Преступление и наслаждение

Кевин торопился, будто боялся не успеть. Умом он понимал, что никуда не опаздывает, но сердце твердило об обратном. Он старался как можно скорее оказаться рядом с Дженсоном. Тот ничего не рассказал об ограблении — не хотел волновать. Но Кевин не мог найти себе места. Да, все обошлось, все в порядке, но от одной мысли, что все могло произойти иначе, у него стыла кровь, и сердце начинало отбивать бешеный ритм. Едва прочитав новость о преступниках, обыскивающих спальню Дженсона, он тут же сел на ближайший самолет до Сан-Тропе. Нужно было оказаться рядом, чтобы до конца поверить в то, что все обошлось. Они встретились в гостиничном номере. Легкая, беспечная улыбка Дженсона слетела в тот же миг, как он увидел лицо Кевина. Дженсон подошел к нему и крепко обнял. Неизвестно, кому это объятие нужно было больше. Ограбление испугало Дженсона, хоть он и старался не показывать вида. Они потянулись друг к другу одновременно, сталкиваясь носами, зубами, целуя и замирая. Кевин слушал учащенное дыхание Дженсона, словно убеждаясь, что тот жив. Дженсон убеждался в том же — он жив. Обычно, инициатива исходила от Дженсона, он заставлял Кевина стонать и извиваться под умелыми ласками и чуткими губами. Но не в этот раз. Кевин покрывал поцелуями лицо Дженсона, чувствуя, как его моментально опьянило счастьем. Спустился ниже — шея, ключицы. Дженсон тяжело задышал, и Кевин почувствовал упирающийся ему в бедро член. Рывком стащив рубашку британца, он оставил дорожку нежных поцелуев и коснулся напряженного соска, втянул его, обводя языком, вызывая непроизвольный стон удовольствия. Слегка подтолкнув Дженсона к кровати, он быстро избавился от собственной рубашки. Склонившись над Дженсоном, он продолжил — спустился ниже ровно до линии брюк, оставляя влажный след, и затем снова двинулся вверх, вызвав еще один стон. Приняв это как руководство к действию, он одной рукой попытался расстегнуть молнию на брюках Дженсона, другой играл с чувствительными сосками британца, вызывая у того одобрительные сбивчивые вздохи. Справившись с молнией, он тут же нырнул рукой под резинку трусов и провел рукой по налившемуся, подрагивающему от возбуждения члену Дженсона. У него самого уже давно был каменный стояк, но сейчас это не имело значения, Кевин просто хотел доставить удовольствие. Три легких прикосновения заставили Дженсона задыхаться, словно он уже готов был кончить, но Кевин учился у лучшего. Теперь он знал, как оттянуть разрядку, доставляя этим Дженсону ту же сладкую, невыносимую муку, которой ранее подвергался сам. Дженсон выгибался навстречу. Еще несколько минут этой пытки и он уже почти сорвался на крик, который приглушало частое хриплое дыхание. Кевин сжалился и сдавил член всеми пальцами, поглаживая головку указательным. Рот Дженсона был открыт, но он не мог издать ни звука от слишком сильного напряжения. Казалось, все его существо, каждая клетка тела была сосредоточена там, где, понемногу наращивая темп, двигалась рука Кевина. Наконец движения стали быстрее, ритмичнее, и Дженсон перестал дышать, полностью отдаваясь ощущениям у себя в паху. Разрядка стала невероятным болезненным наслаждением. Казалось, что он никогда больше не сможет ничего чувствовать, что он навсегда растворится в этом моменте. *** Потребовалось много времени, чтобы они хотя бы восстановили дыхание. Эмоциональное равновесие казалось чем-то далеким и несбыточным, как и весь мир за пределами этой постели. Кевин думал о том, что еще никогда он не ощущал от Дженсона такой отдачи, такой потери контроля над собой, такого нестерпимого желания. Все это доставляло Кевину неимоверно наслаждение, но он не хотел, чтобы это повторилось. Только не такой ценой.