Сирень

только ты, пожалуйста, не устань от меня, как другие устали, говори мне про красивые дома, сиди со мной на качелях и прячь мои руки в свои рукава — всегда или сколько сможешь.

Сирень заполняла своим запахом легкие. Эрик неуверенно протягивал Чарльзу букет, стоя на пороге его дома. Любимая кожаная куртка была ободрана, а сам тот прижимал ладонь к своей щеке, старательно вытирая кровь. Чарльз протягивает ладонь, сам осматривая небольшой порез. Открывает рот, чтобы задать вопрос о том, откуда все это, но Эрик его опережает. — Розы. Я полез в палисадник миссис Брэдли, но вспомнил, что ты любишь сирень, так что пришлось вылезать оттуда. Меня увидел муж этой дамы, поэтому я так быстро свалил, — Эрик смеется, почесывая затылок. Смотрит на Чарльза таким любимым взглядом. И Чарльз ломается, принимая небольшой букет сирени. Встает на носочки, целуя Эрика в израненную щеку. — Может быть, зайдешь? Эрик — это порванные джинсы на коленях, запах табака в придорожном кафе, рок-музыка в три часа ночи и алкоголь, льющийся рекой из баков. Его длинные пальцы касаются лица Чарльза, по-любовному оттягивают чуть округлую щеку в сторону. Пепельные глаза смеются, когда Чарльз дуется, сгоняя ладонь, а после обнимает Эрика крепко-крепко, пытаясь таким образом согреться. Чарльз — это уроки английской литературы в пыльном классе, виниловые пластинки The Beatles, спрятанные цветы между строками книг о любви и бесконечное море в глазах. Комната насквозь пропитана сиренью и сигаретами, которые курит Эрик. Эрик смотрит на Чарльза так, словно это все, что для него нужно. Словно вся его любовь может омыть до самых глубин. — В твоих глазах бесконечность и вселенская грусть, — говорит Эрик, выдыхая дым, которым теперь пропитан Чарльз с головы до ног. Его теплый свитер пахнет Эриком. Весь гребанный мир Ксавьера пахнет этим парнем, который вскружил ему голову, перевернул все верх тормашками, изменив полюса в его сердце. Все поменялось после того, как Эрик появился в жизни Чарльза. — На улице сейчас очень холодно, Эрик, — Чарльз беспокоится о своем горящем солнце, застегивая кожаную куртку Эрика на замок перед тем, как тот покинет его дом. Покидая дом Чарльза, Эрик забирал его сердце с собой, оставляя дыру в груди, которую он заполнял цветами и стихами. На улице было действительно холодно, так что Чарльз продолжал кутаться в свой теплый свитер, раскатываясь на качели, ожидая, когда Эрик, подойдет к его дому. Эрик, играющий ему на гитаре «Nothing else matters», неуклюже пытающийся спеть хоть пару строк, но так сильно волнующийся, что Чарльз просто целует его в губы, показывая, что вот, смотри, я люблю тебя даже такого. Чарльз не остается в стороне, печатая на своей печатной машинке признания в любви, заканчивая небольшое сочинение словами: «Я открою все окна в доме, чтобы ветер и дальше приносил мне запах твоих сигарет. Не покидай меня, мой дорогой Ад». Качели противно скрипели, а Эрик на всех порах бежал к Чарльзу, чтобы только подхватить его на руки и закружить в воздухе. Он шептал слова о любви, рассказывая о том, как сильно скучал. — Я забыл сорвать сирень, но я принес тебе это, — Эрик долго роется по карманам, но достает небольшой блокнот, у которого был согнут левый край. Лилии на блокноте были нарисованы от руки, они переплетались шелковой красной лентой, а между ними, словно капли крови, лежали розы. Внизу только три слова: «Рай — это ты» Чарльз не знал, что счастье можно потрогать руками. — Не покидай меня, — только и шептал Чарльз, прижимаясь к Эрику, стараясь врасти в него, впустить корни, чтобы только никуда не отпускать этот ад, которому он был рад. Ветер шумел, играясь с листвой на дереве, листья осыпались на холодную землю. Эрик прижимал к себе Чарльза, грел его руки в своих ладонях, курил неизменный Marlboro, рассказывая о том, что они с Чарльзом — две галактики, которые соединились, поэтому на земле будет счастье. Счастье — это смеющийся Эрик и его теплые объятия; это сирень, стоящая в вазе на почетном месте — тумбочке около кровати; это теплые губы Эрика. Счастье можно было потрогать. Чарльз в этом уж точно убедился. Кожаная куртка Эрика на плечах Чарльза. Сигаретный дым красиво завивается в воздухе, пока Эрик рассказывает о том, что хочет перекрасить комнату Чарльза в фиолетовый и повесить картины знаменитых художников. Он перечисляет их, но Ксавьер пропускает это мимо ушей, соглашаясь с каждым словом, не веря в то, что такой тихоня смог стать целым миром для кого-то. Эрик заправляет за ухо длинные волосы Чарльза, целует в губы так страстно и нежно одновременно, что-то шепчет о Флориде, обнимает парня так крепко, что у того, кажется, трещат ребра. — Если ты алкоголь, то я опьянен тобой, Эрик. Так сильно опьянен… — эти слова Чарльз произносит уже в своей комнате, когда Эрик кладет его на кровать. Эрик осторожен и аккуратен, хоть Чарльз и видит, что он хочет сорваться. Чарльз думает, что по его телу порхают бабочки, но это всего лишь Леншерр ласкает его, вбиваясь в него медленными толчками, заставляя Чарльза стонать и кусать красные губы. Кровь течет по подбородку, когда Ксавьер кончает, но Эрик лишь улыбается, слизывая эту каплю. — Ты мой. Целиком и полностью мой, — Чарльзу так приятно слышать эти слова, что он плачет. В следующий раз кожаная куртка висит в шкафу Чарльза, стены возле него покрашены в фиолетовый, а за окном шумит океан. На прикроватной тумбочке неизменно стоит ваза с сиренью, подле лежит блокнот, из которого торчит фотография улыбающихся парней. Сигареты лежат рядом. Сирень пустила корни в сердце.