Крылья.

Пока очередная жертва захлебывается в собственной крови, Лесли запоздало успевает осознать, что на горизонте занимается заря. Сердце Жницы невольно заходится в бешеном ритме: убивать по четвергам, да еще и затягивать все до самого рассвета…нет, на такое она точно не подписывалась. — Сдохни уже, — Тихо буркнула она в сторону молодого мужчины, корчащегося на холодной земле в предсмертной агонии. — Замучил. Я, между прочим, домой хочу. Уходить, не удостоверившись в нужном исходе, у Лесли просто нет права. Поэтому она стоит на месте еще пару минут, нетерпеливо поглядывая на прикрепленный к запястью датчик, и ждет. Только тогда, когда мужчина окончательно замирает, Жница расправляет черные кожистые крылья и взмывает в пепельно-серое небо. «Наверное, дождь пойдет, » — мельком думает она, ловко лавируя между пыльными облаками. Кровавый Клинок, прикрепленный к ее поясу, очень тяжелый, и Лесли изо всех сил хлопает крыльями, чтобы набрать нужную высоту. Спина — в особенности, лопатки — да все тело, в общем-то, жутко ноет от внезапной нагрузки, а левая щека неприятно саднит — все-таки аукнулся удар металлическим кастетом. А этот тип умеет бить… Умел, точнее. Вечером боль становится практически невыносимой. Прямо в домашней одежде и сланцах, девушка, чертыхаясь, выбирается из своей комнаты и бредет в лечебный отсек, еле передвигая непослушные ноги. Путь от отсека жнецов до северного корпуса кажется ей невероятно долгим, а черные, плохо освещенные коридоры — почти что бесконечными. Несмотря на свое «чувство компаса», как говорила Диана, она два раза сворачивает не туда. Ругается, возвращается и бредет дальше. В кабинете ее усаживают на кушетку и с расстановкой отчитывают: затянула, мол, приходить надо было сразу же, как только было получено ранение. — Я же не думала, что от удара обычным кастетом может так болеть. — Лесли поджимает губы и отворачивается, не в силах смотреть на встревоженную Вербену. — В конце концов, я ведь демон! Почему болит, спрашивается? Лекарь лишь вздыхает, устало качает светлой головой и тащит из подсобки какие-то банки с мазями. Вся эта мешанина из диких трав и корешков ужасно смердит; даже разлагающиеся трупы, по мнению молодой Жницы, они и то пахнут получше. — Это потому что ты к их запаху привыкла, — Фыркает Вербена, когда Лесли, сморщив нос, без обидняков делится с ней мнением. — Для меня, например, настойки пахнут намного лучше, чем… Договорить она не успевает. Девушка подрывается с места, и, забыв поблагодарить, выскакивает из кабинета, захлопнув за собой увешанную врачебными памятками дубовую дверь. — Истеричка. — Тихо резюмирует джинн. — Совсем уже со своими миссиями свихнулась, бедняга… Щека продолжает болеть до самого утра, и даже заметно распухает. Лесли мучается, прикладывает к рваной царапине кусочки раздробленного льда, но это не помогает. Второй раз в лечебницу идти не хочется. Стыдно, наверное — если честно, Жница сама не понимает, почему. — Может, кастет освященный был? — Робко предполагает шестнадцатилетняя Диана. Она тоже возится с царапиной старшей сестры, и беспокоится, кажется, сильнее, чем она сама. — Или святой водой обмытый, например… — Какой идиот, скажи на милость, будет святить оружие? — Огрызается девушка. И вновь идет за льдом — предыдущий кубик уже давно растаял в нервно сжатой руке. Ближе к полудню в четвертый отсек заглядывает Леон. При виде Лесли он обреченно качает головой и советует непременно сходить в лечебницу. Жница упорно отказывается, отпирается всеми правдами и неправдами, но парень хватает ее за руки и буквально на буксире тащит к Вербене. Та делает вид, что ничего, собственно, вчера и не случилось. По крайней мере, старается делать вид. — Душечка, — медленно начинает джинн, в задумчивости покусывая пухлые алые губы. — С каких пор ты у нас нападаешь на ангелов? — Какие ангелы? — Ядовито интересуется Лесли.- Это был смертный, как и положено! Могу даже притащить приказ. — Ну, знаешь ли…очень похоже на священный кастет. Жница грязно ругается и отворачивается лицом к стенке. Она не могла так оплошать! Нет, нет, и еще раз – нет! Приказ ведь был, а спутать просто невозможно! Ей вновь мажут щеку травяной мазью, только в этот раз — под пристальным взглядом Леона, —, а затем отпускают восвояси. Поздним вечером в отсек, с круглыми, словно блюдца, глазами, прибегает Диана. — Звонили из Верхней Канцелярии, — срывающимся голосом доложила она. — Не досчитались какого-то ангела, четырнадцатого ранга, говорят… Лесли вяло отмахивается от перепуганной сестры и быстро переворачивается на другой бок. Она уже догадывается, что и в каких масштабах там говорят. Взгляд невольно падает на лежащий около тахты Клинок, чье матово-серебряное лезвие было все еще выпачкано в чужой крови. Тяжелые пунцовые капли были размазаны даже по полу. «Отвертишься тут разве, что недавно на зачистку ходила?» — мелькает рассеянная мысль. — «Все равно ведь вычислят. Да и приказ был…». Как ни странно, она оказывается абсолютно права. Ранним утром в их с Дианой комнату забегает Леон. Топчась на пороге, он хмуро сообщает, что «пора разбираться». С кем и почему, — этого Лесли не спрашивает, сама догадывается. Молча вытурив растрепанного демона из комнаты, девушка достает из старого, шаткого шкафа вещи и медленно переодевается. Затем — не спеша выходит в смежный блок и минуты три внимательно смотрит на себя в мутное, потрескавшееся зеркало. Плюет на него четыре раза, и, даже не взяв в руки расческу, открывает дверь и шагает в коридор. Не оборачиваясь. Из комнаты доносятся едва сдерживаемые всхлипы. «Ничего, Диана, я прорвусь» — мысленно обещает она младшей сестре, но почему-то сама себе не верит. Переговоры длятся долго и мучительно. Судебный зал до отказа заполнен народом; присутствуют даже ангелы, причем их количество явно переваливает за десять, — из-за этого Лесли хочется рвать и метать. Ничего такого нельзя, даже вскрикнуть на этих неугомонных крылатых — нельзя; этикет, черт бы его побрал. Жница молча сжимает в руках все еще окровавленный Клинок, считает до бесконечности и терпит. Когда старый, седой архангел твердым голосом озвучивает окончательный приговор, ей впервые за много лет становится страшно. На обед ее отпускают обратно в блок. Лесли не хочется показываться на глаза Диане, не хочется видеть ее горькие слезы, поэтому она перебежками пробирается сквозь коридоры и выходит на задний двор, чтобы хоть на немного скрыться от чужих взглядов. Воздух в Бездне, как обычно, пропитан гарью и дымом. — Ты как? Что суд сказал? Кто-то совсем легко касается ее плеча и вроде останавливается рядом. Глаза скашивать не приходится — этот голос девушка непременно узнает из тысячи других, даже если бы вокруг грохотала война. — Мы проиграли дело, — хрипло отзывается она и смотрит в украшенное черными разводами серое небо. — Какой-то урод подменил мне приказ. Зачистила не того, но оправдаться так и не удалось. Через полтора часа мне вырвут крылья… Жница без крыльев, ты это себе представляешь? — Она невесело усмехается, чувствуя внутри себя нестерпимую горечь. — Лично я не представляю. Где-то вдалеке раздается громкое пыхтение лавового кратера, а потом повисает неловкая тишина. — Не хочешь…ну…взлететь? Последний…раз. Голос у Леона предательски обрывается. Лесли бездумно кивает, и, заправив за ухо мешающуюся темно-синюю прядь, делает шаг вперед. Крылья с шорохом разворачиваются… Несколько взмахов, и она парит в метре над землей. Еще несколько — и устремляется куда-то туда, наверх, к темным, густым облакам. В голове непоседливо стучит шальная мысль о побеге, но девушка с вящей жалостью отбрасывает ее подальше: улететь не удастся, все равно ведь догонят и покарают. Да и Диану здесь одну не оставишь. Подставляя обветренное лицо под грубые потоки воздуха, Лесли мотается наверху не менее часа; после ее зовут. Плечистый, недовольный рогатый черт и хрупкий светловолосый ангел уже ждут ее внизу, и, как только Жница касается босыми ступнями бурой травы, хором просят следовать за ними. После чего недовольно переглядываются, взглядом выражая взаимную ненависть и презрение друг к другу. Она нетерпеливо оглядывается, глазами ища Леона, но его уже и след простыл. «Предатель» — твердо решает девушка, послушно бредя вслед за своими провожатыми. Камера пыток оказывается душной, пропитанной запахом спирта комнатенкой. Незнакомый черт молча закрепляет ее руки цепями, и, покрутив рукоятку, натягивает их до предела — теперь Лесли буквально подвешена посреди этого помещения, надежно зафиксированная и беспомощная. Бежать некуда. Да и незачем, в принципе. Она до последнего не понимала, что было громче: хруст безжалостно отдираемых крыльев или ее бешеные, раздирающие барабанные перепонки крики. Казалось, весь мир смешался в одну сплошную массу, столкнулись Небеса и Бездна, и все демоны последней вдруг начали свирепую бойню между собой; горячая кровь литрами струилась по вздрагивающей спине, и ее тут же отирали промоченной в спирте тряпкой, попутно прижигая образовавшиеся глубокие борозды. Лесли остервенело кусает в кровь губы, дрожащими пальцами цепляясь за сальные железные цепи — лишь бы не чувствовать боли, ярким кровавым цветком разрастающейся между лопаток. Процедура занимает не меньше двух часов. Как только Жница чувствует, что на пол с глухим шелестом падает второе крыло, то позволяет себе вздохнуть полной грудью. Воздух здесь спертый, насквозь пропахший кровью. Скрежещет рукоять, гремят цепи — Лесли медленно опускают на пол, высвобождают руки. Она пробует подняться на ноги, чтобы показать всем им, что сильная, что вытерпит… Глаза резко заволакивает черным, и девушка ничком падает на каменный пол, раскинув в стороны худые, исполосованные мелкими шрамами руки. Рогатый черт с сочувствием смотрит на нее, но помогать не решается; тяжело наклонившись, он подхватывает оборванные крылья, и, не торопясь, вразвалочку уносит их в подсобную комнату. Проводивший процедуру ангел наигранно вздыхает, и, попутно стягивая с рук специальные перчатки, направляется следом за чертом. Лесли может поклясться всеми огнями Бездны, что видела его довольную улыбку. Они уходят. Оставляют ее лежать, абсолютно одну, Жницу без крыльев и чести. А за плотно зашторенными окнами медленно занимается кровавая заря.