Реальность - это то, что мы помним

Драмбальт неуютно чувствует себя в толпе незнакомцев. Учителя-волшебники с самого детства считали это большим его недостатком, ведь его способности идеально подходят для взаимодействия с большим количеством людей, и заставляли преодолевать свои страхи, но Драмбальт так и не смог с ними справиться. И сейчас, стоя посреди огромного пустого двора, Драмбальт больше всего хочет повернуться и выйти через ворота обратно, но знает – это всего лишь блажь. Страх перед неизвестностью… Новенькая курсантская форма сидит на нем, как на корове седло, но, к счастью, на него никто не смотрит. Парни и девушки постарше, будущие рунорыцари, не обращают на новичка никакого внимания, и Драмбальт, постояв немного посреди двора, убеждается, что бояться нечего. Их всех гораздо больше интересуют собственные проблемы, собственная учеба, чем другие курсанты, пусть даже неопытные новички. Драмбальт оглядывается. Ему сказали найти коменданта общежития, даже дали примерное направление поисков, но как он узнает этого самого коменданта? Не будет ведь подходить к каждому с вопросом: «Не вы ли тут общежитием заведуете?» – Эй, ты что, новичок? Драмбальт оборачивается. Напротив него стоят и с интересом рассматривают его два парня постарше, оба – в курсантской форме. Один из них, рыжий, усмехается, и эта усмешка не сулит ничего хорошего. – Новичок, – кивает Драмбальт, настороженно глядя на него. – А комендант вон туда пошел, – машет второй парень куда-то в сторону и усмехается почти так же, как и рыжий. Пытаясь загнать беспокойство поглубже, Драмбальт благодарит кивком и делает шаг… чтобы немедленно упереться носом в невидимую стену. Становится ясно, почему они так усмехались. Вот только Драмбальту это все не кажется смешным. – Уберите руны, – тихо просит он. – Ты же приехал на рунорыцаря учиться, – радостно хохочет рыжий. – Вот сам и убери! Драмбальт молча ощупывает стену пальцами. Бесполезно: она непроницаема. Да и кому, как не ему, знать, что сломать руны очень трудно? А уж его магия для такого вообще не приспособлена… «Я приехал учиться, чтобы попасть в корпус разведки, а не на рунорыцаря», – хочет сказать Драмбальт, но не говорит. Осторожность дает о себе знать; даже отец, отправляя его сюда, много раз повторял, что если он хочет стать разведчиком, он должен прежде всего уметь держать язык за зубами. А парни ржут уже откровенно. – Ну что, давай! Это тебе вступительный экзамен! – Что это здесь происходит? Парни перестают смеяться – резко, как будто их обрывают. Оборачиваются и бросаются бежать – и очень быстро смешиваются с толпой курсантов на другой стороне двора. Драмбальт растерянно смотрит им вслед – и как же он теперь выберется? – и только потом переводит взгляд на того, кто их спугнул. Парень в очках, с темными длинными волосами и довольно-таки смазливой мордой. «На девчонку похож», – думает Драмбальт. Незнакомец проводит указательным пальцем перед собой, что-то шепчет – и стена, которую Драмбальт не видит, но ощущает ладонями, исчезает, как будто ее и не было. – Я их запомнил, – угрюмо говорит парень и указательным пальцем поправляет очки на переносице – жест всех на свете зануд и заучек. – Вечером напишу докладную. Ты новичок? В его устах этот вопрос звучит совсем по-другому, и Драмбальт совершенно спокойно кивает. – Как тебя зовут? – Драмбальт, – отвечает он. – Спасибо… спасибо за помощь. – Не за что, – парень улыбается. – Я Лахар, я сержант этих обалдуев. Будущий рунорыцарь. – А я – будущий разведчик, – говорит Драмбальт прежде, чем успевает прикусить язык. Но Лахар воспринимает эту информацию как-то на диво спокойно. – На отделение разведки поступить намного сложнее, чем на рунорыцарское… Ты уже владеешь магией? Драмбальт кивает. Рот он, после неожиданного приступа болтливости, предпочитает держать на замке. – А комендант там, – Лахар машет рукой в сторону, противоположную той, куда показала предыдущая парочка. – Поспеши, не все комнаты в общежитии могут похвастаться ремонтом и элементарными удобствами. Драмбальт еще раз благодарит его и уходит, а когда оборачивается – Лахара во дворе уже нет. Кабинет мастера залит светом, и в лучах солнца кружатся пылинки. Руки Макарова перекладывают и перекладывают бумаги на столе, и Мест почему-то уверен, что если мастер и дальше продолжит так же ворошить бумаги, среди них обязательно затеряется какая-нибудь нужная. Макаров перебирает бумаги и говорит; Мест слушает, ощущая, как с каждым словом внутри него что-то болезненно сжимается. – На тебя ложится важнейшее задание – обеспечить нам информационную поддержку. Совет относится к нам… – Макаров усмехается в усы, – ну ладно, пускай так, как мы того заслуживаем. Но все же это не повод добровольно отказываться от… присмотра за ними. – Проще говоря, вы хотите внедрить меня в Совет, чтобы я следил за их действиями в отношении нашей гильдии? – спрашивает Мест. Он еще не знает, чем грозит ему это задание, но где-то в глубине души чувствует – добра от него не жди. И только любовь к гильдии и верность ей, а заодно – и этому старому интригану – останавливает его от того, чтобы отказаться сразу же. А так Мест смотрит в окно поверх плеча Макарова. Там его товарищи-гильдейцы устроили очередную шумную свару прямо во дворе здания: Эльфман потрясает кулаками, Нацу звонко вызывает его на бой, Грей уже сверкает голыми телесами, а Эрза… а Эрзы, кажется, рядом нет: иначе драка бы закончилась, не успев начаться. Его товарищи. Его гильдия. Его семья, за которую он, как и остальные, несет ответственность. – Я не говорю, что это будет легко, – тихо добавляет Макаров, правильно расценив его молчание. – Поэтому я оставляю за тобой право отказаться. – А кто это сделает, если не я? – криво усмехается Мест. – Больше никто в войска Совета не впишется. – Я мог бы поговорить с Фридом, – откровенно говорит Макаров. – Все-таки он рунный маг и в рунорыцари завербовался бы без труда. Но я даже пытаться не буду: во-первых, с ним… трудно, во-вторых, он предан не гильдии, а лично моему внуку. А вот в тебе я уверен. Я знаю: ты справишься. Мест уверен в этом далеко не так, как мастер, но спорить он не собирается. Если Макаров дал ему это задание, значит, он уверен в успехе. И мнение, мысли, опасения самого Места значат теперь меньше, чем пылинки в лучах солнца. – Подумай, – мягко говорит Макаров. – Подумай, у тебя есть время. Если захочешь отказаться, тебя никто не осудит. Мест резко кивает, уже зная – он не посмеет отказаться. Очень быстро Драмбальт понимает, что Лахару в учебном корпусе приходится труднее, чем кому-либо другому. Он очень плохо видит без очков: однажды, патрулируя вместе город, они нарываются на шпану – мелких волшебников без гильдии. В драке с Лахара слетают очки и тут же гибнут под каблуками. Тот умудряется поставить еще несколько стен Условий, но после окончания драки Драмбальт ведет его до общежития буквально за руку. «В сумерках, без очков, я вообще будто слепой – огни сливаются перед глазами, и понять, где я, мне очень трудно». Драмбальт из устава знает, что подобные ограничения могут быть препятствием для оперативной работы рунорыцаря, поэтому Лахар всячески скрывает свою слабость, перед каждым плановым медосмотром заучивая таблицу остроты зрения наизусть. Проблем добавляет и внешность – не только Драмбальт в первую встречу подметил, что Лахар похож на девчонку. Чтобы не стать объектом для издевательств, тому приходится быть лучше всех, и там, где его однокурсники ограничиваются умением ставить одно Условие, Лахар учится ставить два, а потом и три. Он сидит ночами над книгами; просыпаясь на рассвете, Драмбальт часто видит, что друг заснул прямо за столом, уткнувшись носом в учебник и так и не погасив лампу. Самому Драмбальту все дается легко: его магия, как будто специально созданная для втирания в доверие и выуживания секретов, с первого дня делает его лидером на курсе разведчиков. Он не утруждает себя учебой – чтобы выполнить задание, ему достаточно немножечко подкорректировать чужую память. Лахар же продирается сквозь руны, как сквозь колючие кусты, оставляя на них обрывки одежды и клочки кожи. Он влюблен в свою магию, он всеми силами стремится к своей мечте – стать капитаном рунорыцарей, возглавить полк войск Совета, но судьба, словно намеренно, ставит ему все новые и новые подножки на пути к цели. Драмбальт заводит новых приятелей каждый день, а каждую неделю ходит к кому-то на вечеринку или просто на посиделки в баре. Вниманием девушек он тоже не обделен, и может менять их хоть десятками, если захочет. Лахар дистанцируется ото всех, его вечная компания – книги, а единственная любовь – магия. Отец Драмбальта настаивал на том, чтобы тот стал разведчиком, и не видел для сына другой судьбы, а родители Лахара чуть не отказались от него, узнав о его мечте стать рунорыцарем. Единственное, кажется, в чем они похожи – на них обоих преподаватели возлагают очень большие надежды, им обоим прочат великое будущее в войсках Совета. Ну и еще, конечно, тем, что, несмотря на все различия, они все равно умудряются дружить. Сначала Лахар помог Драмбальту в первый день, когда двое парней решили над ним подшутить. Потом комендант поселил его в комнату «К одному старшекурснику, он тихий и аккуратный, надеюсь, ты тоже ему не доставишь проблем», и Драмбальт почти не удивился, когда вечером в теперь уже его комнату вошел Лахар и молча сгрузил на свою кровать целую стопку библиотечных книг. Так началась их дружба, и она продолжается и продолжается, несмотря ни на что. – Хорошо, что ты не рунорыцарь, не то мне пришлось бы писать на тебя докладные каждую неделю, – вздыхает Лахар, поливая голову Драмбальта ледяной водой из кувшина. Драмбальт смотрит в дно тазика, чувствует обжигающе-холодные струйки на шее и спине и с радостью понимает, что тяжелая, вязкая муть в голове рассеивается. – Ты зачем так напился? – Сам не знаю, – честно признается Драмбальт, фыркая, когда Лахар выливает на него еще порцию воды. – Стакан, потом еще стакан, потом еще один… Ну да ты знаешь, как это бывает! – Нет, я – не знаю, – хмуро отвечает Лахар. – Полегчало? Драмбальт кивает и берет лежащее на кровати полотенце. – Что бы я делал без тебя, дружище? – Маялся похмельем, – Лахар отставляет кувшин и садится за стол. Но книгу, вопреки обыкновению, не открывает, вместо этого поворачивается к Драмбальту. – Вчера, пока ты пил, как не в себя, я почитал немного о твоей магии. Получается, ты можешь стирать воспоминания? Драмбальт мотает головой, разбрызгивая мельчайшие капли воды. – Технически я не стираю воспоминания, а заменяю их на ложные. Например, если мне надо убрать из памяти человека свой образ, я создаю ему новую память, в которой меня нет. Стирая что-то, можно случайно стереть больше, чем нужно. Мой метод аккуратнее. Лахар кивает. – Да, как-то так я и понял. Скажи, а самому себе ты можешь так ложные воспоминания привить? Драмбальт вытирается полотенцем и не спешит отвечать. Почему-то вопрос Лахара его пугает. Он знает, что друг просто любознателен, что он не имеет в виду ничего такого, что могло бы его насторожить, но все равно – то, что Лахар спрашивает об этом, видится каким-то особенно дурным знаком. – Не знаю, никогда не пробовал, – через силу отвечает он и заставляет себя улыбнуться. – Я боюсь, что не смогу вытеснить реальные воспоминания, а при попытке соотнести их с фальшивыми у меня поедет крыша. – Прости, – Лахар по его интонации понимает, что спросил что-то не то. – Я не хотел… Я вижу, что ты не хочешь говорить об этом. Я возьму книжку в библиотеке. Он отворачивается и открывает учебник. – Не надорвись, – говорит Драмбальт ему в спину. – И так десятками их таскаешь. Друг только раздраженно дергает плечом. Мира сидит напротив и смотрит на пачку фотографий на столе. Она явно нервничает: кусает губы, барабанит пальцами по столешнице, а затем, спохватившись, прячет руки на коленях. Месту хочется успокоить ее, но он понимает, что сделает только хуже. Поэтому он просто говорит: – Рассказывай. Мира глубоко вздыхает и принимается раскладывать фотографии по столу, словно пасьянс. – Это Совет. В принципе, они все командуют войсками, решения принимаются совместно, но непосредственно приказы до рунорыцарей доносит этот, – палец Миры утыкается в фотографию сурового длиннобородого деда. – Оуг. Постарайся с ним не ругаться. – Понял, – Мест внимательно рассматривает фотографии. У него всегда была хорошая память, вот тут-то она и пригодится. – А остальные кто? – А это – командиры полков рунорыцарей, – Мира берет одну фотографию в руки. – Особенно обрати внимание на вот этого. Он практически твой ровесник. Фанатик и трудоголик известный, но, по-моему, внедриться в его окружение будет проще, чем в чье-либо еще. Да и нам поможешь, если хоть немного будешь сдерживать его порывы по разоблачению нашей гильдии, – Мира бледно улыбается. Мест качает головой. Ему не хочется сейчас объяснять, что он не сможет сдерживать ничьи порывы, даже если захочет. Мире не станет легче, если он расскажет весь план, да и его замыслу это вряд ли поможет. Поэтому вместо этого он берет в руки фотографию. – На девчонку похож… Мира хихикает совсем уж весело. – По-моему, у рунных рыцарей это профессиональное, хоть на Фрида глянь… Кстати, его Лахар зовут. Он бывает у нас по делам Совета, зануда жуткий. – Не помню его. – Он в основном с мастером и иногда со мной и Эрзой общается, – Мира пожимает плечами и без перехода спрашивает: – То есть ты сотрешь нам всем воспоминания? Мест выдыхает. Это тот вопрос, которого он больше всех боялся. С того самого момента, как рассказал некоторым гильдейцам о том, что должен сделать. – Придется, – тихо отвечает он. – Мы не будем тебя помнить? – допытывается Мира с каким-то лихорадочным блеском в глазах. – Никто из нас не узнает тебя, если ты вдруг придешь к нам с инспекцией от Совета? – Мастер узнает, – говорит Мест. Будь на месте Миры Нацу, он бы, наверное, принялся уверять, что все будут молчать. Что никто-никто не расколется, даже под пытками. Что они будут беречь тайну Места, как если бы она была их собственная… но Мира не Нацу. Мира умеет просчитывать вероятности, Мира знает, что тайна, которую хранит целая гильдия, будет оставаться тайной лишь до первой ссоры, кружки пива или неожиданного приступа откровенности… Поэтому Мира просто берет его за руку и сильно сжимает. А потом встает и уходит, оставив разложенные фотографии на столе. Драмбальт замечает это охранное заклинание. Конечно, он его замечает, как иначе? Вот только беда – слишком поздно. Он успевает подумать, что такова судьба разведчика – собирать на себя все ловушки, чтобы рунорыцарям за его спиной было безопаснее идти. Успевает порадоваться, что работает именно с полком Лахара, своего лучшего друга – тот хоть похоронит по-человечески. А затем страшная боль обжигает всю левую половину его тела, кровь заливает глаза, и последнее, что успевает заметить Драмбальт – что охранное заклинание побледнело и погасло. Он выполнил свою работу… Драмбальт закрывает глаза. Когда он приходит в себя, его тащат. Вокруг вопли, вспышки магии, звон оружия – полк рунорыцарей сцепился с темной гильдией не на жизнь, а на смерть. А его тащат на спине, уткнув носом в плечо, и военная форма на том, кто его несет, уже мокрая от крови. Как и волосы; прищурившись, Драмбальт замечает перед носом слипшиеся в сосульки длинные пряди. – Лахар, – с трудом произносит он. – Заткнись, – грубо отвечает друг и перехватывает его под коленями поудобнее. – Я что, для того писал прошение в Совет назначить тебя в отряд разведки именно моего полка, чтобы ты мордой охранные заклятия собирал?! Мордой… Своей морды Драмбальт не чувствует вовсе. Так, словно с нее содрали шкуру, заморозили и натянули обратно. Над головой проносится атакующее заклинание. Лахар оборачивается, наклоняется, чтобы Драмбальт не свалился, освобождает руку и ставит барьер. Один, потом второй. Он тяжело дышит: Драмбальт слышит это хриплое, с присвистом дыхание, и ему впервые за всю эту операцию становится страшно. – Поставь, – просит он, хотя шевелить онемевшими губами трудно. – Сам пойду. – Еще чего, – хрипит Лахар, снова подхватывает его под колени и тащит дальше. Драмбальт снова теряет сознание. Во второй раз он просыпается в госпитале, на кровати, застеленной чистым белым бельем. Рядом, на тумбочке, целая батарея склянок и стаканов, а лицо все еще не ощущается, но теперь Драмбальт, подняв руку и ощупав его, понимает, почему – он замотан бинтами по самые глаза. На соседней кровати, с книжкой в руках, валяется Лахар, и на его тумбочке лекарств не меньше. – Спасибо, – произносит Драмбальт. Ему кажется, что его голос так слаб, что Лахар не услышит его, но тот слышит – медленно закрывает книжку, поворачивается к нему, и Драмбальт видит в его глазах такую злость, которой не видел за все годы знакомства. – Никогда. Больше. Так. Не делай, – отчеканивает Лахар и садится на своей кровати. – Ты же едва не погиб. Повезло, что у нас хорошие целители – подлатали тебя, вот только шрам на морде останется. Будет тебе наука. Напоминание, чего нельзя делать, посмотришь в зеркало и сразу вспомнишь... – Прости, – шепчет Драмбальт. – Я его не заметил… Губы Лахара дергаются, словно он хочет улыбнуться, но силой сдерживается. – А потому, что на учебе надо было учиться, а не пьянствовать и на природный талант уповать! Вулкан задери, Драмбальт, с самой первой нашей встречи от тебя одни проблемы. Ума не приложу, почему я все еще дружу с тобой. – Потому что я уравновешиваю твою патологическую правильность? – спрашивает Драмбальт. Теперь Лахар явственно улыбается, но тут же сжимает губы. – Будешь много болтать – оставлю тебе еще один шрам, симметричный, на правой щеке! Он снова берется за книжку. – Главное – не бросай, – шепчет Драмбальт, но на этот раз Лахар уж точно его не слышит. Мест кладет на стол бритву, рядом с ней – украденное у Полюшки исцеляющее зелье. Зелье надо развести водой: в обычной концентрации оно заживляет раны полностью, не оставив от них ни следа. Этого ему не надо, ему только кровь остановить, а остальное… Мест еще раз сверяется с книжкой. Пока он все делает правильно – с точки зрения магии. Жаль, что уверенности в своем решении у него нет. Когда он рассказал свою идею Макарову, тот долго молчал. Мест уже решил, что ответа не дождется, когда мастер тихо спросил: – Ты уверен? – Да, – Мест кивнул. – Я могу проколоться на какой-то мелочи… а так все будет в порядке. Мои ложные воспоминания сами себя подкорректируют. – Тогда зачем тебе этот, как ты сказал, «якорь»? Мест вздохнул и пустился в пространные объяснения. – Для того, чтобы не забыть, зачем я вообще в Совете. Я читал об этой технике в книге, суть в том, что определенная задача привязывается к какой-либо детали внешности. И когда я смотрю в зеркало, я вспоминаю задание, при этом не вспоминая все остальное. Так я смогу собирать информацию, нигде не проколовшись, а когда встречусь с вами – ее вам предоставить. Макаров вздохнул. – Знаешь, я уже сам не рад, что поручил тебе это задание. Мест криво усмехнулся и ответил то, во что свято верил в тот самый момент: – Я пойду на все, чтобы обезопасить гильдию. Сейчас Мест в этом уже не уверен. И чтобы унять дрожь в руках, берет бутылку с чистой водой и разбавляет зелье Полюшки – так, чтобы из изумрудно-зеленого оно получилось светло-салатовым, как молодая листва. Потом поливает этим зельем лезвие бритвы и еще раз сверяется с книжкой. Главное, чтобы руки не дрожали, когда он начнет резать. В книжке сказано, что подходит любая яркая черта внешности – родинка, пигментное пятно, да хоть кривой после перелома нос. Родинок на лице у Места нет, да и нос ему никто не ломал. Поэтому Мест останавливается на шраме. Он отбрасывает идею вырисовать на щеке что-нибудь претенциозное, вроде молнии Лаксаса, и проводит бритвой прямую линию. Кожа расходится, тонкая струйка крови стекает по щеке к подбородку и с глухим стуком капает на пол. Мест снова подносит бритву к лицу; теперь руки дрожат еще сильнее. Не выколоть бы глаз, хотя, конечно, пустая глазница была бы ого-го каким шикарным «якорем»… Второй порез получается не таким длинным и ровным, но так даже лучше. Мест сочинит этому шраму какую-нибудь историю – например, как он разведывал убежище темной гильдии и напоролся на охранное заклинание. Боевые товарищи героически вытащили его, вылечили, а шрам вот – остался… Мест закусывает губу и делает третий надрез. А потом роняет бритву. Кровь течет по его щеке, вся рубашка залита кровью, но Месту наплевать. Почему-то именно сейчас он совсем не чувствует своей правоты. – Лахар… Драмбальту кажется, что он оглох и ослеп. Везде камни и пыль. Все тело ноет; Драмбальт уверен, что ему переломали все кости, но, к большому своему удивлению, умудряется встать на четвереньки. Странно, он должен думать о Совете, тоже попавшем под этот чудовищный взрыв, но он думает лишь о Лахаре. О том, что тот стоял рядом с ним. О том, что даже если каким-то чудом друг смог поставить Условия – от камня по голове они бы все равно его не спасли. – Лахар… Драмбальт ползет на коленях, он видит оторванную руку, но рука женская, с кольцами на тонких пальцах, поэтому он не останавливается. «Пожалуйста, пусть он выживет. Он столько раз меня спасал, пожалуйста, пусть я смогу его спасти хотя бы однажды!» Ладонь Драмбальта натыкается на холодную человеческую руку. Он опускает глаза и видит рукав – рукав рунорыцарской формы. Всхлипнув, Драмбальт кидается разгребать камни, обломки стены, под которыми лежит его друг, и очень скоро видит его лицо. Очки Лахара разбились, его лицо, волосы, одежда в крови. Глаза закрыты. Драмбальт сразу понимает, что это все, что он мертв – но все равно наклоняется, прижимая ухо к груди Лахара. Тишина. Ни стука сердца. Ребра не поднимаются – и из горла Драмбальта вырывается полустон-полувсхлип. – Но… как же… как же так?! Драмбальт утыкается лицом в грудь мертвого друга и плачет. Лахар всегда был лучше него во всем. Это он, Драмбальт, всегда приносил ему лишь проблемы – а Лахар старательно решал их и даже не злился – знал, что его друг не может не вляпаться. С тех самых пор, как они впервые встретились, они всегда работали вместе и всегда друг друга поддерживали – и сейчас Драмбальту мучительно больно оттого, что с его стороны этой поддержки было куда меньше. Когда Драмбальт получил свой шрам на лице, он попросил Лахара не бросать его. А Лахар бросил. И сейчас Драмбальту кажется, что он готов отдать все – лишь бы друг выжил. Пусть даже и вместо него. Но Лахар мертв, и это не изменить никакими магическими законами. Драмбальт снимает с лица друга его разбитые очки и прячет их в карман. Драмбальт смотрит на Макарова. Он прекрасно помнит Макарова: тот считался его мастером в тот недолгий период, когда он шпионил за «Фейри Тейл» для Совета. И сейчас тот глядит на него с каким-то странным выражением – так, наверное, смотрел отец из легенды об отправившемся путешествовать и пропавшем, а затем вернувшемся сыне. Эту легенду очень любил Лахар; он вообще любил народные сказания, а эту читал вслух – громко, выразительно, так, что его сосед по общежитию, Драмбальт, закрывал голову подушкой, а потом и бросал ее в друга… При мысли о Лахаре мучительно стискивается сердце. Интересно, сможет ли он когда-нибудь пережить его смерть?.. – Мест, – тихо произносит Макаров. Мест – это мое имя, думает Драмбальт. Это его фальшивое имя, то, которым он назвался, внедряясь в «Фейри Тейл». И он поднимает голову, заглядывая Макарову в глаза. – Меня зовут Драмбальт! Я – шпион Совета! Макаров качает головой, в его глазах поблескивают слезы. – Я знал, что это плохая идея… Я всегда это чувствовал… Драмбальт не понимает, о чем он говорит. Что «чувствовал»? Какая идея? Идея о шпионаже? Его послал Совет, кажется, Лахар еще пытался отговорить его… – Мест – твое настоящее имя. Тебя зовут Мест Грайдер. Посмотри на свою руку. Драмбальт в удивлении опускает глаза, чтобы увидеть на своем плече, почти возле ключицы, темную метку. Стилизованная фея с хвостом, эмблема «Фейри Тейл». Метка гильдии. Откуда она на его руке? Ту, фальшивую, которую он носил, пока шпионил, он смыл, как только вернулся в Совет… – Ты – Мест, – говорит Макаров. – Ты – член «Фейри Тейл», а вовсе не разведчик Совета. И всегда был членом «Фейри Тейл». Драмбальт мотает головой. У него ощущение, что он попал в пьесу абсурда. Будь Лахар рядом, он бы посмеялся, а потом нашел нужные слова, чтобы разбить эти глупые заявления в пух и прах, но Лахара нет. Лахар лежит на рунорыцарском кладбище, в наспех вырытой могиле, под наспех обтесанным камнем. И некому помочь, подсказать – как отвечать на такое? – Ты заменил свою память, – продолжает Макаров. – Ты заставил самого себя поверить в то, что ты – воин Совета, но на самом деле ты все это время был шпионом «Фейри Тейл». Теперь твоя миссия закончена, я освобождаю тебя от твоего задания. Ты можешь вернуться к нам. Несколько секунд Драмбальт осоловело пялится на него, потом запрокидывает голову и начинает хохотать. Он хохочет искренне, от души, утирая слезы, хотя ему совсем не смешно, а, скорее, даже страшно. Да этот старик спятил. От всего происходящего, или ему просто камнем по голове дало – но насколько безопасен безумный Богоизбранный Макаров? – Это правда, – отвечает Макаров на все его невысказанные вопросы. – Посмотри на метку на руке – и ты поймешь. Драмбальт смотрит, потому что с психами лучше не спорить. И тут же приходит видение – слабое, словно давно забытый сон. Он стоит у зеркала, с бритвой в руках, и кровь течет по его левой щеке… Драмбальт мотает головой, пытаясь выгнать из нее этот образ. – Но это же чушь! Я получил свой шрам на боевом задании Совета, я разведывал убежище темной гильдии и напоролся на охранное заклинание… Он на миг замолкает: что-то в этих словах кажется ему неправильным. И тогда Драмбальт цепляется за единственный образ, в реальности которого твердо уверен: – Лахар на спине вытащил меня из боя! Мой друг Лахар, мы вместе учились в курсантском корпусе… – Но ты никогда не учился в курсантском корпусе, Мест, – мягко отвечает Макаров. – Не было ни боя, ни ранения. Этот шрам – «якорь», ты сам мне рассказывал об этой технике… Драмбальт яростно мотает головой. Он не хочет этого слушать, он не хочет, чтобы слова этого спятившего старика заронили в нем хоть малейшее сомнение. О, сейчас он ненавидит «Фейри Тейл»! Если для того, чтобы вербовать новых членов, они не гнушаются и такими мерзкими методами… – А с Лахаром ты познакомился по совету Миры, – все тем же мягким, неестественным тоном произносит Макаров. – Она сказала, что в его доверие тебе втереться будет легче всего, и ты воспользовался советом. – Нет! Ну что за чушь, я же все помню! Я помню, как мы встретились во дворе, как мы жили в одной комнате, как вместе учились! Помню, как он помогал мне с похмельем, а я ему – когда у него ломались очки! Помню, как он грозился написать на меня докладную и как помогал перед экзаменами! А потом, после учебы, он попросил, чтобы меня прикрепили к его полку, и с тех пор мы работали вместе, мы в стольких переделках побывали… Его голос звучит все тише, пока не обрывается совсем. «Скажи, а самому себе ты можешь так ложные воспоминания привить?» Драмбальт опускается на колени, прямо на землю, и слезы падают в пыль возле его ног. Макаров смотрит на него, и в его глазах настоящая боль. – Если бы я знал, что так будет, – тихо говорит мастер, – я бы ни за что не заикнулся об этом задании. Ни за что. Оба молчат. Драмбальт смотрит на метку на своем плече и плачет, вспоминая. Он действительно помнит все: как отец настаивал, чтобы он стал разведчиком Совета, и как умер через год – и Лахар ездил с ним на похороны, потому что в одиночку Драмбальт бы этого не вынес. Как провалил экзамен по истории Фиоре, и как Лахар ночами натаскивал его перед пересдачей. Как получил, наконец, свое звание разведчика – одновременно с тем, как Лахару дали под командование целый полк – и как ошибся на первом же задании, к счастью, без фатальных последствий. Как Лахар спас его от смерти – и как сам умер, глупо и в один миг, не дав даже шанса себе помочь… Драмбальт помнит все, хорошее и плохое, что случилось с ним за эти годы. А есть ли в его воспоминаниях «Фейри Тейл», помимо той страшной истории на острове Тенро?.. Он переводит взгляд с метки на Макарова – тот все так же стоит и молчит. Драмбальт встает, расправляет плечи. – Я Драмбальт, разведчик Совета, – твердо произносит он. И ему не надо ворошить воспоминания, чтобы знать – это правда.