Hell Is Where The Heart Is

Ворвавшись в комнату, он обнаруживает Шиннока на непонятно откуда взявшемся алом пуфе, закинувшего ногу на ногу и подперевшего кулаком подбородок; за его спиной стучит костями определенно мертвая прислужница в одних только юбке и плотном платке, закрывающем лицо, и Рейден, вздохнув, плотно закрывает за своей спиной дверь. — Тебе не нравилось, что рядом со мной крутятся обнаженные женщины, — вместо приветствия напоминает Шиннок, — даже когда они скелеты. Рейдену не хочется ни ругаться, ни злиться, он только проснулся и сразу бросился сюда, спасаясь от непонятной дрожи в груди. Прислужница берет со столика багровую кожаную ленту и возвращается к своему хозяину; когда она принимается оплетать первый рог, ее костяшки гремят канонадой, а движения плавнее человеческих. — А платок? — спрашивает Рейден, моргнув, и не пытается взять на себя вторую половину работы: в прошлый и единственный раз на него цыкнули в ответ, и повторения он совершенно не хочет. Шиннок усмехается с неожиданной доброжелательностью и переводит на Рейдена взгляд; рассветное солнце отражается в белесых глазах. — Еще тебе не понравилось ее лицо, — говорит он; наверное, он тоже только проснулся, потому что не улыбался так, кажется, никогда. — Клыки, если точнее. Все двадцать. Прислужница принимается за второй рог, и Рейдену кажется, что под платком она скалится с непонятным торжеством; кажется, это называется ревностью, вспоминает он и подсаживается Шинноку под бок с дурацкой, слишком заметной торопливостью. Его обнимают и гладят по затылку, царапаясь когтями; Рейден кладет голову на чужое обнаженное плечо, прикрывая глаза и стараясь не вслушиваться в костяной треск за спиной. — Еще я говорил, что поднимать мертвых негуманно и жестоко, — напоминает он с неожиданной, почти детской обидой: злиться на Шиннока у него не получается. — Кто бы прислушался. — Брось, — откликаются сверху негромко и с такой же неожиданной лаской, — еще скажи, что демонов призывать негуманно. Вот прямо ей и скажи. Прислужница щелкает чем-то, звук выходит глубокий и жуткий; Шиннок склоняет голову в ответ и поводит рукой — плавно и красиво, Рейден успевает залюбоваться, не отвлекаясь на треск, щелканье и шорохи. — Вот и ушла, — Шиннок выпрямляется, поводит плечами все с той же отстраненной улыбкой. — Уже не скажешь. Рейдену, впрочем, уже все равно.