Когда ты уходишь

Когда ты уходишь, после остается густой запах масляных красок, которые ты старательно размешивал на деревянном овале палитры, впечатывал в белую ткань холста толстой кистью с железным наконечником и пушистым хвостиком. Краски расползаются своими цветастыми щупальцами по деревянному черенку инструмента, переползают на пальцы, проникая сквозь кожу. Теперь так просто от них не избавишься. Растворитель ты израсходовал еще две картины назад, а тратить деньги на новый не хочется. Забавно, теперь, услышав запах масляных красок, я встревоженно оглядываюсь, надеясь увидеть тебя где-то рядом. Похоже, сговорившись, обонятельные и зрительные рецепторы теперь не воспринимают Сида Барретта и масляные краски отдельно друг от друга. Сейчас твои руки похожи на две маленькие картины абстракционистов. Что-то среднее между «Звездной ночью» Ван Гога и картинами Кандинского. Несомненно, они стали бы прекрасным экспонатом в Британском музее, но им уготована другая судьба. Пальцы, соприкоснувшись со сталью струн, рождают музыку. Позволь им танцевать по грифу гитары, пока их правые товарищи перебирают, бьют, гладят, скользят и цепляют эти натянутые, будто электронные провода над полем в Кембридже, железные нити. Когда ты уходишь, остается смятая простыня, складки которой в точности повторяют траекторию твоих движений во время сна. Помнится, одной ночью ты долго ворочался, не в силах уснуть. Выхватив мой разум из гостеприимных объятий сна, ты предложил обменяться подушками. Той ночью я уже не смог сомкнуть глаз. Глядя в пустоту и вдыхая запах, пропитавший ткань наволочки я слушал мерное дыхание спящего соседа по комнате. Соседа, который верил, что поменявшись подушками, можно увидеть сны друг друга. Я не видел кошмаров, которые рвали твой ночной покой на клочки, не видел и приятных, греющих душу сновидений. А что видел ты? Почти одновременно мы перестали делиться друг с другом прожитыми во сне приключениями. Мне не раз доводилось видеть, как, едва проснувшись, ты вскакивал и доставал из тайника черный блокнот, украшенный звездами, принимался судорожно записывать, стараясь удержать за край невидимой кисеи, свои сновидения. Сейчас я бы многое отдал, чтобы хоть на часок заполучить эту переполненную таинствами подсознания записную книжку. Но, похоже, снов в ней было так много, что она сама превратилась в сон. Многое их того, что произошло слишком давно, кажется не большим, чем сновидения. Я боюсь, что однажды, вспоминая тебя, не смогу различить, что было сном, а что явью. Когда ты уходишь, во рту остается кислое послевкусие недосказанных слов, голова битком набита вопросами и непонятыми фразами, а в ушах еще звенит твой голос. Ты как Чеширский кот, хитро улыбаясь, даешь подсказки, но, в итоге, запутываешь еще больше. Чем запутаннее твои волосы, тем заковыристее и витиеватее фразы, которыми ты говоришь. Обычно, в такие моменты твои глаза блестят как бриллианты в свете солнца… нет, луны, причем той, неизведанной ее части. -Скорее! — вскакиваешь с кровати и несешься в ванную, возвращаясь оттуда с гребешком, расчесывая на ходу волосы. — Только представь, вдруг именно в этот момент кто-то сидит на обратной стороне луны и с помощью зеркальца наблюдает за нами! Гребешок застревает в кудрях и мне приходится помогать вызволить его без ущерба для твоей шевелюры. Материшься как матрос, шипишь как кот, облитый водой, хватаешься за мое предплечье так, будто боишься, что силы гравитации предадут и меня утянет в открытый космос. Как жаль, что в одну из немногочисленных наших встреч, от шевелюры не осталось и следа. Исчезли даже брови. Как теперь понять, когда ты хмуришься, а когда удивляешься? Сможешь ли ты еще чему-то удивляться? Но разве это важно, ведь пропало то, самое главное, что отличало Сида, такого родного чудаковатого Сида, от того, кем Сид является сейчас. Растворился блеск в глазах, как сахар в остывшем кофе в бумажном стаканчике. Горький, холодный, пустой. Когда ты уходишь, ты оставляешь своих друзей в оцепенении. Ты оставляешь группу, которой подарил имя. Оставляешь безмолвную студию. Оставляешь меня. Хлопает дверь. Хлопаю ресницами. Стараюсь сдержать наворачивающиеся слезы. Кажется, будто реальность вытолкнула куда-то на задворки вселенной, где понятия времени не существует. Ровно как и не существует этой студии, людей сидящих рядом, меня и тебя. Когда ты уходишь, я смотрю тебе вслед и надеюсь, что это не в последний раз.