Взгляд по ту сторону

Лёнька сегодня бегал по парку, целиком отдавшись внезапно накатившему желанию взяться за себя и за свою жизнь. Он не был слишком толстым или слишком тощим, он был обычным. Простым парнем с простой фигурой. Но каждый раз, когда у него появлялся романтический интерес, он хотел предстать перед дамой сердца неотразимым, сравнимым одновременно с Аполлоном и звездой фотосессий в стиле «кибер-гот». Впрочем, ни одно из таких Лёнькиных увлечений спортом и здоровьем не продолжалось дольше пяти дней. И сегодня был праздничный пятый. Бегая, парень предавался своим мыслям и звучащей в наушниках музыке, как бы оставляя свое тело двигаться самостоятельно. На самом деле физическая нагрузка была для него пыткой, и потому он сбегал от самого себя в мир мыслей. Но в этот раз привычка обернулась для него неприятностями. Он влетел в чье-то плечо, едва успев завернуть за угол, образованный густыми кустами. Удар выбил наушник-вкладыш из его уха, и через десять метров запыхавшийся Лёнька остановился, чтобы вставить его обратно. Человек, которого он сшиб, его мало интересовал. Подумаешь, сам виноват, если не заметил… - Молодой человек, нельзя же так. – Раздражающий назидательный старушечий голос успел дойти до его сознания раньше, чем он снова закрылся в мире музыки. – Извинитесь хотя бы… - Ну в чем я-то виноват, раз он не увидел? – Отчаянно ловя ртом воздух, произнес Лёнька. - Ну молодёжь наглая пошла! Слепого сбил и еще старшим дерзит! – Резюмировала склочная старушка. Ленька не хотел оборачиваться. Любые инвалиды ассоциировались у него с грязью, мучительной жалостью, попрошайками в метро. Со всем некрасивым физически и морально. Но обернуться пришлось. К его удивлению, это был не ободранный старик, а парень его возраста. Одет он был чисто, прилично, хоть и в мешком сидящую одежду. Он сидел на коленях, ощупывая асфальт вокруг себя в поисках выпавшей из руки белой трости. - Вечно забываю ее привязывать…. - Простите… - Лёнька смутился еще больше, подошел и протянул к руке слепого белую трость, затем помог человеку подняться. - А, ну ничего. – Он как-то странно улыбнулся. Лёнька стоял в оцепенении, задавленный свалившимся на него чувством вины за то, что он не только толкнул слепого, но и подумал о нем с таким пренебрежением. Нормальный ведь парень. – Четвертая кантата, верно? Кажется, это оркестр Рихтера, люблю немецкие исполнения… Впрочем, не важно, я помешал тебе бегать. Беги. - Что?.. А, музыка… Да, она… Да, бегаю… - Лёнька смутился еще больше. Слепой узнал музыку, звучавшую из его наушников, по четырём случайно услышанным тактам. И определил, что Лёнька бежал, и не для того, чтобы куда-то успеть, а в качестве физкультуры. – Н-нет… Вам помочь? – Хотя определил, наверное, по запыхавшемуся голосу и по запаху пота. Но он был не уверен. - Спасибо, нет. – Уверенно и просто сказал слепой. Лёнька такого совсем не ожидал. Обычно физически неполноценные люди постоянно просят о чем-то, часто унижаясь. Этот – нет. Когда Лёнька следующий раз появился в парке, уже была осень в своей самой красивой фазе. Теперь он не бегал, а бродил по аллеям, бормоча стихи. Порой он садился на камень или на край лавки, и начинал записывать их в блокнот, но потом перечеркивал все густой паутиной штрихов и вырывал блокнотный лист. Банально, банально, все так банально и ужасно… Надо же, что за глупость – начать роман вместе с майским всеобщим цветением и закончить его к тому моменту, когда опадают листья. Ничего ординарнее и не придумаешь. Будто в беспамятстве, он уселся на скамейку, намереваясь снова что-нибудь написать, или хотя бы вдоволь, от всей души порвать листов. Однако его спугнул резкий, громкий собачий лай. Садясь, он даже не заметил, что на скамейке сидел человек с поводком в руках. - Ну, Сандор, что ты лаешь? – Тот самый слепой парень чесал за ухом немецкую овчарку в белой шлейке. Лай сначала испугал Лёньку, однако пёс совершенно не собирался ни на кого нападать. – Простите его. Он не кусается. Может быть, вы его задели, и он залаял от неожиданности… - Извините… - Смущенно пробормотал Лёнька, испуганный и обескураженный. Он узнал человека, которого сбил с ног весной. Узнал не столько по одежде, внешности, белой трости, сколько по привычке не поворачиваться к собеседнику, говоря с ним. Слепой не ответил, продолжая гладить собаку. Лёнька не знал, улыбаются ли собаки, но у этого пса вид был совершенно блаженный. Гладивший его человек излучал какое-то особое спокойствие, словно широкая, неспешная и чистая река. И тут Лёнька понял, что он хочет тут посидеть. Посмотреть на резвящегося молодого овчара и на его степенного хозяина. Такое простое желание казалось ему свежим ветерком после нескольких недель тьмы, незнания, куда себя деть, внутреннего ощущения дискомфорта, которое лишало уюта любое место, куда стоило ему прийти. - Можно, я тут посижу? Он не будет на меня лаять? – Спросил молодой человек. - А-а, четвертая кантата, верно? Приветствую. – Слепой произнес это не как название музыкального произведения, а как обращение. – Лаять – не знаю. Кусаться не будет. Молодой совсем, мне его только недавно привели, вот, привыкаем друг к другу и к прогулкам… Он – Сандор, меня можешь звать Тимофеичем. - Я Лёнька… Леонид… А что за «кантата»? – У него уже сложилось впечатление, будто все происходит в странном сне. - Ну как, четвертая кантата Баха, Христос лежал в оковах смерти, ну… Это ведь с тобой я столкнулся тогда весной, недалеко от шиповника? - А, музыка… - Лёнька почему-то смущенно потупил взор, стесняясь сказать, что музыку он заливал первую попавшуюся, лишь бы не натершие оскомины «Времена Года». – Но она красивая. - Я тоже очень люблю. Больше всего как раз то мюнхенское исполнение и еще у Судзуки неплохо. Впрочем, тебе скучно это слушать, наверно. «Почему он сказал про шиповник? Разве слепой может различать деревья и цветы?» - лихорадочно думал Лёнька. Впрочем, его собеседник был совершенно не похож на того, кто бы мог обмануть. - Я тебя не задерживаю, кстати? Ты вряд ли тут просто гуляешь, прости за вмешательство в чужие дела. – Ничего странного, наверняка Тимофеичу известны все категории посетителей парка. Что еще делать слепому - Нет… Просто… Место ищу… - Лёнька пожалел, что сболтнул глупость. Надо же быть таким несуразным… Вот потому от него девушки и уходят, едва завладев его сердцем. - Вид красивый или тайник? Ну, тут я не помощник. – Слепой улыбнулся, приподняв трость. - Нет… - Лёнька вздохнул, смутившись еще сильнее. – Я ищу… Ну просто ищу. Не вид. Ну, такое место, которое… - Я знаю одно такое. Не знаю, хороший ли там вид. Но там красиво. Не смущайся, я не стесняюсь своей слепоты. По-другому красиво. Ладно, я не могу сравнивать, по-моему красиво. – Он осторожно поднялся со скамейки, одной рукой сжимая собачий поводок, другой – трость, на этот раз надев на запястье ленту на ее рукоятке. Лёнька не знал, почему он пошел за этим человеком. Ему просто хотелось идти, как хочется следовать за течением красивой реки, даже если она может привести к обрыву. - А в без пятнадцати семь здесь поёт птица… Каждый раз, словно по будильнику… Положи руку сюда, на перила… - Парень покорно сделал это, почувствовав ребристую поверхность деревянного сруба под рукой. – Теперь просто повторяй за мной. Как можно громче. Иначе не будет красиво. Не будет достаточно красиво. – До чего безумная идея! Этот странный человек начал читать странные стихи, при том на немецком, который Лёнька помнил очень слабо. Но он прилежно повторял, изгоняя тишину. Это не было похоже на молитву, но завораживало. - Es war ein wunderlicher Krieg… Da Tod und Leben rungen… - Со стороны они, наверное, были похожи на сектантов. Но в вечернем парке никто не обращал внимания. В какой-то момент сам, без указания слепого парня, закрыл глаза. Когда стихотворение закончилось, на звуки леса навалились на него. Вечерние птицы. Едва журчащий под мостом ручей. Шелест опадающей листвы. И здесь было красиво, визуально красиво, но сейчас видимая красота казалась ему плоской, бесполезной. Красивой была особая лесная тишина. Красивым был запах осенних листьев. Ощущение холодного осеннего ветерка и тепла где-то в душе. Спокойствия. Наконец-то он нашел место, где ему спокойно. Здесь и сейчас. Птица в назначенное время действительно пела. Лёнька по привычке закрыл глаза, чтобы понять красоту этого места утром. Внешне красивого оставалось маловато – листва успела совсем облететь и испачкаться, деревья стояли голые, ожидая первый снег. Но запах земли, птичье пенье и ощущение солнечного света на лице будто складывались в музыку. Лёньке было жаль, что он не в силах выразить это в нотах. Столько разных ощущений, сходящихся в одной точке, словно планеты, выстраивающиеся на одной линии ради одного из сотни человеческих поколений… От мыслей его отвлек собачий нос, ткнувшийся в его колено. Пёс радостно махал хвостом, а его хозяин блаженно улыбался, смотря закрытыми глазами в пространство неведомого мира.