не плачь, моя дорогая.

Раневская пыталась что-то сказать, но слова словно застыли в горле и не хотели выходить наружу. Было слишком тяжело осознавать, что все закончилось так быстро и слишком просто для того, чтобы быть правдой. Одно только известие о покупке имения готово было взволновать всю ее душу, а решение о вырубке сада повергнуло Любовь Андреевну в шок. Хотелось бежать, кричать и делать все, чтобы ничего не произошло, но ведь уже ничего нельзя было сделать. Делать, что-либо было уже слишком поздно и все равно не смогло бы помочь, ни в какой мере. Хотя откуда она могла об этом знать? Раневская чаще доверялась своему сердцу и чувствам, а не разуму и в эти минуты ум и сердце спорили друг с другом, поэтому оставалось только самой выбирать какому пути довериться. Слишком сложно было говорить в такие минуты, поэтому оставалось просто беззвучно плакать, тихо оглядывая то самое место, которое когда-то было для нее домом. Рядом стоял Трофимов и пытался что-то объяснить, пытаясь взглянуть ей в глаза. - Любовь Андреевна не плачьте. Все равно ваши слезы ничего не изменят. – Сказал он и присел возле помещицы. - Почему? – Повис в воздухе вопрос. – Неужели мы ничего не сможем изменить? Трофимов продолжал молчать. Что он мог ответить в такой ситуации? Объяснять что-либо сейчас было невозможно, да и казалось оно в такие минуты ненужным. Можно было попытаться сказать умные слова, как «вечный студент» умел это делать, но ведь они не могли помочь в утешениях и стали бы только лишней чертой в этом разговоре. Слишком тяжело человек переживает свое горе, пусть даже и пустое на первый взгляд. Слишком тяжело успокаивать его и говорить о том, что все будет хорошо, пусть даже такие слова и окажутся правдой. - Петя, почему я такая несчастная? – Спросила Раневская и посмотрела куда-то вдаль. - Ничего. Мы уже близки к лучшей и высшей жизни. – Ответил Трофимов и взял ее за руку. Любовь Андреевна немного удивилась, но руки не оторвала. Сейчас лучшим было просто сидеть рядом и молчать. Почему-то с Трофимовым она ощущала себя спокойней и под какой-то невидимой защитой. Все проблемы словно принимали оборот плохого, но не смертельного горя. - Почему? Почему он ничего не понимает? – Тихо спросила Раневская, и слезы снова потекли по ее лицу. - То, что нам кажется трагедией, для целого общества и других людей представляется комедией, Любовь Андреевна. – С грустной улыбкой объяснил Петя. – Могли бы не рубить. Совсем такта не имеют? Трофимов молчит, поняв, что своей же фразой нанес сильную боль помещице. Пусть эта фраза и вырвалась совсем невольно и не хотела причинить сильной боли, но со стороны Раневской снова раздался грустный вздох. Любовь Андреевна еще больше прижалась к Пете и просто тихо рыдала. Жаль, что все оборвалось так внезапно и больше не будет шанса вернуть все на прежние места. Хоть новую жизнь можно будет начать снова, уехав, но ведь никогда не забудешь старой, и от этого всегда будет невыносимо больно, ведь лекарства от боли в сердце и в душе еще никто не придумал. Затем через несколько минут подойдет Гаев и после мягкой фразы «Пойдем, сестра. Нам пора, сестра.» подаст ей руку и все вместе с Петей выйдут из комнаты. Трофимов решит их проводить, а потом еще на несколько секунд останется рядом с Раневской и подарит ей белую розу, мысленно отсчитывая те замечательные секунды, которые он провел рядом с ней. Та самая порвавшаяся струна станет тем самым символом того, что старой жизни больше нет, и что она порвалась вместе с той самой струной, так же легко, но уже навсегда. А звуки топора по дереву еще долго будут слышаться в голове, отчетливо напоминая ту самую жизнь и судьбу, которые срубили так же просто, и, не задумываясь. Так страшно приближаться к новой жизни без человека, поддерживающего тебя. А если он есть, но находится далеко, легко становится совсем ненадолго, но боль все же не отпускает до конца ни на мгновение. - Спасибо Петя. – Проговорит рассеяно Любовь Андреевна, оглядываясь неловко по сторонам. – Прекрасная роза. - Вас подождать? – Спросит он, глядя на цветок. Этот вопрос сейчас кажется слишком неуместным, словно задан он самому себе. Риторический вопрос, на который ответа не нужно, ведь и так ответ ясен. - Подожди меня до осени. Ты сам поймешь, до какой. – Тихо скажет Раневская и покинет его, ведь поезд уже ждет, и медлить больше нельзя. – С вами так хорошо молчать. А Трофимов так и останется стоять с одинокой белой розой в руках до того, как поезд тронется, а Любовь Андреевну будет уже невозможно вернуть назад. А если вернуть свое счастье уже не возможно, то он дождется его. Он будет ждать ее до следующей осени, до тех пор, когда она вернется… Он будет ее всегда ждать…