Вопрос/ответ

Герман нашарил в темноте выключатель, и комната озарилась тусклым светом подвешенной под полотком лампы. Две лампочки из пяти перегорели три недели назад, ещё одна позавчера, но, чтобы заменить их, надо было произвести целый ряд муторных ритуалов: надо было купить на их место новые, надо было попросить у соседа лестницу, у Германа не было сил всем этим заниматься. У Германа едва были силы снять с себя ботинки. Из коридора выбежала Виджет, клацая по паркету отросшими когтями, и принялась радостно танцевать вокруг него, повизгивая и виляя своим забавным хвостом с закручивающимся кончиком. Когда Это Случилось — Моник, женщина, к которой Герман ходил раз в неделю по субботам лежать на кушетке и рассказывать о своих проблемах, говорила, что нужно называть вещи своими именами, потому что принятие есть первый шаг к исцелению и всё такое, — так вот, когда Это Случилось, как-то так произошло, что Герман забрал Виджет себе. У него никогда не было ни собак, ни кошек, только рыбки один раз в седьмом классе, но они очень быстро всплыли брюшками кверху, потому что у Германа вот-вот должны были начаться экзамены, и он просто забывал за ними ухаживать. С Виджет оказалось ещё сложнее, чем с рыбками, потому что рыбки молча приняли свою кончину, а когда Герман забывал кормить Виджет, она начинала лаять и скулить. Это не нравилось пожилой соседке Германа, и тогда скулить начинала она: звонила в дверь и скулила и скулила о том, что она старая и немощная, а Герман, уродец такой маленький, в десять вечера с собакой играет, мешает ей смотреть реалити-шоу. Когда она скулила дольше трёх минут, Герман представлял, как ей на голову приземляется кувалда, и тогда слушать становилось немного легче. Он вообще-то против убийства старушек, Моник говорит, это всё стресс и посттравматический синдром. Герман насыпал в миску собачью еду и поставил её перед Виджет: она, когда ела, ела так, будто кто-то отнимает. Из Германа ужасный хозяин. Он и о себе-то с трудом позаботиться может. Он закуривает и не включает вытяжку, сразу садится за ноутбук. На Фейсбуке тонна сообщений: он пытается пристроить Виджет к кому получше, но ему пишут только фанатки, а фанаткам он Виджет отдавать не хочет. Они будут носить Виджет с собой как трофей, как фотографию с автографом или брошенную со сцены футболку. Ещё ему пишут однокурсники, но на такие сообщения Герман даже не отвечает. Когда Ещё Не Случилось, Ритон не разрешал ему курить в собственной квартире, говорил, у него от этого кожа посереет. Тогда у Германа квартира пахла не дымом, а мужским одеколоном. Сейчас у него на полках таблетки, книги по механике и пособия «Как смириться с утратой близких», но эти пособия ему не подходят, ему бы подошло что-нибудь вроде «Как смириться с утратой босса, с которым ты спал, и что у вас вообще было непонятно, и ты жалкий неудачник, возьми себя в руки», но таких, наверное, не издавали, Герман не проверял, но уверен, что не издавали. Ритон не разрешал ему курить в собственной квартире, а сейчас Герман многое бы отдал, чтобы Ритон не разрешил ему снова, уронил бы кувалду на голову соседке, лампочки бы поменял, что угодно. Он может курить, где хочет, и от этого хочется из окна выпрыгнуть. Вместо этого Герман открывает бутылку вина, у него теперь в доме всегда есть вино, он француз с депрессией, конечно оно есть. Раньше он пил вино только в гримёрке после удачного шоу, иногда до перепиха с Ритоном, но обычно позже. В гримёрке курить почему-то было можно. — Здравствуй, Герман. Мы можем поговорить? Герман оборачивается и думает, что такие вещи после одного с половиной бокала — это слишком. Ещё он думает, что видел эту девушку несколько раз в баре, в котором теперь работал. Она всегда садилась у барной стойки, заказывала какой-нибудь лёгкий коктейль и сидела одна всю ночь напролёт. Герману всегда казалось, что она очень грустная, и у неё тоже что-то случилось, потому что взгляд у неё был грустный, но не как у него отчаявшеся-грустный, её грусть была где-то глубоко-глубоко внутри. Герман относился к ней с какой-то странной солидарностью, поэтому ему было стыдно, что он не позвонил, когда девушка оставила ему номер телефона. Обычно в барах номера оставляют на салфетке, а её номер был на визитке, правда, на визитках обычно пишут полное имя или название организации, а у неё только номер, и ещё — Констанция. Если Констанция вломилась к нему в квартиру из-за того, что он ей не позвонил, значит, она отчаялась посильнее его. Ещё это значит, что женщины и правда странные, и хорошо, что Герману не приходится иметь с ними дело. — Вы хотите меня ограбить или изнасиловать? — спросил Герман. Наверное, ему положено было пугаться и звонить в полицию, только почему-то он совсем не был испуган. Ему было всё равно. Ему уже давно было всё равно. Виджет осторожно подошла к Констанции и с интересом понюхала мыс её туфли. — Ни то, ни другое, — ответила Констанция. Она не была похожа на воровку, насильницу и психопатку. — Я хочу предложить тебе работу. Герман задумчиво допил вино и поставил бокал на стол. — Это очень странный метод привлечения новых кадров, — заметил он. Герман прислушался к собственным чувствам: нет, всё ещё ничего. Никакой паники. Даже обидно за себя становилось. — Вы ко всем так вламываетесь или только ко мне? — Вообще-то, — ответила Констанция, улыбнувшись, — обычно мы приглашаем в наш офис. Герман посмотрел на часы: было слегка за полночь. Почему бы и не сгонять с малознакомой девушкой, пробравшейся в его квартиру посреди ночи, в офис. — Ладно, — согласился он. Кажется, Констанция была удивлена. Конечно она была удивлена, любой нормальный человек не стал бы соглашаться. К счастью для неё, Герман ненормальный. Стресс. Посттравматический синдром. Всё такое. Тогда Констанция пожала плечами, взяла его за руку, и они исчезли. Вот теперь Герман начал что-то чувствовать. Они называли себя Миссионерами и спасали мир — так ему сказал лысеющий мужчина преклонных лет, Жозеф, их лидер или что-то вроде того. Конец света произошёл в 2012 и будет плавно происходить до тех пор, пока через пятьсот с лишним лет от Земли не останутся руины — так ему сказал Жозеф. Жизнь Германа разрушили нелегальные путешественники во времени — так ему сказал Жозеф. Да ты гонишь — сказал бы он Жозефу, но Констанция только что перенесла его из одного места в другое с помощью крошечного браслета на запястье, и после этого Герман готов был поверить во многое, включая конец света и машину времени. И то, и другое, всё ещё было реальной научной теорией. Первое понемногу превращалось в факт. — Мы хотим предложить тебе работать с нами, — продолжил Жозеф. Констанция сидела рядом с ним и наблюдала за реакцией Германа, будто какой-нибудь дышащий детектор лжи. Герман моргнул. Он жалел только о том, что в суматохе не прихватил с собой ту бутылку вина. — Вы хотите, чтобы я помогал вмешиваться в жизни людей в прошлом, чтобы остановить конец света? — уточнил он. — И это отличается от, как вы его назвали, временного терроризма конкретно как?.. — Мы никого не убиваем, — напомнил Жозеф. Если честно, видок у него был такой, будто «никого не убиваю» — это совсем не про него. Про Констанцию — может быть, но не про этого точно. Если стереть событие прошлого, это затронет события будущего. Если убрать из жизни человека один момент, один единственный, крошечный момент, это может повлиять на судьбу наций. Народов. Цивилизаций. Герману казалось, будто у него в руках кувалда, а под ним — стареющая соседка, которой его собака мешает смотреть телевизор. Если уронить на соседку кувалду, легче будет житься не только Герману, но и всему дому, потому что соседка мерзкая и вечно орёт на всех подряд, и жалуется на свои болящие кости. Если уронить на соседку кувалду, завтра она не попадёт под машину молодому бизнесмену с огромной совестью, молодой бизнесмен не поедет с ней в больницу и не встретит там красивую медсестру, они не влюбятся и не поженятся, у них не родится дочь, дочь не станет биохимиком и не изобретёт лекарство от рака, через четыреста лет далёкие потомки излечившихся больных не мутируют в трёхглавых монстров и не станут бродить по планете, пожирая всех, кто попадётся им на пути. Вопрос: нужно ли ронять на соседку кувалду, чтобы не дать тысячам людям выжить, если из-за этого не появится мутанты с тремя головами? Ответ: — Извините, — Герман смущённо улыбнулся. — Я не с вами. Жозеф трёт лысую макушку, извиняется за потраченное время и просит его подписать бумагу о неразглашении. Констанция отправляет его обратно. — Жаль, что ты отказался, — сказала она, когда они вернулись в квартиру. — Ты мог бы спасти мир. Герман пожал плечами. — Думаю, мир можно спасти и по-другому, — ответил он. Констанция отчего-то улыбнулась и совсем не казалась в тот момент несчастной. Если убрать из жизни человека один единственный крошечный момент, это может повлиять на судьбу всего мира. Если не застрелить парижского шоумена, его мальчик на побегушках никогда не закончит учёбу и не станет изучать робототехнику, никогда не создаст искусственный интеллект и не построит робота, тот робот никогда не возомнит себя человеком и не начнёт строить себе подобных, одна из его серийных моделей никогда не окажется в страшной тюрьме и никогда не встретит одного глупого путешественника во времени, путешественник во времени никогда не сбежит и никогда не спасёт Землю от разрушения. Вопрос: нужно ли стрелять парижскому шоумену в голову, чтобы спасти мир? Ответ.