Everything was sinking

- Что бы ни случилось, я всегда смогу понять тебя. - Говорит ему Аанг перед большими несчастьями. Он словно чувствует их наперед, знает, что Зуко не сможет не вмешаться, но, в отличие от других — принимает его решения изначально. На веру, на случай, он готов смотреть на поступки Зуко прямо, не пытаясь обойти их или приукрасить, готов разбираться с их последствиями и мириться с чем-то, чего делать было нельзя, но смертельно необходимо. Зуко будто весь и состоит из таких решений — вырванных из контекста, неверных почти во всем, его выбор всегда самый сложный, и ошибиться в таких ситуациях проще простого. Но каждый раз, когда он командует людьми, сдвигая армии с одного материка на другой, строит новые тюрьмы или уничтожает кого-то, Аанг единственный, кто смотрит внутрь его решений. На последствия со стороны людей и природы, на то, чем все обернулось спустя много лет, Аанг, кажется, не забывает ничего и никогда, и это — не сила Аватара. Просто еще одна несмываемая временем черта чужого характера, на которую Зуко равняется с самого начала правления. Потому что они с Аангом в чем-то похожи. И как бы невероятно это не звучало — он, правитель огромного государства, вечно атакуемый проблемами изнутри и с вне, и Аанг, в очередной раз уходящий в затяжные походы длинною в годы, они оба носят в себе огонь, и на это иногда сложно закрыть глаза. Помимо старого друга у Зуко в жизни так и не появляется человека, способного владеть стихией так же, как он сам. Аанг прекрасно знает о том, насколько иногда сложно удержать в себе жаркую, голодную силу, требующую бунта, вечного протеста, движения вперед и вверх, навстречу к кислороду. Аанг, единственный маг воздуха, способен накормить свое пламя сам. Зуко часто требуется его помощь в такие моменты. Когда срывает резьбу, одежда горит на теле, и, кажется — дыхни он сильнее, не сдерживай себя сейчас всеми правдами и неправдами, и сам воздух начнет дрожать и плавиться. Ему, правителю, не положено срываться таким непристойным образом, но это — для остальных. Аангу не нужно говорить об ответственности. Он, наверное, единственный человек в мире, на котором её в разы больше. И если Зуко сломался бы сразу, погнулся, словно размякшее от огня золото, Аанг пропускает это сквозь себя. Распахивает руки бурям, смеется, спорит со старейшинами, сажает зрение над свитками и к двадцати трем годам уже носит очки, постоянно теряя их. В Аанге будто сотни мудрецов и безумцев одновременно — он устраивает балы в честь дня рождения своего летающего зубра и может не есть неделями, глубоко задумавшись над очередной вселенской проблемой. Рядом с ним Зуко чувствует себя так, словно на лицо надета сине-белая маска — не нужно скрываться. Можно вспомнить про эмоции, позволить себе грубость или ехидство, Аанг — его ограждение, человек за стеной, который уже никуда не денется. Бинтует его раны, приносит из влажных джунглей фрукты к завтраку и подметает королевский двор ветром со скуки. Что-то, где-то — но обязательно появится, совершится по его воле для Зуко, и поддержка с этой стороны для него важнее, чем защищенная троном спина. Все то, через что они прошли вместе, сотни разговоров при свете луны или костра, днем, в море или на суше — для Зуко важен каждый миг, а Аанг просто не умеет забывать. - Смотри что я нашел! - Обычно восторженно тормошит он его после долгих собраний в душных залах, выводя на воздух, и показывает Зуко мир с иной стороны. Солнце в янтаре, разум в неподвижном, добро там, где его быть не должно — Аанг не имеет собственных границ, и для него доступно то, что обычные люди не могут себе и вообразить. И, выслушав очередной сбивчивый рассказ о волшебных пещерах и морозных водопадах, Зуко быстрее разбирается с проблемами и уходит вслед за новым Аватаром, потому что тот хочет показать все это именно ему. Зуко, кажется, знает все тайны своего острова, своей земли, этого полушария - уж точно, и все это Аанг кидает ему в руки вместе с походным плащом, разделенным на двоих пайком, оставляет на подушке рядом или присылает записками, почерк на которых разобрать получается не всегда с первого раза. И, наверное, Зуко уже давно нужно признать очевидное, сделать последний шаг навстречу, чтобы и между ними смогло произойти что-то новое, назревающее все это время, но он тянет время. Провожает Аанга до подоконника, избегает лишних прикосновений, иногда грубит специально, проходясь по всем болевым точкам, чтобы напомнить Аангу — хоть в них обоих и есть пламя, в Аанге всего намного больше. Он, будто объемная скульптура, не стоит в одной галерее с Зуко, одномерным, как картина, и в последствии это все и испортит. Для Аанга нужен отдельный музей, со своими охранниками и теплыми крышами, на которых можно сидеть, смотря на закаты, а Зуко найдется место в семейной галерее — сделавшему, конечно, поболее остальных, но все же одному из многих. **** Воля Аватара — сильный довод сделать все что угодно, особенно — сейчас, но иногда даже Аанг злоупотребляет ей слишком очевидно. - Я пригнал приливом твои корабли к берегу раньше срока, и теперь у тебя есть целых два дня на то, чтобы не сидеть на троне. - Смеется Аанг, сваливаясь в тронный зал откуда-то с потолка, просоленный морем и наполненный ветром, будто полая пещера в скале. С сотней дыр и углублений, кладом на дне озера и парочкой скелетов невиданных хищников — Аанг смотрит на Зуко с такой теплотой, что об неё можно обжечься, кружит вокруг, поймав ветер, и у Зуко вновь разлезается вся прическа. Улыбаться при виде такого Аанга для него привычно, тем более - в тронном зале. Поэтому, оставив вместо себя верных советников и рассказав птицам где найти себя в случае несчастья, Зуко переплетает косы и уходит за Аангом, наступая ногами на его шебутную тень и постоянно одергивая себя. Тело, все давно решившее за него, тянется к Аангу, желает прикосновений, но личное пространство никогда не нарушается. У Зуко есть личный свод правил и запретов, большая часть из которых связана именно с Аангом, и страниц там под тысячу. Их он перелистывает по ночам, лежа рядом с Аангом, который тянет руки к звездам, вскрытый даже для космоса, но не для Зуко. Не для того, чего хочется Зуко, королю страны огня, знающему, что после пожаров остается серый пепел. И, наверное, так могло бы продолжаться вечность, превратив в последствии все то, что выворачивало Зуко душу на рассветах и во время бурь на море, в несколько строк забытых легенд, пока однажды Аанг не находит для него слишком многое. - Ты сказал несколько лет назад о том, что огонь есть только в вашей стихии. И пусть это было произнесено Зуко не для Аанга и в пьяном полубреду, тот, кажется, потратил два года на то, чтобы найти то, что поможет эти слова опровергнуть. - Позволь показать тебе! - Аанг подталкивает его вперед, его горячая рука у Зуко на спине, они на высоте под сотню метров над землей, в царстве ветров, но воздуха все равно не хватает. Не доверяя словам, Зуко кивает, и позволяет столкнуть себя в пустоту, которой вокруг на мили вокруг, её больше, чем сомнений внутри него, и это уже нечто невероятное. После нескольких секунд падения, за которые от Зуко будто отламываются огромные куски промерзшей за долгие годы брони, Аанг взмахивает руками, прося ветер подхватить их. Небо кружится по спирали, Зуко моргает, прогоняя из глаз набежавшие слезы, сердце дрожит, чувствуя, загораясь эмоциями, и вот они уже падают вверх, в кучевые облака. Там, среди влажного тумана и серости, опасной, настороженной, кроется буря, подтачиваемая ветром. Он рвет ей горло, будто бешенная дворовая собака, злит, науськивая, и, в конце концов, тучи сталкиваются, порождая молнии. Дождь бьет Зуко по лицу наотмашь, он удивленно раскрывает рот, в который тут же натекает сладкой от озона воды, буря вокруг него, он в самом ее эпицентре. Аанг смаргивает капли дождя с ресниц, его рыжая накидка промокла и прилипла к рукам, но сейчас это не важно — он колдует, не так, как это делают повелители стихий, а шаманскими, незнакомыми Зуко движениями зовет клокочущую энергию к себе, прося раскрыться. Буря обнажает нутро, грохоча громом, и, присмотревшись, Зуко видит то, что пытается показать ему Аанг: здесь все в огне. Он во всполохах молний на боках облаков, он в ветре, который дерет горло, он в наэлектризованном воздухе, все здесь заведенное до предела, готовое сорваться в любой миг, не находящее выхода никуда, кроме как в дождь, и это так невероятно похоже на его обычные упражнения с пламенем, что становится невероятно легко. Зуко будто знает, как управлять этой энергией, она знакома ему, но неподвластна — это стихия ветра, чужая, впервые ставшая понятной для него сейчас. Опуская вниз руки, по локтям которых с плеч стекает вода, Зуко ловит улыбку Аанга. Тот довольно кивает, поняв, что Зуко увидел то, что задумывалось им, и расслабляет руки. Ветер под ними проседает, лопается тонким слоем, и они, тяжелые, мокрые, падают сквозь тучи в бушующий океан. Тот, взрытый водоворотами и беспорядочными струями дождя, чернеет и взбрыкивает барашками, принимая их в себя. В последний момент Аанг создает вокруг них воздушную сферу, одну на двоих, и от усердия его синие полоски на коже светятся еле заметным белым светом. Обычный человек бы и не заметил этого, увлеченный происходящим вокруг, но Зуко всегда смотрит вначале на Аанга, того, кто показывает, и только потом открывает для себя окружающий мир. На этот раз Аангу не нужна его помощь — он коротко дергает головой, переключившись на водную магию, ввинчивая их все глубже и глубже под океанские течения. Зуко, уже догадавшийся, что Аанг хочет доказать ему, всматривается во взбаламученную воду, перемешанную с песком и напуганными рыбами, но не чувствует огня. Ждет, захваченный азартом, улыбается напряженно, сам не отдавая себе в этом отчета, и почти вскрикивает, когда все меняется не прямо рядом с ним, а где-то высоко, над водой. Происходит что-то, чему он не был причинной, на что никак не может повлиять. Повинуясь силе Аанга, вода успокаивается, не волнуясь от ветра, светлеет резко, всполохами, и Зуко понимает — это солнце. Много-много солнца, от которого он привык брать энергию, светит здесь, под толщей воды, и это невероятно красиво. Море переливается, будто драгоценный камень, течения, подхватывая свет, несут его дальше, и, как пожар в лесу, все растекается в стороны, занимаясь сиянием. В этом тоже есть огонь — вдруг понимает он. Огонь со стороны, которую могут увидеть только сильнейшие маги. Не разрушительной и опаляющей, не тот огонь, что калечит их тела, что когда-то больно обжег и его самого. Оранжево-желтый, переливчатый, никогда не стоящий на месте, здесь свет горит безопасным пламенем, и Зуко любуется им. Не ощущает, нет, эти стихии слишком различны даже для иллюзий, но видит глазами и понимает разумом, а в их деле это зачастую главное. Они, маги от рождения, заклинатели стихий, с возрастом забывают о том, чем владеют. Но ему это точно не грозит — думает Зуко, подталкивая мерное водное дыхание в сторону Аанга. Тот ловит его в ладони, которые тоже зажигаются светом — по коже бегут солнечные лучи, прямыми стрелами спускающиеся сверху, и это тоже магия. Её Зуко ощущает уже в сердце. Третью, стихию земли, Зуко с нетерпением ждет сам. Но не в этот раз — на берегу их уже ждет птица с посланием, и Аанг зовет зубра в свисток, чтобы долететь до замка огня быстрее. Всю дорогу они расслабленно молчат, поглощенные своими раздумьями. На прощание Зуко задерживается в объятьях чуть дольше, чем положено даже хорошим друзьям, все еще не уверенный в том, что делает. Солнце, окруженное грозовыми облаками, светит теперь прямо на него, придавая решительности. Аанг, весело фыркнув ему куда-то в шею, царапает ухо дужкой очков, мажет тонкими губами по скуле и смотрит, как и всегда, прямо в глаза. - Я, признаться честно, еще не нашел огонь в земле. Но мы всегда можем поискать его вместе. Зуко мог бы сказать, что его подтолкнул в спину воздух, но на самом деле это не так. Вероятнее, их желания просто совпали. Как и стихии, привычки украдкой любоваться друг другом и одна на двоих потребность — потянуться, наконец, вперед, и почувствовать собственное пламя внутри другого человека, прямо сквозь кожу, к которой теперь можно прикасаться сколько угодно. На совете старейшины странно смотрят на его лицо и на губы. Зуко кажется, что из уголка нижней все еще идет кровь – Аанг так торопился, что искусал его вместо прощального поцелуя, последнего в череде многих, случившихся вдруг, внезапно, от того, что они оба, наконец, решились. Не в состоянии перестать улыбаться, Зуко ведет собрание, ловя на себе подозрительные взгляды, а внутри у него волнуется спокойное огненное море – рыжее, соленое, он теперь знает, как это – там, на глубине, и с нетерпением ждет повторения. В Аанге невероятно просто утонуть.