Bloodstream

Счастье можно найти даже в самые темные времена, если не забывать обращаться к свету. Я никогда не думал, что буду планировать своё самоубийство. В моей жизни всё было относительно хорошо. Я общался с друзьями, веселился, влюблялся, дрался, смеялся, улыбался. Были моменты, когда я падал, но мне всегда удавалось подняться. Но в один миг всё разрушилось. Вся моя идеальная жизнь стала лишь миражом, за которым я отчаянно пытался угнаться. Никогда не знаешь, когда твоя жизнь перевернется с ног на голову. Это может случиться в дождливый четверг или солнечную пятницу. Судьба может настигнуть тебя рано утром или поздно вечером. Ты не можешь спланировать это или сделать вид, что всё в порядке. Потому что ничего уже не может быть в порядке. В один момент твоя жизнь может разрушиться, и ты уже не будешь таким, каким был прежде. Это может случиться как угодно. Простая фраза может убить тебя так, как не убил бы ни один пистолет. Обычный взгляд может разрушить все твои надежды на светлое будущее. Любая мелочь может безвозвратно изменить тебя. Я никогда не думал, что буду лежать на полу в туалете в луже собственной крови. Подобная мысль не пришла бы ко мне в голову пару месяцев назад. Если бы кто-то сказал мне, что я направлю на себя палочку и произнесу «сектумсемпра» ни секунды не колеблясь, я бы рассмеялся ему в лицо. Но судьба порой играет с нами злые шутки. Никогда не знаешь, что кем ты будешь через год, месяц, день или через одну секунду. И будешь ли ты кем-то. Удивительно, что когда ты стоишь на пороге смерти; когда ты находишься где-то посередине между небом и землей, ты не можешь думать ни о чём важном. Ты не проживаешь свою жизнь снова в ускоренном режиме. Ты даже не можешь сосредоточиться на чём-то одном. Единственное, что приходит тебе в голову — то чего ты не сделал и никогда уже не сделаешь. Ты никогда больше не улыбнешься своему лучшему другу; не рассмеешься над глупой шуткой; не скажешь «привет» человеку, который тебе нравится; не поймаешь языком снежинку; не пробежишься босиком под дождем; не зажмуришься от яркого солнца; не перепрыгнешь через лужу; не вдохнешь чистый осенний воздух. Мелочи, которые ты никогда не замечал, вдруг становятся такими важными. И ты думаешь, а что еще нужно, чтобы быть счастливым? По-настоящему счастливым? Но когда выбор сделан, уже ничего не изменить. И как бы ты не старался, ты не можешь повернуть время вспять. Поэтому ты просто ждешь. Ждешь, когда боль, наконец, закончится. Я никогда не думал, что последнее, что я увижу — будут чьи-то руки. Такие мягкие и теплые, что захочется схватиться за них и больше никогда не отпускать. Чьи-то медового цвета глаза, взглянув в которые снова захочется жить. Я никогда не думал, что когда буду готов умереть, снова захочу дышать. xxx Настроение Гермионы находилось где-то на дне Тихого океана. Она в тысячный раз поссорилась с Роном и, чтобы не разорвать его на части на глазах у всей школы, отправилась искать Гарри. Он всегда занимал особое место в сердце Гермионы. У них с Гарри была особая связь, которую вряд ли кто-либо понял. Именно к нему она приходила, когда больше не могла сдерживать слезы; когда была готова сорваться; когда ей нужна была поддержка. Ей просто был нужен кто-то, кто бы не просил ничего взамен; кто бы выслушал ее и просто обнял. Ей просто нужен был её лучший друг. Прямо перед их с Роном ссорой в столовой, у Гарри заболела голова, и он куда-то ушел. Гермиона была занята тем, что наблюдала, как Рон незаметно флиртует с Лавандой Браун. Рон что-то шептал ей на ухо, а Лаванда, красная, как помидор, глупо хихикала. — Рон! — Гермиона гневно посмотрела на своего парня. — Я вообще-то еще здесь. — Я думал, ты ушла с Гарри — Рон покраснел и убрал руку с плеча Лаванды. Та обиженно поджала губы. — То есть, ты считаешь, что если меня здесь нет, то флиртовать со своей бывшей девушкой — это совершенно нормально? — Грейнджер вопросительно подняла брови. Ей надоело, что ее возлюбленный, постоянно крутился рядом с этой, не внушающей доверия, гриффиндоркой. — Ну и чего ты опять начинаешь? — Рон закатил глаза. — Ты вроде мне не мать, чтобы меня учить. Гермиона уже открыла рот, чтобы ответить, но вовремя остановилась. На них уже смотрел весь гриффиндорский стол, а Грейнджер не хотелось, чтобы каждый знал, что у них в отношениях проблемы. — Знаешь, поговорим потом, — бросила Гермиона и быстрым шагом вышла из столовой. Девушка уже обошла каждый этаж, но Гарри словно след простыл. Она остановилась около мужского туалета. Оттуда доносился какой-то шум. В это время там никого не должно было быть, потому что все ученики находились в столовой. Сложив два плюс два, Гермиона решила, что нашла Гарри и поспешила внутрь. Ей было привычно заходить в мужской туалет, потому что они часто уединялись там с Роном. — Гарри? — позвала гриффиндорка, оставаясь у входа. Никто не ответил. — Я вхожу. Она осторожно вошла внутрь. Было тихо. Слишком тихо. Под ногами у Гермионы хлюпала вода. Она опустила взгляд и увидела, что вода была окрашена в алый цвет. Её сердце бешено забилось. В голову полезли страшные картины. На Гарри напали. Она думала, что умрет тут же, на месте, когда она увидела фигуру, лежащую на полу. — Гарри! — она вскрикнула и побежала в середину комнаты. Однако она увидела совершенно не то, что ожидала. На полу, весь в крови, с палочкой в руках лежал Драко Малфой. Сначала Гермиона растерялась. Казалось, что из её головы выветрились все заклинания первой помощи. В голове крутились какие-то бессмысленные «круциатос» и «вингардиум левиоса». Она понимала, что на счету секунды. Если ему не помочь сейчас — он не выживет. Как ни странно, Гермиона ни на секунду не задумалась, стоит ли спасать слизеринца. Несмотря на всё, через что Малфой заставил их пройти, она бы не позволила ему умереть. Не важно, насколько он плохой человек, он не заслуживал смерти. Никто не заслуживает её. Гермиона подбежала к Малфою и села на колени рядом с ним. Его глаза были закрыты, поэтому она прижала пальцы к его шее, чтобы проверить пульс. Гермиона громко выдохнула, когда почувствовала слабое, но всё же биение его пульса. Драко медленно открыл глаза, и их взгляды встретились. Гермиона вряд ли смогла бы описать, что отражалось в его глазах. Боль, отчаяние, надежда? Гермиона одним быстрым движением достала палочку и направила её на Малфоя. К счастью, она знала, что такие раны наносило лишь одно заклинание — сектумсепра. Сложнее всего было вспомнить контр-заклятие. Ошибка могла стоить слизеринцу жизни. — Вулнера Санетур, — прошептала девушка, проводя палочкой по израненному телу слизеринца. Медленно, но верно, раны начали затягиваться. Гермиона издала вздох облегчения, не прекращая водить палочкой над ранами Малфоя. Через несколько минут, все раны затянулись, остались лишь небольшие шрамы, которые уже никогда не исчезнут. На бледном теле Драко они сильно выделялись, но, со временем, они бы стали лишь царапинами. Гермиона приложила свою горячую ладонь к его холодной груди. Сердце билось в обычном ритме. Однако глаза Малфоя всё еще были закрыты, он был без сознания. Это обычное явление после применения сектумсепры. Гермиона посмотрела на свои окровавленные ладони и вздохнула. Самая сложная часть была выполнена. Осталось лишь доставить его к мадам Помфри. Но оставался вопрос: кто, черт возьми, сделал это с ним?