О голах

      Для него этот день был очередным испытанием. Казалось бы, он давным-давно покинул стан чёрно-жёлтых, но всё ещё некомфортно чувствовал себя на стороне красных в Дер Классикер. Сегодня его бесило абсолютно всё: и шуточки Томаса в раздевалке по поводу и без, и сверкающая лысина Пепа, и Марко со своим новым визави Янузаем, и нескончаемый гул трибун.       — Марио, с тебя сегодня гол, — подшутил проходивший вдоль раздевалки Мануэль и заговорщически подмигнул. Гётце ухмыльнулся и опустил голову, устремляя взор в пол. Гол, как же. Марко его потом загрызёт заживо. Он вновь потуже затянул шнурки на бутсах, так, чтобы чувствовать небольшой дискомфорт. Чтобы не забываться. Провёл рукой по уложенным волосам, которые уже спустя пару минут после начала матча превратятся во взъерошенное гнездо. Пора выходить на поле. Этот момент уже не отсрочить.       Игра шла в бешеном темпе. В ворота соперников мячи влетали один за одним, в то время как баварский голкипер сплоховал лишь однажды. Марио носился из стороны в сторону, отдавал передачи, иногда голевые, и изредка поглядывал на дортмундского капитана. Хуммельс мрачнел с каждой минутой, готовый разорвать арбитров в клочья своими изящными пальцами пианиста. Гётце помнил такого Матса, злого, жадного до побед и не только.       Во втором тайме вышел его белобрысый кошмар — Маркиньо. И в сопровождении кого вы бы думали? Конечно же, новенького бельгийца. Марио огрызнулся и забил. Не потому, что хотел выделиться, а потому, что не знал, куда ещё выместить свою агрессию. Вся арена встала и неистово выкрикивала его имя. А новоиспечённый герой опять окунулся в пучину воспоминаний. Его имя выкрикивалось в стенах родной раздевалки где-то в Сигнал Идуне, тоже неистово и горячо, но по-другому. Выкрикивалось бледными устами прижатого к ледяной стене Ройса, и нравилось ему как никогда прежде.       Гейм овер, как говорится. Победа. Марио победил, но почему-то чувствовал себя поверженным. И дорога к раздевалке казалась длинным коридором из людей, норовящих обнять, стащить футболку, потаскать за волосы. Он ещё долго сидел на скамье, разглядывая испачканные зелёными разводами бутсы, пока гудящий улей не рассеялся в выходах и лабиринтах стадиона.       — Ты всё ещё здесь? — удивлённо спросил кто-то, вышедший из душевой. Гётце усилием воли заставил себя поднять голову и взглянуть на нежданного гостя. Нойер стоял у двери с полотенцем на бёдрах и неуверенно вглядывался в собеседника. По его широким богатырским плечам катились капельки тёплой воды, изредка спотыкаясь о косые линии выпирающих ключиц.       — С тобой точно всё в порядке? Или, может, вызвать врача? — спросил озадаченный Мануэль и присел рядом с другом, судорожно его осматривая. Марио отстранился.       — Я в норме, — сухо ответил он. — Просто выжат, как лимон. Устал, ясно? Лучше принеси нам чего-нибудь из холодильника, да покрепче!       Ману не обратил внимания на тон и настроение друга, медленно встал со скамьи, и пошёл в соседнее помещение. Через пару минут он вернулся, держа в руках две бутылки отменного баварского пива. Холод стекла обжигал его руки, и Нойер стремительно положил их на деревянную поверхность. Гётце лёгким движением руки открыл одну из бутылок и залпом выпил почти половину содержимого.       — Ты никогда так не устаёшь, как после матчей с Боруссией, — заговорил Нойер, деликатно и предельно спокойно, чтобы не вызвать гнев 19-го номера. Гётце молчал, не отлипая от хмельного напитка. Прохладная влага разливалась по его нутру, и он постепенно отпускал мысли о матче и о прошлом куда-то далеко, чтобы больше их не касаться. Мануэль перестал ожидать отклика уставшего собеседника, и, подойдя к шкафчику, принялся переодеваться. Кареглазый Гётце провожал замыленным взглядом каждое движение вратаря, каждое сокращение мускула на его будто вырезанном из камня теле. Кожа его была бледной, как и у дортмундского красавца, но жесты отличались большей грацией и плавностью. Марио готов был убить себя за то, что вновь сравнивал человека с Ройсом, но эта привычка оставалась вредной и неизлечимой.       Вратарь сбросил мягкое полотенце и оголил упругие ягодицы без всякого стеснения. Он чувствовал, будто находится в раздевалке один и волен не торопиться в поиске вещей для прикрытия своей божественной наготы. Но тут всё его спокойное течение мысли было нарушено резким толчком в спину. Нойер припал розовевшей щекой к стенке шкафа и почувствовал, как его талию сзади обхватили сильные руки.       — Марио, не глупи, — сказал Ману, надеясь, что здравый смысл возьмёт верх над помутнённым сознанием его друга. Но вместо прекращения сцены голкипер получил обратный эффект. Полузащитник прижался к его телу с ещё большим напором и принялся целовать напряжённую шею. Нойер чувствовал на себе влажные следы губ Гётце, и понимал, что отстраняться бесполезно, тем более руки Марио поползли ниже по его стану к бёдрам. Марио принялся целовать каждую ложбинку на спине кипера, горячо дыша и обжигая его белую кожу. Ману еле сдерживал рвущиеся наружу стоны, и опирался на дверцу шкафчика, чтобы хоть как-то справляться с волнами наслаждения, накатывающими одна за другой и сводящими с ума.       — Перестань, — неубедительно прошептал он и вдруг почувствовал мощные пальцы, обхватившие его набухший член. Из горла Ману вырвался неожиданный стон, и рука Гётце, словно получившая команду, начала яростно дрочить член кипера. Движения казались невероятно быстрыми и ритмичными, и вратарю приходилось двигаться в такт с ними, доходя практически до вершины удовольствия. Весь этот безумный неравный бой продолжался ещё несколько вечных минут, но как только Нойер оказался максимально близок к финальному аккорду, Марио остановился и ослабил хватку. Ману боялся пошевелиться, и в то же время желал довести начатое до конца.       — Иди к скамье и вставай на колени, — приказал Гётце, указывая рукой в сторону противоположной стены. В глубине души Нойер знал, что может ослушаться, сказать юному диктатору «нет» и уйти. Но он этого не хотел. По правде говоря, он не раз мечтал о подобном вечере в компании симпатичного кареглазого полузащитника, имеющего его по-скотски. Поэтому он выполнил указания и встал на колени, широко расставив мускулистые ноги и открыв взору Марио разработанное кольцо своего ануса.       Гётце моментально скинул с себя красные шорты и всё, что было под ними. Он торопливо растянул отверстие Мануэля двумя пальцами и вошёл, не имея никакого желания задерживать момент. Нойер надрывно выдохнул при первом точке и, закатив глаза, отдался во власть маленького полузащитника. Марио задал невероятный темп и впился своими пальцами в раскрасневшееся тело вратаря, оставляя глубокие следы на коже. В ответ на это первый номер хрипел и с силой зажимал рот, чтобы не зарычать и не привлечь внимание случайных работников стадиона. Они наполняли друг друга удовольствием, складывались, как кусочки одного паззла, и находили временное пристанище в этой одинокой пустынной раздевалке, вдали от мирской суеты. Каждый по-своему. Но, потеряв все жизненные силы в схватке, они оба кончили одновременно, издав громкие стоны, слившиеся воедино симфонией мужских голосов.       Нойер, опустошённый и полностью удовлетворённый, лёг на пол, и попытался неспешно вернуть своё дыхание в правильное русло. Его спина ныла во всех местах, где-то чувствовались вмятины от подушечек пальцев и царапины коротких ногтей. Но то была приятная боль. Марио лёг рядом на живот, подставив руку под тяжёлую голову, и взглянул на расслабленного вратаря. Да, он не был поджарым белёсым дортмундцем с пшеничными волосами, засевшим у Гётце в голове. Но теперь ему было всё равно. Марко — не единственный человек, которого можно целовать с неистовой страстью, которого можно хотеть всегда и везде.       Полузащитник нагнулся к приоткрытому рту кипера и поцеловал его с нежностью, слегка прикусив нижнюю губу.       — Вот я и забил гол, — шепнул Гётце и криво улыбнулся, глядя на Мануэля. — Тебе.       Ману ухмыльнулся в ответ. Гол действительно выдался красивым. Такие голы хочется ставить на повтор снова и снова.