***
Снаружи совсем темно. На часах половина десятого. Поставив в духовку мясо и отрегулировав температуру до нужной, я покидаю кухню. В холле мимоходом беру с дивана оставленный там тёплый шерстяной плед, набрасываю на плечи и, поплотнее закутавшись, выхожу на улицу. Снаружи по-прежнему просто сказочно. Невероятно тепло для зимней ночи. Безветренно, тихо. С чёрного неба безмолвно сыплются пушистые снежинки, искрясь в падающем из окон дома свете. Саблезубый сидит на широких перилах веранды, опираясь спиной на один из толстых резных столбов. Уставился отрешённо в небесную тьму, задумавшись о чём-то своём. Между густых золотистых бровей-кисточек пролегла хмурая морщинка. Минуту я стою у двери, просто глядя на него. Нет, не просто глядя - любуясь им. Мой Виктор! Необычный. Ни на кого не похожий. Жуткий, но одновременно такой красивый по-своему зверь! Потом медленно подхожу к нему. Кладу руку на плечо. - Что за далёкие мечты в гордом одиночестве? – спрашиваю негромко, поглаживая его по щеке. – Знаешь, есть примета: как Новый год встретишь - так его и проведёшь. Хочешь весь следующий год хандрить наедине со своими мыслями? И даже меня не потискать ни разу? М-м? Он поворачивается, смотрит на меня странным долгим взглядом. Ничего не говорит и даже не отвечает на мою ласковую улыбку. Только притягивает к себе, заставляя усесться рядом и прилечь ему на грудь, захватив меня в охапку. - Ну что с тобой, тигрище? – шепчу я, приятно согреваясь его теплом. Игриво накручиваю на палец мягкую золотую прядь его волос. – Ты чего такой? Сегодня ведь праздник…. У меня никогда не было особо мощных сверх-возможностей. Ни мощных, ни экстраординарных. Согласно официальной классификации, я являлась мутантом 1-го уровня. Хотя для себя всегда считала, - особенно видя, чем владеют некоторые другие «одарённые»! - что даже не 1-го, а вообще какого-то… 0,5-го. Меня и мутантом-то на самом деле назвать было сложно - так, скорее просто обычный человек с некоторыми экстрасенсорными способностями. Я с раннего детства была эмпатом - улавливала эмоциональные состояния людей, считывала чувства. С возрастом дар усилился и, благодаря тренировкам, немного развился: если человек испытывал очень яркие, глубокие, будоражащие его сознание и душу эмоции - не важно, хорошие или плохие - я даже могла иногда «ухватить» образы, их вызывающие, как видят ясновидцы или прорицатели. Бывало, что я, прилагая определённое усилие и настраиваясь, как говорится, на нужную волну, сознательно «сканировала» людей, стараясь узнать о них что-то. Кого-то в таких ситуациях удавалось «прощупать» глубже, кого-то более поверхностно - всегда по-разному. Но случалось и так, что это выходило непреднамеренно и совершенно внезапно, неожиданно для меня самой. Вот как сейчас. Я вздрогнула, когда перед моими глазами полыхнула короткая вспышка, словно от дёрнувшейся плёнки в кинотеатре, и…. - Это День Благодарения, маленький урод! Знаешь, что это значит? Ты должен благодарить! Благодарить за то, что ты до сих пор живёшь, выродок, хотя следовало бы давно прибить тебя! - Папа! Не надо! – мальчик лет шести, забившись в пыльный угол чулана, в ужасе смотрит широко распахнутыми чёрными глазами на мужчину - здоровенного, небрежно одетого бугая средних лет, возвышающегося над ним как гора. По чумазым щекам ребёнка текут слёзы. На его тоненькой шейке некогда чёрно-багровые, а сейчас уже желтеющие синяки. На лице свежий кровоподтёк. На лбу, на руках глубокие, едва начавшие затягиваться ссадины. Мальчик явно не раз подвергался жестоким побоям. – Папочка, ну пожалуйста, прошу тебя, папочка, не надо! - Ты благодарен, поганый зверёныш?! – рычит «папочка». От него разит сивухой. Он пошатывается, всё продолжая отхлёбывать тёмно-янтарную жидкость из тяжёлой стеклянной бутылки. – Скажи мне, что ты благодарен! Говори!!! Так, чтоб я слышал! Ты благодарен, проклятое дьявольское отродье, которое следовало бы придушить, как только ты выполз из утробы своей суки-матери?! Благодарен?! Размахнувшись, он швыряет недопитую бутылку в сына. С такой силой, что толстое стекло разлетается вдребезги, ударившись о голову ребёнка, осыпав его осколками и облив остатками виски. Сжавшись в комок, мальчик надрывно кричит от боли, пытаясь зажать ручонками рану. Кровь густыми алыми ручейками течёт сквозь тонкие пальчики с необыкновенно длинными и острыми ногтями. - Папочка, не надо! – задыхаясь от рыданий, истерически вопит он всё громче и громче. В этом крике весь его страх, непонимание, за что с ним так, и всё чувство безысходности. Кровь, перепачкавшая его ладони, его растрёпанные золотистые волосы, его лицо, смешивается со слезами. – Не надо! Ну, не надо! Папаааааа!!! - Заткнись! Закрой свою поганую пасть! – рявкает его истязатель. Ножища в тяжеленном жёстком ботинке врезается в детские рёбра, сокрушая хрупкие кости…. Это ужасно! Так ужасно! Господи, я не хочу больше смотреть! Я пытаюсь стряхнуть наваждение, но не в силах выйти из транса - меня «зацепило» слишком крепко. Ресницы быстро вздрагивают. Дыхание облачками пара часто-часто слетает с приоткрытых губ. А в голове новая вспышка…. Тёмный каменный подвал. У стены сидит светловолосый юноша в старенькой, совсем рваной рубашке, в нескольких местах обильно заляпанной бурыми пятнами высохшей крови. Нет, не юноша - подросток лет тринадцати-четырнадцати. Но высокий для своего возраста. Жилистое тело гибкое и сильное, не смотря на худобу. Парнишка прикован за ногу к стене массивной ржавой цепью, крепящейся к толстому кольцу, глубоко вбитому в камень. Он обвивает цепь вокруг предплечья для удобства и, схватившись обеими руками, резко дёргает. Потом ещё раз. Потом со всей натуги тянет, упираясь ногами в стену. Мышцы его напрягаются, рельефно обозначившись под кожей, зубы с заострёнными, как у зверя, клыками сжимаются до скрежета. Юный пленник мучительно стонет от приложенного усилия. Однако ничего не выходит - железное кольцо по-прежнему торчит из стены аки Экскалибур, звенья, покрытые налётом ржавчины лишь сверху, целы. Он остаётся на цепи. Где-то сверху скрипит, открываясь, дверь - кто-то входит в подвал, пропустив в мрачное подземелье рассеянный луч тусклого света. Мальчик вскидывает голову и его глаза на миг вспыхивают яркими зелёными огоньками. - Вот и полночь, сынок! Новый год настал! – издевательски произносит хриплый голос. – Хочу тебя поздравить, тварёныш! А заодно вправить тебе, ублюдку, мозги на весь предстоящий годик - чтоб знал, кто ты есть и где твоё место, поганый урод, и никогда об этом не забывал! Подросток тихо низко рычит, испуганно и вместе с тем угрожающе скаля острые клыки. Человек с уже знакомым мне неприятным лицом - только теперь куда более немолодой, с заметно седеющими патлами, обрюзгший и одутловатый от бесконечно потребления спиртного, грузно спускается по деревянной лесенке. В пудовом кулаке зажат широкий кожаный ремень с громадной металлической пряжкой на конце. Парнишка не плачет, как было в детстве. Не умоляет. И я понимаю, что так уже давно. Он только смотрит. С ненавистью. С яростью. С жаждой убить. С твёрдой верой, что этот шанс когда-нибудь представится. Только бы дожить до этого дня. Славного дня. Сладкого дня…. Когда человек с ремнём подходит достаточно близко - мальчик вдруг неожиданно делает резкий рывок вперёд, издав злобный отрывистый рык нападающего хищника. Изверг взвывает, успев таки отшатнуться от смертоносных когтей, едва не вспоровших ему брюхо, но всё же недостаточно быстро - четыре рваных кровавых борозды прочерчивают его ногу от середины бедра и выше. - Ах ты…. Он изрыгает потоки грязной брани, от которой у любого портового грузчика отсохли бы уши. Пряжка ремня взмывает вверх и летит вниз, со свистом рассекая воздух…. Парнишка не кричит, когда на него взахлёст один за одним обрушиваются ужасные удары, увечащие его тело - сколько их он уже вытерпел на своей шкуре, сколько их ещё будет. Зажмурившись, он молча корчится на холодном полу, пытаясь сдержать даже стоны от страшной, обжигающей, лишающей разума боли, чтоб не доставить садисту-папаше удовольствия своими воплями. В кровь кусает губы острыми как ножи клыками. Когти пронзают ладони в сжатых кулаках. - Вот! Тебе! Подарочек! Вонючий! Сучий! Потрох! – гремит над ним раскатистый бас, сопровождая каждым словом очередной удар в их нескончаемой цепи. – Надеюсь! Тебе! Нравится! С новым! Годом! С новым! Годом!... Снова вспышка, заставляющая меня дёрнуться, как от электрического разряда, и… …всё тот же подвал - тёмный, пыльный и сырой. И весь залитый кровью. Алые ручьи и лужи на полу. Веера брызг и тонких потёков на стенах. Кругом разбросанно что-то… похожее на… о, Боже! - чьи-то внутренности и куски плоти. У стены - порванная цепь валяется бесформенной кучей тяжёлых ржавых звеньев. - И тебя с Рождеством, папуля! – рычит молодой сильный хищник. Голос преисполнен чёрного ликования, льющегося через край из самого сердца. Длинные золотые волосы слиплись от крови, но на этот раз - не его! Руки окровавлены по локоть. С острых когтей падают на грязный пол тёмно-вишнёвые капли, тянущие за собой вязкие струйки. Шагнув мимо растерзанного в клочья трупа, он уходит, одним звериным прыжком перемахнув через все ступени скрипучей деревянной лестницы…. Меня отпускает так же резко, как и зацепило. Хотя… слово «отпустило», пожалуй, не совсем подходит к описанию того, что происходит после. Эмпатия на самом деле тяжёлый дар. Ценный - да. Но тяжёлый и неприятный во многих случаях. Кто не столкнулся сам - никогда не поймёт. Эмпаты обычно пропускают чужие чувства через себя. И большинству это дорого обходится. Особенно если вот так - неожиданно, не будучи готовым к тому, что увидишь, ощутишь, испытаешь, не успев вовремя «отгородиться» и отделить чьи-то эмоции от своих, впитав и пережив их как свои собственные. Меня сотрясает крупная дрожь. Зубы стучат так, что какое-то время я не могу даже слово вымолвить. Не хватает воздуха, он едва проникает в лёгкие - я с трудом свистяще дышу, словно в приступе астмы. И почти ничего не вижу, кроме размытых пятен - перед глазами всё расплывается в радужной пелене слёз. Я невольно пытаюсь высвободиться, но Виктор удерживает меня, крепко прижав к себе. Пока я не перестаю трястись. Пока у меня не выравнивается дыхание. В конце концов я замираю, будто из меня ушли все силы. - Ты не рассказывал… – шепчу почти не шевелящимися губами. Слёзы бегут и бегут по щекам, жгуче горячие в прохладе зимнего воздуха. – Ты мне не рассказывал…. Почему ты…. …не рассказывал? Святые Небеса! Да потому что о подобном не рассказывают. Особенно такие, как он - Саблезубый! Альфа-зверь - могучий, яростный, непобедимый. Он стал слишком сильным, чтоб говорить о том, как был слаб когда-то. Слабость - и даже старые воспоминания о ней! - табу, которое он никогда бы не нарушил по своей воле. Виктор поглаживает меня по волосам. Он знает о моём даре. И, видимо, примерно прикинул, что я могла узреть и почувствовать. Ему не по себе, всё нутро переворачивается - даже не надо быть эмпатом, чтобы это ощущать. Но я уже всё равно посвящена. Что ж теперь? Может, и к лучшему - больше нет тяготящей тайны. - Так было постоянно, – говорит негромко, судорожно вздохнув. – Почти каждый день. А в праздники… – он на миг замолкает, чуть заметно вздрогнув. – В праздники приходилось особенно хреново. Напивался ещё хлестче, чем обычно. И тогда не просто бил - причинял такие муки, что в Аду не…. Я прижимаю ладонь к его губам: - Я знаю. Не продолжай. Я знаю. Он целует мои пальцы и обнимает меня крепче. Я утыкаюсь ему в грудь, всё ещё тихо плача. - Я никогда ничего не праздновал, – произносит Виктор после долгого молчания, дождавшись, когда мои всхлипы, наконец, затихают и постепенно сходят на нет. – Разве только дни рождения матери, если мог прийти. Остальное… никогда. И не хотел. Он испытывает печаль и глубокую боль от этого - я хорошо чувствую их, они сочатся из его души как чёрная смола - липкая и горькая. Кошмарные воспоминания. Самые отвратительные отождествления чего-то хорошего с чем-то самым страшным. Я его понимаю. И мне больно от этого. Так больно! - Жаль, – выдыхаю я чуть слышно, стараясь не расплакаться снова. И спустя кажется долгую-долгую секунду безмолвия, добавляю: – У меня был для тебя подарок…. Он что-то ворчливо рычит в ответ, напрягаясь. И нехотя выдавливает так, будто я вынудила его сделать какое-то сокровенное признание, которым он ну никак не собирался делиться: - У меня для тебя тоже. Я медленно приподнимаюсь, чтоб посмотреть на него, хотя он упорно отводит взгляд. - Правда? – спрашиваю так тихо, что сама едва слышу себя. Он молча кивает. - Ух ты…. Больше и не знаю, что сказать. И замолкаю, так же опустив глаза. Честно говоря, я вообще никак не ожидала услышать про подарок от него - от Саблезубого! Просто как-то… ну, вот представить его не могла выбирающим мне няшный новогодний презентик. А уж тем более теперь - после всего, что увидела и узнала сегодня…. Быстро смахнув костяшками пальцев вновь выступившие слёзы, я порывисто обхватываю его за шею. Прильнув щекой к его щеке, касаюсь губами уха и шепчу, срываясь от волнения и нахлынувших чувств: - Я тебя люблю, животное! Господи, я так сильно тебя люблю!***
- Пахнет шикарно! – Виктор нарезает круги по кухне. - Хах! Ну ещё бы! – проверив мясо в духовке, я гордо вскидываю голову. – Мой же шедевр кулинарии! Кстати, заинтриговал: что там у тебя за подарок, м-м? - Тебе понравится! – обещает он, мурлыкая. – Получишь в полночь! - Ой, дай-ка отгадаю! Типа, ночь дикой стр-р-расти?! - Гмрх! – он ухмыляется. – Нет, то будет десерт! Сладкий-пресладкий…. Саблезубый садится на один из мягких стульев у стола и тянет меня к себе, схватив за запястье. Я плюхаюсь ему на колени. Златогривый зверь плотоядно облизывается, глядя на меня. - Вау! – я вскидываю брови. – Мы вот прям сейчас примемся за десерт? - Ну что ты! – урчит он. – Просто лёгкий аперитивчик! - Ладно, – я смеюсь, чмокнув его в губы. – Уговорил! И тянусь, чтоб поцеловать снова. Но Виктор вдруг резко поворачивается в сторону холла, и насторожённо прислушивается. - Ты чего? – обеспокоенно спрашиваю я. - Не понял, кого там черти принесли?! – рычит мой милый. - Что? – удивлённо хлопаю глазами. У Саблезубого обострённый слух дикого зверя, не говоря про обоняние - он ошибиться не может: раз говорит, что кто-то приехал - значит, так и есть! Но кто мог-то??? Здесь такая глушь, ближайшие соседи живут в нескольких милях от нас, и мы не особо контачим - с моим мужчиной, а значит и со мной, мало кто жаждет общаться, тем более так, чтоб друг к другу по ночам без приглашения в гости наведываться…. В этот момент на крыльце слышен топот, и такой знакомый парнишеский голос с озорными нотками звонко кричит, сопровождая стук в дверь: - Ребята! Эй! Вы дома?! Не говорите, что нет, а! Забраться вглубь Канады, заблудиться в лесу, зарюхаться в сугроб и застрять там, ради вас между прочим - что, всё зря?! Я не верю своим ушам. - Не может быть! – выдыхаю чуть слышно. Подскакиваю с колен Виктора, выбегаю из кухни, несусь через холл к порогу. Распахиваю дверь и с радостным визгом: - Аааа!!! Дед Мороз явился!!! Собственной персоной!!! – кидаюсь на шею пришедшему. Это Бобби Дрэйк! - Привет! – он тоже обнимает меня. – Ну, вы и спрятались от мира - едва найдёшь! - Надо же! На Новый Год! От удивления и восторга я вообще с трудом устаканиваю мысли и едва подбираю слова. Уже привыкла, что не самое главное торжество здесь. Даже не предполагала, что вообще хоть кто-то… да сегодня… да в такие дебри - к чёрту на рога… о-о-ой, мамочка!!! - Мы сначала хотели на Рождество, – смеётся Бобби. – Но у нас ведь оно разное…. В общем, в итоге так и не пришли к согласию, на какое именно Рождество заявиться - на наше или на ваше, и решили приехать вот так - посерединке! Новый Год ведь тоже праздник! Особенно у тебя и Питера! - У меня и Питера? Подожди… Кто там ещё с тобой? Выпустив Айсмэна из объятий, я выскакиваю на крыльцо, всматриваясь в темноту. По тропинке друг за другом шагают ещё пятеро: двое девчонок в ярких куртках и трое парней, самый высокий и здоровенный из которых ещё и прёт с собой каких-то два огромных ведра. В одной из девушек я сразу узнаю Роуг. Второй, подойдя ближе, оказывается Китти Прайд. А колоритных парней вообще невозможно не узнать всех, даже издалека и в темноте! Скотт Соммерс, со своими неизменными очками-маской на лице, машет мне рукой, сияя ну просто журнальной улыбкой. О!!! Питер!!! Ну, теперь ясно! Здоровяк-атлет с вёдрами - конечно, мой соотечественник Пётр Распутин, наш стальной Колосс, которого ни с кем не спутать: он единственный обитатель Центра, кому с его комплекцией и ростом следовало бы во мраке ночи габаритные огни на себя вешать! Третий - огненный красавчик Джонни Эллардайс, он же Пиро, всё пытающийся в прыжке выглянуть из-за плеча впереди идущего русского богатыря, пока не оступается на узкой тропе и не плюхается в снег под хохот друзей. Я была так дружна с ними всеми в Центре Ксавьера, когда преподавала там до тех пор, пока не исчезла, укрывшись вдали от шумного мира со своим избранником! - Боже, как вы добрались? – поражаюсь чуть не до оторопи, сбегая по лестнице и со счастливым повизгиванием поочерёдно обнимая всех приехавших. – Кругом столько снега! - Сначала на нашем супер-джете долетели, потом припрятали его хорошенько и в ближайшем посёлке машину взяли, – поясняет Бобби. – Только говорю же - застряли в сугробе. Тут, недалеко. Дошли уже пешком. - А чего ты снег не размёл? - Да я бы только намёл ещё больше! – морщит нос Бобби. - Ну, Джонни тогда чего не растопил… - Ага, щаз! – перехватывает Пиро раньше, чем успеваю договорить. – Чтоб стоять потом в воде по колена, пока снова в лёд не вмёрзли бы, как мамонты неолита?! Женская логика, а! Я прыскаю, представив себе картину. - А почему Пётр машину не вытащил? – делаю последнюю попытку выяснить, отчего такой банальный снежный занос стал проблемой для таких неординарных и крутых супер-героев. - Ой, да успокойтесь - схожу я за вашей машиной! Дайте это поставить! – Колосс опускает у крыльца дома тяжёлые вёдра. - Что там? – спрашиваю, присев на корточки и силясь приоткрыть плотную пластиковую крышку на одном из них. - Мясо в маринаде, – отвечает Пётр, раньше, чем я успеваю заглянуть в ведро. – Для шашлыков. Чего ты так смотришь? Лес, ночь, праздник, хорошая компания - мы прикинули, шашлыки будут самое оно! - Два ведра??? – у меня круглые глаза. – Да ещё там на кухне целый противень запеченного мяса в духовке стоит и целая сковородка жаренной курицы…. Мы ж всё это за неделю не съедим! Тем более - за ночь! - Почему? – задумчиво изрекает вдруг Саблезубый, стоя в дверном проёме, заслонив падающий из дома на крыльцо свет, и выразительно ковыряется устрашающим кривым когтем в длинных острых клыках. – Съедим. - О-о-о! – радостно взвывает Распутин. – Вот это я понимаю разговор! Наш чел!!! - Ну да! – признаю я, глядя то на моего Виктора, то на Колосса. – Уж вы вдвоём точно управитесь, мальчики! - Мангал-то есть? – решает взять быка за рога Пиро. - Найдётся, – Виктор легко, даже по-звериному грациозно перескакивает через перила веранды и направляется в гараж. Похоже, смирился с «кругом друзей». Это радует. - А девчонки готовить глинтвейн! – распоряжается Бобби Дрэйк, подхватывая в руки какой-то ящик, рядом с которым Колосс поставил вёдра мяса. – У нас тут вон чего! В ящике оказывается шампанское и несколько бутылок отличного красного вина. - Ну, лады! – удовлетворённо кивает Пётр. – Я тогда за машиной сгоняю! Пока мы, девчонки, весело переговариваясь обо всём на свете, делясь последними новостями и расспрашивая друг друга о делах на личном фронте, разогреваем вино со специями, нарезаем хлеб, кое-какие овощи, зелень и вкуснейший мягкий сыр, который я просто обожаю - парни в лице Пиро, Айсмена, Циклопа и Саблезубого занимаются шашлыками. За Джонни закрепили мангал и угли - разжигает полешки, помогает быстрее прогореть до нужной кондиции. Остальные нанизывают мясо на шампуры. Я время от времени поглядываю в окно - не случилась бы ссора между кем-нибудь. Хотя… ну, будем откровенно называть вещи своими именами - волнуюсь не за абстрактную ссору, а за вполне конкретную: как бы Виктора что-нибудь не взбесило ненароком! А то зная, например, вечную язвительность Пиро…. - Что ты так смотришь на них? – замечает мою обеспокоенность Роуг. – Всё нормально там! - Да вот, боюсь, чтоб кто-нибудь случайно моему тигру на хвост не наступил! – качаю головой я. Мари едва не роняет нож. - Серьёзно? – выдыхает, уставившись на меня. – У него… и хвост есть??? От неожиданности услышанного и с моим-то богатым живым воображением тут же, естественно, воочию представленного, я давлюсь клюквенным морсом, который прихлёбывала из небольшого стакана. - С ума сошла?! – сиплю, закашлявшись. – Нет, конечно! Это же я так, образно! Хвоста ему ещё только не хватало для полного комплекта обаяния! - А я бы вот хотела себе хвост, – мечтательно выдаёт вдруг Китти, не отрываясь от вырезания аккуратного цветка из помидора. – А чё? Прикольно! Эмоции выражать…. Немая пауза. Долго молча смотрим на неё вдвоём. - У-у, ясно! – с расстановкой констатирую я наконец, едва сдерживая смех. – Больше не даём пробовать глинтвейн - Кэт надегустировалась до кондиции! Вот что, Киса моя Призрачная: занимайся-ка художественной резкой по овощам, и без философии! Через пару минут у нас всё готово. Берём подносы со всей нарезанной снедью и выходим из дома. И я так и застываю на крыльце как вкопанная. По тропинке к дому подходит серебристо-стальной Колосс, который несёт, высоко вскинув над головой, извлечённую из снежной ловушки машину. «Паджеро Мини». У меня вырывается истерический смешок. Потом ещё один. Я покусываю губы, чтоб не сорваться, и ошалело спрашиваю: - Петь… вы что, правда на этом приехали? А как вы там поместились все??? Да вместе с этими вёдрами и ящиками?! Пётр ставит машину на землю и принимает обычный облик. - Шутишь? – хмыкает непринуждённо. – Я ещё всю дорогу на гармошке играл! Трухлявый уже прикол из бородатого русского анекдота. Но меня он окончательно «добивает». Я хохочу, едва не расплескав глинтвейн из кружек, представляя себе зрелище. - Осторожненько! Дай-ка я это возьму! – рядом вовремя оказывается Пиро и забирает у меня поднос. - Ну, давайте выпьем что ли - проводим старый год, так сказать! – предлагает Распутин, когда мы все собираемся кучкой. Мы разбираем кружки и звонко чокаемся. Я с наслаждением делаю глоток горячего, сладкого, терпкого, одуряюще пахнущего специями вина. Глинтвейн получился славным! - Вааай! Класс! – подтверждает мои мысли Айсмэн. Я тесно прижимаюсь к любимому. - Это был чудесный год, – говорю тихонько, обхватив своего прекрасного зверя вокруг талии и упираясь подбородком ему в грудь. Вернее, чуть пониже груди. – Он подарил мне тебя! Виктор низко наклоняется и я, привстав на цыпочки, прижимаюсь губами к его губам нежным тёплым поцелуем. Джонни Эллардайс начинает хихикать. Сперва чуть слышно, а потом парня прёт неуправляемо - аж зажмурился и трясётся весь. - Ну?! – залпом допив глинтвейн и отставив кружку на толстенное бревно - ствол огромного поваленного дерева, который мы используем и как стол, и как лавку, - я с деланным возмущением поворачиваюсь к этому ехиднику, уперев руки в боки. Явно ведь ржёт с нашей парочки! Что ему, интересно, только таким потешным показалось? – Чё ты ха-ха?! - Ты себя со стороны видела рядом со своим ненаглядным? – Пиро тащится. – Мелкая, как клоп! Возле подъёмного крана! Как вы познакомились вообще, а? Как он тебя с такой высоты рассмотрел? - Ботинки нагнулся протереть - и заметил, прикинь! – рычит Саблезубый. Джонни открывает было рот… но осекается, не находя ответа. - А-а-а! – Скотт Соммерс задорно хлопает в ладоши. – Круто! Молодец, Когтистый - сделал гадёныша! Пиро пристально, с прищуром, смотрит на Циклопа и многообещающе кивает, типа: «Ладно! Я тебе припомню!». Виктор ухмыляется, показав острия клыков. - Так, колитесь, братцы! – весело потирает руки Пётр, – Кто какие желания загадает под бой часов? - Ну, Китти вон хочет хвост, – пожимаю плечами. – Чтоб эмоции выражать. - Чего хочет? – переспрашивает Колосс, решив, что ослышался или чего-то недопонял. - Ничего! – бурчит Призрачная Кошка и, толкнув меня в бок, шепчет: – Дура!!! - Нет, так и знал, что забудем что-нибудь! – восклицает вдруг Бобби, сокрушённо хлопнув себя по бёдрам. – Петарды же не взяли!!! Бог ты мой, надо ж было так заорать! Я, было, подумала - что-то серьёзное! - Тоже мне, проблема! – фыркаю отмахнувшись. И громко окликаю: – Скотт! Циклоп, переворачивающий на мангале шашлыки, вопросительно оглядывается. - Снимай свои очки! – решительно распоряжаюсь я. – Смотри в небо и моргай с равными интервалами! - Ха-ха-ха! – Пиро так и скрючивается пополам от смеха. Быстро же ему представился шанс «припомнить обиду» Соммерсу! – Да он же тебе вместо петард баллистические ракеты земля-воздух подсунет, подлец! Самолёт в подарок хочешь? До-о-о, Скотти тебе звезду с неба не достанет, конечно, но «Боинг» - легко! Правда, в виде набора «Собери сам»… в радиусе двадцати миль… Успокоиться его заставляет только поученный от Циклопа подзатыльник. - Согласно твоей примете, эта шумная братия у нас тут весь год будет тусить? – спрашивает негромко Виктор. И демонстративно, чтоб я заметила, поглядывает на Джонни Эллардайса как на дичь. - Надеюсь, нет! – качаю головой я, не сдержав улыбку. – Но новый год однозначно обещает быть не скучным! - Ребята, а сколько времени? – вопрошает Роуг. Время!!! Да-а, про самое главное-то все и забыли! Парни разом смотрят на часы и в один голос выдают: - Без семи! - Без восьми! - Без семи! - Без семи! - Шампанское!!! – Боби Дрэйк в панике срывается с места и бегом несётся к дому. - А, чёрт! Бокалы! – я подрываюсь за ним. Но резко застопориваюсь, крутнувшись на месте. – Сколько нас человек-то?! - Человек-то? – Пиро вновь захлёбывается весельем. – Ну, ты спросила! Да ни одного!!! - Зато сколько у нас мушкетов? Четыре! – подхватывает Пётр. – А сколько у нас шпаг? Четыре! А сколько у нас рук? Четыре! А сколько ног? Четыре! А кто мы?! Мушкетёры-мутанты! - О! Зашибись, как остроумно!!! – ринувшись дальше, ещё успеваю показать Колоссу «фак». Правда, по запаре поднимаю вместо среднего пальца указательный, да ещё и коряво, задним умом понимая, что делаю что-то не то. - Что бы это значило? – изумляется Распутин. Китти Прайд, судя по всему, догадалась, потому что не может стоять на ногах в приступе хохота и, присев на корточки, стонет, прикрыв лицо рукой. Мы с Бобби едва успеваем сбегать до кухни в доме и прибежать обратно с тремя бутылками шампанского и восемью бокалами. - Десять! Девять! Восемь! – громко отсчитывают секунды девчонки, явно наученные Петром «как надо правильно встречать Новый Год», пока мы с оглушительными выстрелами пробок открываем бутылки - ну, точнее, Виктор лихо открывает когтями, - и разливаем игристое. - …Три! Две! Одна! ААААААААААА!!! Бокалы сталкиваются, звеня хрустальными краями. - С Новым Годоооооооооом!!! - С новым счастьем! – выкрикивает Пётр по русской традиции, поворачиваясь ко мне. И я вдруг осознаю, что мне только сейчас открылся смысл этого пожелания. Истинный смысл. Или наоборот: истинный лишь для меня? Но, как бы там ни было… - Не, – мягко, но уверенно говорю я, приникнув головой к плечу Саблезубого. – Я своё счастье нашла. Нового мне не надо! Колосс непонимающе смотрит сначала, а потом, широко улыбнувшись, кивает и вскидывает бокал: - Тогда просто с Новым годом вас, Красавица и Чудовище! Любви вам вот такой огромной! Пусть всё плохое и тяжкое остаётся в старом году, уходит навсегда и даже не вспоминается больше! - Вот это точно не помешает! – соглашаюсь я, стукнувшись с ним бокалами. И поднимаю глаза на Виктора. – С Новым годом, счастье моё! - И тебя, зайчонок, – шепчет он, наклоняясь, чтоб поцеловать меня. И моё сердце, сладко дрогнув, пропускает удар. Разве может быть что-то волшебней?