Осенний сок

Кенни расставляет руки на манер крыльев небольшого самолета-кукурузника, разбегается и делает несколько крутых виражей вокруг здоровенного старого дуба. Карен ловко подрезает брата и с криками «смерть бледнолицым!» уже на бегу запрыгивает к нему на спину. От такого неожиданного финта Кенни едва не теряет равновесие, сгибается так, что еще немного и он точно бы пробороздил носом нехилый земляной ров. На какое-то время Маккормик замирает под этим опасным ненадежным углом, и Крейг видит, как из-под его капюшона выбивается, щекоча за нос, отросшая и выгоревшая за лето челка. Он смешно оттопыривает нижнюю губу, безуспешно пытается сдуть ее с своего лица, затем делает резкий крен в сторону, так, что от неожиданности Карен звонко взвизгивает и цепляется мертвой хваткой за его шею, выкрикивая что-то очень громкое и совершенно неподобающее для юной леди (хотя учитывая тот факт, что юная особа принадлежит к знаменитой фамилии Маккормик, никто, кажется, уже не удивляется подобным крепким словечкам). Кенни подхватывает сестру под колени, выпрямляется и легко подпрыгивает вместе с ней пару раз, удобнее перехватывая ее ноги. - Ну что, ты готова к супер покатушкам? - Поехали уже! - Кричит Карен прямо в ухо и от нетерпения начинает ерзать на спине брата, сжимая бока коленями, подгоняя любимого братика, как молодого и непокорного жеребца. Осеннее солнце уже не греет и в его холодной ясности есть что-то безразличное, стерильно чистое и одновременно чарующее. И Крейгу почему-то кажется, что эта бездонная, неразбавленная ничем посторонним синева похожа на саму смерть. От земли тянет сырой прохладой, и Крейг бездумно срывает сухую пожелтевшую траву под своими ногами, такую же, как выгоревшие волосы Маккормика. Кенни разбегается, и Карен крепко обнимает его за шею. Они носятся и хохочут, как молодые дикие кошки, кретины-переростки самого скучного в мире штата. Капюшон слетает с Маккормика, и он смешно и подслеповато щурится, морщится и затем, разинув рот, громко и от всего сердца чихает. Его тело сотрясается так, что Карен подпрыгивает на нем, как на американских горках. - Ого, здоровьечка! - Спасибо, - это, как объясняет Кенни, у него аллергия на солнечный свет. Отвык. Ночные смены, и в школе он только спит. Он снова морщится и его лицо приобретает какое-то смешное и немного глуповатое выражение - чихнуть во второй раз не выходит. - Ложная тревога - он улыбается во весь рот и встряхивает головой, светлые пряди бьют Карен по лицу и забиваются в рот. Его волосы на ее влажных от блеска губах. Крейг не понимает почему, но сильно смущается. - Все - я устал, слезай с меня. - Слабак. - Эй! Кенни приседает на одно колено, как самый настоящий рыцарь. Хватаясь за его плечи, Карен в последний раз прижимается к нему своей маленькой грудью. Крейг смотрит на них, и ему становится как-то неловко, быть тут, стоять вот так, третьим лишним, наблюдая со стороны за чужой семьей...Совсем другой, новый мир, иная форма жизни. Он отворачивается и начинает смотреть куда угодно - только не на них. Небольшое озеро с правой стороны от холма становится почти красным и красиво багрит на закате. В этот момент Кенни бросает взгляд в сторону Крейга. Что-то в его лице почти незаметно меняется. Он наклоняется к сестре и тихо просит ее. - Карен, сделай одолжение, сбегай и нарви для меня букет. - Какие сейчас цветы, ты вообще о чем? - Пожалуйста. - Это «пожалуйста» больше похоже на «давай, чеши-ка отсюда да поскорей». Карен наклоняет голову и внимательно смотрит на них: Крейг пытается игнорировать ее долгий внимательный взгляд, а Кенни в смущении почесывает раскрасневшийся кончик носа. Сообразив, наконец, что именно от нее хочет любимый братик, она насмешливо улыбается, кивает и проворно, почти бесшумно убегает. Сверкая подошвами заношенных кед, исчезает в высокой пожелтевшей траве. Какое-то время Крейг прислушивается к удаляющимся звукам в заросшей траве и едва не вздрагивает, когда Кенни бесшумно подходит к нему и, усевшись позади, утыкается носом в открытое местечко над воротником. Теплое дыхание, вызывая едва уловимое предчувствие дрожи, не греет, но горячит. Кенни осторожно цепляет за похолодевшие кончики пальцев, привлекая к себе внимание. - Хочешь, тоже тебя покатаю. - Ты меня не поднимешь. - Да прям! - Он недоверчиво фыркает, встает и несколько раз обходит Крейга то с одной, то с другой стороны с таким серьезным видом, будто сейчас достанет из кармана блокнот, чтобы сделать необходимые замеры. Наконец, подойдя к нему вплотную, он подхватывает Крейга подмышки. Сделав неимоверное усилие, упрямо пыхтя и краснея, он едва добивается того, что ноги Такера отрываются от земли на каких-то жалких пару сантиметров. - Ну ты и бык! - Я же сказал, не поднимешь. Но Кенни все еще не может поверить в свою неудачу, он придирчиво ощупывает его бицепсы, затем просовывает руку под куртку, проворно заныривая под нагретую ткань легкой футболки, трогает пресс, ребра, задерживается на грудных мышцах. От холодных, урывистых прикосновений мышцы живота сокращаются и становятся почти каменными, а на лице Маккормика появляется какое-то смешное, почти детское восхищение. Он присвистывает и продолжает с прежней непринужденность шарить по окаменевшему от таких вольностей телу. - Ты из чего, блядь, сделан? Из железа, что ли? Рука останавливается на животе, и Крейг прерывисто выдыхает. Появляется ощущение другого, как будто кто-то наблюдает за ними. Пытаясь скрыть от Маккормика свое волнение, Крейг выгибается чуть угловато и, уходя от прикосновений, ловит наглого провокатора за запястья. - Знаешь, если раньше у меня еще были некоторые сомнения, то теперь все встало на свои места. - он выдерживает драматичную паузу и наконец заключает - признайся, Крейг, - ты киборг. Ты – киборг-ликвидатор из будущего, прибывший на нашу планету, чтобы уничтожить меня, прародителя будущих спасителей человеческой расы. Крейг не очень любит остроты и шутки, точнее не любит на них отвечать, понимая, что его мозг слишком неповоротлив для таких операций, он просто предпочитает пропускать все эти шуточки мимо ушей. Однако эта аналогия действительно кажется ему удачной. Киборг-ликвидатор. Да, это забавно. - Робокопа насмотрелся? - Пытаешься блеснуть передо мной знаниями нашей культуры? Не старайся, пришелец, ты разоблачен. - Ла-аадно. И что ты собираешься делать, че-ло-век? Актерский талант Крейга оставляет желать лучшего, и Маккормик чуть наклоняет голову, пряча усмешку под длинными ресницами. - Перепрограммирую, собью систему, сделаю тебя че-ло-ве-ком. - Это невозможно. - Да ну. Кенни делает шаг навстречу горе-киборгу. Оказываясь носом на уровне крейговского подбородка, он заглядывает ему прямо в глаза. Лицо Маккормика так близко, что Крейг без труда может просканировать все дефекты и неровности, схватить глазами, сохранить в памяти каждую мелкую деталь: прозрачная, совсем неколючая щетина, веснушки на остром кончике носа, тонкая полоска шрама на подбородке и другая - более глубокая, рассекающая бровь по линии изгиба. И глаза. Слишком красивые для парня. Они как ребус. Сверху - лучистая синева, кажущаяся беззаботной и легкой, но, если приглядеться внимательнее, глубокая и прозрачная, как сентябрьское небо. Смех бликует на поверхности, скрывая темную пропасть зрачка, в которую проваливаешься, словно в речную прорубь, без шанса вынырнуть, без возврата, попадая в мощный поток течения, тебя уносит… Ледяная вода, горячая вода – пряный сок, бьющий контрастом по оголенным, растревоженным нервам. Крейга тоже уносит, когда Кенни прижимается к его груди, обнимает шею и выдыхает в самые губы. Он тянется, и тянет, затягивая Крейга в горячую темноту опущенных век, под которыми - только их кожа, губы и пальцы, уходящие вглубь волос. Крейг знает - эти прикосновения только для него. Только ему. И они будут пить этот сок, пока не одуреют или не сойдут с ума окончательно. И от этого так хорошо. Так невыносимо сладко.