшая ничего хорошего. — Давайте поищем и в этом позитив, — охотно ответила дама. — Принц пишет по просьбе людей с такими фамилиями… На кого он работает? Лишний компромат не повредит. — Всё же не хотелось бы скандала… — поморщился толстяк. — Самый трудный пункт — террор Кэрроу в Хогвартсе… — словно вернулся он к прерванной мысли. — И Амбридж… — ее спутник прищурился на на отблески солнца, игравшие в стеклах громадного современного дома. — Пожалуй… Тут надо действовать тоньше… Например, указать, что существует гораздо меньше свидетельств террора Кэррору, чем это принято считать. Вот тут противоречивые показания… Очень кстати пришлась бы книга «Разгаданные загадки магических войн», написанная… -женщина задумчиво посмотрела на отделение фирмы «Фуджи», укрывшейся в громадном стеклянном здании с черными окнами. — Да… Каким-нибудь легальным полуоппозиционером. Незаметно для себя они перешли вторую часть Луизы. Трамвайная остановка осталась поодаль, а собеседники осторожно подошли к фасаду громадного здания. За ним начиналась эстакада, ведущая в иную, промышленную часть Брюсселя. Холодный ветер, налетевший неведомо откуда, сам собой напомнил о предстоящей осени. — Не обращайте внимания: в этой части Брюсселя ветрено. Это удивительный город, Ричард — город многих ветров. — Я поражен вашими познаниями, дорогая Александрина… — кивнул мужчина. — Однако… Что будем делать, если ваш план в отношении Поттера не сработает? — Тогда подключим ваш вариант… — женщина пристально посмотрела на негой, словно молодая учительница, пытавшаяся доказать нерадивому ученику примитивную теорему… — Ой, посмотрите! — весело улыбнулась она. — Бивни? — ее собеседник с интересом посмотрел на желтые кости, лежавшие на постаменте у входа в большой стеклянный корпус с огромными окнами. — Да, бивни мамонтов. Сейчас я вам, как филолог, преподам урок неоднозначности. Что скажете, Ричард, глядя на эти кости? — Сейчас ее лицо напоминало светилось от радости, точно она снова труда второкурсницей, написавшей лучше всех работу по зельям. — Люди истребили мамонтов и забрали их бивни себе на трофей, — с интересом сказал ее спутник, словно его самого заинтриговало иное решение задачи. — Верно. Но справедлив и другой вариант: благодаря людям мамонты, вымершие много тысяч лет назад, обрели бессмертие, — махнула ручкой дама. Ее собеседник поднял густые брови, а затем недоверчиво, но с интересом, посмотрел на стеклянный холл.