Тишина

Тишина… Ничего… Ни единого звука… Ни звука голоса, ни шума дождя, ни звука выстрела или чужой мольбы. Тишина… Пустые движения губ… Вакуум. Руки порхают, словно пара мотыльков, облекая мысли в слова. Я не слышу его, но понимаю. Я вижу его, но никогда не услышу… голос… смех… стон… Ничего. Пустота. Жить в полной тишине не так плохо. Не устаешь от постоянного дребезжания телефона, от чужих голосов, ругани, наговоров. Не слышишь предсмертных криков, звука спущенного курка, свиста лезвия в воздухе. Ты даже не имеешь представления как это должно звучать. Все, что ощущается, это вибрация, запах, образ. Полагается считать это чем-то ужасным, недочетом, инвалидностью или… компенсацией. Я чувствую и ощущаю все по-другому, и никто не сможет понять меня. Так, мне казалось, будет вечность, ту вечность, что мне отведена. Ведь в любой момент… жизнь просто оборвется. Каждый день, как последний. Я обязан, а он нет, и все равно живет так же. Одним моментом. Я никогда не понимал зачем родился и даже не искал смысла жизни, ведь мне четко показали мое место. И единственный, на чьи объятья я мог рассчитывать, это кусок бездушной закаленной стали. Да мне и не надо было… ведь я монстр. Каждое живое существо желает выжить. И я желал. Бесцельно… просто выжить… Лелеял надежды в своей детской голове, что это и есть любовь, это все, что я заслужил от отца за то, кем являлся. Пока не попал за ограду богатого поместья, где жил мальчик, такой же как и я. Мальчик, который часто падал. Мальчик, который вместо меча обнимался с книгами. Мальчик, чьей матерью была шлюха. Ему бы озлобиться, мучить и издеваться, но он не мог, потому что не так сам себя воспитал. Чувства, эмоции… Я с детства не знал что это такое. Их не проявляли ко мне, и я не проявлял их в ответ, но четко уяснил, что побои – это боль, и что без боли не будет таблеток. Я знал, что такое боль с самого своего рождения, как и он. Представить только, он купил меня словно щенка. Приютил, подарил теплую дружбу, за что я готов был сделать все по его приказу. Я до сих пор готов. Все, что хозяин прикажет или попросит. Но он не приказывает, не хочет. Такой странный… до сих пор. Верит в дружбу. Тишина… Мы росли словно в разных мирах. Я всегда был вверху, среди птиц и крови, а он ждал внизу, знал, что я спущусь. Всегда. К нему. Как преданный пес… Волк, который вырос из того щенка. Острые зубы, сильное тело... и все для него. Потому что я его щит. И если умрет он, то погибну и я. Но ничего этого он никогда не узнает, потому что я не хочу, чтобы он плакал, когда я умру. И чем старше мы становимся, тем этот момент ближе. Он никогда не узнает, что я любил его с того самого момента, как он назвал мне свое имя, с того момента, как он назвал меня своим. Это в нашей крови… В отравленной крови меченых. Псы войны, которые не выживут без хозяев. Он никогда не узнает, чтобы не было больно. Потому что все бесполезно… нам не выжить. Но я буду бороться до последнего, потому что больше ничего не умею. Только убивать и любить своего хозяина. Вопрос времени. Вопрос созревания. У меня нет свободы, но он мне её дал. Люби, кого хочешь, будь с кем хочешь, ты мой только потому, что так безопасно. И пусть остальные видят в тебе преданного пса, мне же ты будешь другом. «Я пережил из-за тебя слишком много, Ник, чтобы теперь отдать хоть кому-то. Ты мой и только мой. До конца», - так он сказал. Слишком долго… Я был готов умереть тогда в особняке. Спасти доброго мальчика с голубыми как небо глазами и умереть, чтобы он не ненавидел меня, ведь людям этого не понять. Но он не позволил, сказал, что я буду страдать. Сказал правду. Каждый день после… каждый день рядом с ним. Страдать. Этот запах… запах женщин. Он всегда с ним, и даже курево или алкоголь его не перебивают. Ненавижу этот запах так же, как вонь крови. Он всегда с ним… Пес не имеет права на большее. Не больше, чем позволят. Он позволил мне вырасти гордым, страшным и злым, но никто не видит каков я в темноте, возле ног своего хозяина. Он гладит и хвалит меня. Обнимает, прикасается к шрамам и жалеет о каждом из них. Жалеет, что я подставился, корит меня за безрассудное поведение. Я вылизываю ему руки, прижимая уши к голове, кладу морду на колени. Потому что он мой, а я его. Я никогда не услышу его голоса или смеха, лишь прикосновения расскажут мне больше. Даже подростками мы спали в одной комнатушке. Везде и всегда вместе. По-другому и быть не могло. Первые прикосновения… неуверенные. Я был безразличен, а он боялся. Все, что я получал от людей, это боль, но он не такой. Он осторожен, нежен и совершенно не эгоистичен. Новое… странное… приятное. То, что сделало поводок к моему ошейнику лишь крепче. Но даже если отстегнуть карабин, я все равно буду идти рядом, изредка касаясь его руки головой, подставляя спину под пальцы, а уши под поцелуи. Он любит меня, а я его. Это были только наши ночи. Ночи для нас двоих, после которых боль становилась только сильнее. Когда-нибудь мы потеряем друг друга, возможно уже завтра. И каждая ночь была последней. Темнота опускается на Эргастулум. Сегодня нет ночных дел и можно позволить себе отдохнуть. Мы не зовем друг друга, я все равно не услышу. Он просто подходит сзади, кладет теплую ладонь на плечо и уводит прочь. Прочь от всего… от меня самого. Руки скользят по телу, губы касаются кожи. Тишина… я не слышу шорохов, не слышу поцелуев и стонов, но чувствую тепло его кожи, мягкость длинных светлых прядей, влажные прикосновения губ. Его пальцы касаются волос. Такие необыкновенно нежные и одновременно тяжелые руки. Мне нравится. Он и сейчас не приказывает. Я просто знаю, как и он, что будет в этот раз. Поводок натягивается, но он не ограничивает движений, не душит, он тянет к его рукам. Я не хочу снимать ошейник. Я хочу принадлежать ему. Наверное он боится. Боится за меня, боится, что у меня нет ничего дорогого в этом мире, и поэтому я не ценю свою жизнь. Боится потому, что не знает, а я не скажу. Бойся… бойся меня, мальчик с голубыми глазами. Ладони скользят по бедрам. Я вздрагиваю - это непроизвольно, он слишком хорошо умеет играть на струнах души, как бы безнадежно инструмент не был расстроен. Прикосновения языка приятно-щекочущие, и ощущения теплого рта, плотных влажных объятий губ. Удовольствие словно ток пронзает тело, лишает воли и силы. Это только для него… Отдать себя без остатка. Он никогда не берет силой, всегда подводит плавно, так, что просто не можешь сказать «нет». В то время как сам любит все проявления страсти своего зверя, волка в человеческой шкуре. Меня… Как бы я хотел слышать его стоны… прерывистое дыхание и голос, произносящий мое имя. Руки крепко обхватывают торс, легкая боль… острая, где-то внутри, пронзает словно стрелой. Движения похожи на зацикленный танец, горячий, полный страсти, искренний… глубокий и резкий под конец. На недолгие мгновения слиться в единое существо. Монстр и человек становятся одним целым. Существо без жалости, ведомое лишь желанием выжить, полное доброты к таким же монстрам и любви к поработителю. Странный симбиоз. Болезненная связь, дикая и опасная. Ночь длинна, но она словно мгновение проносится в объятьях друг друга. Зубы держать стальной хваткой. Он прогибается подо мной. Это так сладко, так возбуждает. Грубые движения, властные прикосновения. Злость стихает, шелк его волос тушит пламя во мне, горячие ладони закрывают сердце, стирают злую пелену с глаз. На время он делает меня человеком, пока я ощущаю собой жар его тела, пока чувствую его в своих руках, пока целую губы с легким привкусом крови. Мой… Я слышу тебя… через дрожь твоего тела, Уоррик. Я буду с тобой до конца. Клянусь.