Танцы на стёклах

>Крик, где-то в тишине, Не зови меня, Я не повернусь, И прости меня: Больше не вернусь…

Молли Хупер любила человека, которого не просто ненавидел весь мир, но который был способен низвергнуть всё сущее в ад, и её в том числе. Хотя, скорее всего, Джим Мориарти уже сделал это, когда заявил, что она была лишь пешкой в его игре с Шерлоком Холмсом, а теперь может возвращаться в свою коробку, тёмную и холодную, в которой её снова никто не будет любить. Как не любил никогда, потому что все его чувства оказались лишь частью разыгранной на сцене жизни драмы. Молли чувствовала себя стеклянной куклой, которую использовали, а после разбили и даже не удосужились убрать осколки. Спустя время ей удалось небрежно склеить саму себя, но труды прошли даром, когда она узнала о том, что Мориарти совершил самоубийство на крыше больницы святого Варфоломея. Это означало лишь одно: он больше никогда не вернётся. Наверное, с её стороны было очень глупым надеяться на то, что он всё же передумает, что он всё же любит её, потому что её собственные чувства так и не угасли, хоть она и старалась подавить эту ненормальную любовь. Теперь же все пути назад, в те три дня, когда она была по-настоящему счастлива, были отрезаны. Молли не чувствовала себя живой, но продолжала существовать. И так продолжалось до тех пор, пока в один из привычных одиноких вечеров в её дверь не раздался звонок… Холод пронизывал девушку до костей: на пороге её квартиры стоял человек, которого она все эти годы считала мёртвым. Тот, кто просто не мог вернуться, потому что сказал это ей лично, а его слова всегда были кровавыми нерушимыми клятвами; тот, кто не мог вернуться, потому что, чёрт возьми, выстрелил себе в голову! - Джим… - лишь сумела выдохнуть Молли, чувствуя, что вот-вот упадёт в обморок. – Но…как…я…боже… Девушка отступила на пару шагов назад и схватилась за стену: силы покидали её, голова кружилась от нахлынувших эмоций, и слёзы почти что мгновенно покатились из глаз. Молли осела на пол и уткнулась головой в колени, как вдруг почувствовала до боли знакомое прикосновение: Джим положил руку ей на плечи и слегка встряхнул. Его медовый голос раздался над её ухом: - Мне нужна твоя помощь, Молли. Девушка ощутила волну злости. Она была близка к тому, чтобы залепить Мориарти пощёчину: он оставляет её, бросает, хотя она умоляет остаться и не уходить; потом он «умирает», а теперь возвращается с того света и просит о помощи?! Он снова хочет сделать из неё пешку?! Молли уже открыла рот, чтобы огрызнуться и откровенно послать криминального гения, как вдруг снова послышался его голос, и эти слова разорвали не только тишину в квартире девушки, но и её сердце: - Я болен. - Что? Ты…болен? – беспомощно повторила она, слегка дрожа. Инстинктивно Молли сжала руку Джима в своей. Она беззаветно любила его и, чёрт побери, готова была сделать всё, что было в её силах, если она хоть как-то могла ему помочь. Чем он может быть болен? Рак?... Нет, спрашивать она просто не могла: слишком сильная боль сковала каждую клеточку её тела, и, честно сказать, Молли боялась услышать ответ на этот вопрос. Она сжимала руку Джима в своей, теперь уже полноценно ощущая, что он живой, но говорить была не в состоянии, так что это взял на себя Мориарти. Молли почти что не слышала его. Она лишь поняла, что он не мог объяснить, как именно выжил, почему вернулся и всё в таком духе, и то, что он был болен и ему была нужна её помощь, потому что никого другого он просто не знал, а она – не стоило забывать – медик. Этого Джим, правда, не упоминал, но Молли теперь было совершенно ясно, почему он обращался именно к ней. Мориарти что-то спросил, но девушка по-прежнему была как в тумане, так что Джиму пришлось встряхнуть её и повторить вопрос: - Я могу остаться у тебя? Девушка подняла на него голову и взглянула в его невероятные глаза. Тогда она влюбилась именно в них: большие, тёмные тарелки, напоминающие чёрные дыры, которые были способны затянуть всё, что находилось поблизости. Господи, с ней именно это и произошло… - Да. Да, ты можешь остаться. Я помогу тебе. Молли всегда хотелось иметь семью. Она испытывала потребность любить, быть любимой, заботиться о своём родном человеке. Вот почему уход за больным Джимом привнёс в её серую жизнь смысл. Она так и не спрашивала, чем же он всё-таки болен. Просто ухаживала за ним, готовила еду, убиралась, старалась как можно больше разговаривать с ним, если Джиму того хотелось, хотя по большей части он просто запирался у себя в комнате (вернее, это была её комната, а сама Молли перебралась в гостиную) и сидел в одиночестве. Неизвестно, сколько бы ещё это продолжалось, если бы однажды Молли не пришла домой пораньше и не застала Мориарти в гостиной. Он сидел на диване и что-то сосредоточено рисовал. Девушка слегка улыбнулась, увидев его. Это происходило с ней каждый раз: она была просто не в силах контролировать свои чувства, к тому же, Джим совсем не был тем жестоким и бесчеловечным злодеем, коим его все считали. По крайне мере с ней он вёл себя мило, хотя за этот месяц они разговаривали всего несколько раз, и Молли была готова поклясться: это были лучшие мгновения в её жизни. Она подошла к Джиму сзади и чмокнула в макушку, отчего тот слегка вздрогнул: не ожидал. - Что ты рисуешь? Реакция Джима оказалась непредсказуемой. Он рывком вскочил с дивана и с долей раздражения бросил в ответ: - Ничего. Не твоё дело. - Я просто спросила, ты можешь не показывать, если не хочешь, - вздохнула девушка. Да, всё же это было в нём: грубость, вспыльчивость. Но это можно было объяснить его психическими отклонениями, да и эти вспышки вовсе не делали его плохим человеком, верно? Джим немного успокоился, хотя продолжал прижимать к себе рисунок, словно это было величайшее сокровище на земле, и явно не намеревался показывать его Молли. Она слегка улыбнулась, наблюдая за ним. - Не переживай так, я не буду смотреть. Как-то читала, что у художников это плохая примета: показывать рисунок до его завершения. - Я вообще не собираюсь показывать его тебе, ясно?! – разозлился Мориарти и зашагал в свою комнату, по пути задев столик возле дивана. Стеклянная ваза, стоящая на нём, с оглушительным грохотом упала на пол и разлетелась на миллионы осколков. Молли хлюпнула носом и опустилась собирать их, чувствуя, как сильно они оказались с этой вазой похожи: обе были хрупкими, на обеих не обращали внимание до тех пор, пока те не разбивались. И вот сейчас она выкинет осколки и потом о вазе даже не вспомнит. И кто-то выкинет её собственные осколки, чтобы потом предать забвению. Да, так в жизни и случалось… Сзади послышались тихие шаги, а потом рядом с Молли опустился Джим и тоже начал собирать то, что осталось от бывшей вазы. - Я болен, Молли, ты же знаешь. - Не бери в голову, Джим, всё правда в порядке, - Молли заставила себя слегка улыбнуться, быстро смахнув слёзы. - Я не об этом. На этом листке я нарисовал свою болезнь. Но я не знаю, как ты отреагируешь, когда увидишь, - Джим помотал головой. Он вдруг поднялся с корточек и потянул за собой Молли. Под их ногами раздавался звон осколков, на который они оба уже не обращали внимания: сейчас умами обоих владел листок. Джим чувствовал страх, собираясь показать его, а Молли – смесь ужаса и любопытства. Она боялась узнать о неизлечимости его болезни, боялась снова жить с мыслью, что может его потерять. Мориарти закусил губу и, наконец, сунул ей в руки листок. Уверенные, чёткие линии рассекали бумагу, складываясь в очертания женского портрета, в котором было трудно не узнать саму Молли. Девушка слегка вздрогнула, увидев себя, и подняла взгляд на Джима. - Я не понимаю…Джим, это…это ведь я… - сумела выдавить она, ощущая комок в горле. Молли не была глупой и, кажется, она поняла, что хотел сказать ей Джим, хотя тот всё равно не стал молчать. - Молли, я люблю тебя. Чёрт возьми, я заболел тобой в тот самый день, когда мы познакомились! – Мориарти схватил Молли за плечи, и под их ногами снова раздался знакомый хруст, будто бы они танцевали на осколках этой чёртовой вазы. Из глаз девушки покатились слёзы: она просто не могла поверить, что всё это происходит взаправду. Что он правда любит её и что он в этом признался… - Джим… - Ничего не говори. Ты – моя болезнь, Молли. Надеюсь, ты сможешь стать и лекарством, - Джим слегка улыбнулся и накрыл губы девушки своими, даря ей нежный и чувственный поцелуй. Молли слегка улыбалась сквозь поцелуй, обвив руками шею Джима, и лишь отвечала на его чувства, надеясь, что от такой болезни как любовь, он всё же теперь никогда не вылечится. В их игре не было правил. Они танцевали друг с другом на стёклах и знали, что теперь уже они оба больше не будут разбиты…