Против ветра

Жизнь странная штука. Она отвешивает тебе такие вертухи с разворота, какие тебе мать родная не вставит за все твои косяки. Меня она била нещадно. Давала под дых три раза подряд, била по печени и стучала по голове, желая пробить черепную коробку и своими руками разделить мой мозг на две равные части. Она выкидывает нереально сложные сюрпризы, за которые тебе бывает стыдно, а иногда радостно. И порой ты на секунду останавливаешься на месте, чтобы подумать: за что мне все это (?), но она пинками подгоняет тебя бежать дальше. И ты уже сам решаешь — бежать или не бежать. Я бежала всю жизнь. Через силу и боль. Я ни разу не останавливалась, потому что знала — если сделаю это, то больше не побегу. Я вынуждена была продолжать свой кросс жизни и, как не печально, я это делала совсем не ради себя. Сейчас я уже и не вспомню, что являлось моей причиной жить, когда я этого не хотела ни капельки. И вот я остановилась впервые. Я оглядываюсь назад, а память вырисовывает мне смутные картинки моей прошлой жизни, которая день за днём все больше забывается. Я стою на месте, и мои прошлые мучения не отдаются той дикой болью, что не давала мне нормально сделать глоток воздуха. Жизнь пробила мою грудную клетку насквозь и сделала прямой массаж сердца, чтобы оно забилось заново. Жизнь вставила мне трубку в горло, чтобы я смогла дышать. И я… благодарна ей за это? Где бы я была сейчас, если бы не являлась собой? Если бы я не преодолевала каждый день через силу, боль и слезы свои жизненные неудачи и проигрыши, какой бы я была? Если бы я пересилила своё нежелание жить, оказалась бы я здесь? С людьми, которые не раз жертвовали собой ради меня. С людьми, за которых я готова не раздумывая отдать свою жизнь. И, конечно же, с мальчиком, который улыбается теплее солнца и светится много ярче миллиона ослепительных звёзд. Даже думать не хочу, что могло бы быть. Я бесконечно благодарна жизни за те оплеухи, что она вставляла мне. Я, как ни странно, рада, что она не щадя моих чувств, била меня граблями по лицу. Они оставляли шрамы на душе, но всего девять человек смогли излечить её. Выпрямить все неровности и зашить все имеющиеся просветы. — Нэ, Дива, — лукаво зовёт меня Луффи как в старые добрые времена. Только вот сейчас мальчик вырос, что заставляет меня пускать скупую мужскую слезу от гордости, когда я замечаю его изменения. Людям свойственно меняться, но Луффи делал это по-своему. Он делал это с каждым днём, а не как это бывает: один миг — и он уже совсем другой человек. Постепенно маленький мальчик на моих глазах становился взрослым мужчиной, не утрачивая при этом своей светлой улыбки. Он стал более серьёзным, правда, не перестал лезть на рожон. Стал более сдержанным, перестал быть глупым ребёнком. И не смотря на то, что я полюбила его этим ребёнком, он мне нравился и подростком и взрослым, самостоятельным парнем. Я наблюдала за ним со стороны, можно сказать. Радовалась его победам, как своим, смеялась с ним и плакала. Смотрела, как он растёт и добивается своей цели, во что бы то ни стало. Меня не раз похищали, и он возвращал меня обратно к себе. Его, в свою очередь, не раз пыталась совратить настырная Медуза Горгона, а я не раз ей доказывала, что Луффи только мой. Огорчало лишь одно. У нормальных пар это говорится, как «до свадьбы — ни-ни». В нашем случае это означало, что до исполнения нашей мечты не видать мне его в постели рядом. Но, по правде говоря, это только раззадорило наш интерес и мы стали намного ближе друг другу. — Я Монки Ди Луффи, человек, который стал Королём Пиратов! — смеётся он шипящим смехом, натягивая на свою резиновую голову золотую корону — одну из безделушек в сокровищнице Гол Д. Роджера. — А я Дива, — начинаю я, принимая из его рук золотую увесистую диадему. — Девушка, которая стала Королевой Пиратов, не прилагая для этого усилий, — смеюсь я, надевая корону на голову. Заботливо поправляю его головной убор и беру его за руки, смотря на него снизу вверх. Вокруг нас стоят наши верные накама, но для нас существуем лишь мы вдвоём. Ну, пожалуй, и Френки, что разревелся, как дитя малое от сей романтичной сцены. — Какие планы теперь, мой Король? — кокетливо спрашиваю я, никак не нарадовавшись тому, что он теперь всецело мой и только мой. Он наклонился к моему лицу ближе, отчего его корона съехала на лоб и ударилась об мою диадему. — Пока в мои планы входишь только ты, моя Королева, — серьёзно говорит он, и я буквально визжу про себя. Раньше бы я такую сцену увидела лишь в своём сне. Стоп, а почему я не чувствую как он сжимает мои руки в своих ладонях? И только я подумала об этом, как резко вскочила с кровати. — О не-ет, — плаксиво протягиваю я, понимая, что мой идеальный вариант событий в очередной раз лишь приснился мне, — за что, Джа? За что?! — Ои, Дива, — послышался сонный голосок капитана где-то сбоку, — ты чего? — Луффи-и, — продолжаю я плакать над своим идеалом, пока у меня под боком лежит настоящий оригинал, — почему ты такой дурак? — Чойта?! — восклицает он, поднимаясь за мной. Трёт глаза кулачками и широко зевает, прикрыв рот. Я огляделась: мы на его кровати, а в каюте никого нет. Видимо, после наших разговоров мы оба уснули. — Че ты сразу обзываешься-то? — обижено вопрошает он и я так же обиженно надувшись, отворачиваюсь от него. — Сам виноват, — бурчу я, сложив руки на груди. Он обнимает меня за талию и кладёт подбородок мне на плечо. Начинает мне сопеть на ухо, и я дёрнула плечом, чтобы он проснулся. Он ойкнул, встрепенувшись, и отскочил от меня. — Ах так, — по-детски злобно прошипел он и, повалив на кровать, начал щекотать меня. Я честно пыталась сдерживаться изо всех сил, но если раньше, — когда я ещё не боялась щекотки, — мне не надо было прикладывать для этого усилий, то сейчас я зажимала рот руками и просила пощады. — Все-все, — сквозь смех еле как выговариваю я, и верчусь в разные стороны, чтобы избежать пытки. — Я забираю свои слова обратно! Ты не дурак! Прости! — Что-что? — с садисткой улыбочкой, переспрашивает он, а затем ойкает, когда я нечаянно пнула его со всей силы. — Атпусти-и! — визжу я, сквозь смех, но он лишь связывает меня своими руками и ложится рядом, пока я пытаюсь отдышаться. — Фуф, — вздохнула я и дёрнула руками, но резиновые руки не давали мне пошевелиться. — Я же извинилась, так что отпускай. — Никогда, — мямлит он, засыпая, и я улыбаюсь, чуть краснея. — Я и без того никуда не уйду, — шепчу я и он послушно развязывает свои руки, притягивая их к своему туловищу. Я повернулась к нему на бочок и обняла за талию. Его лицо расслабилось, говоря о том, что он уже уснул, и я тихо вздохнула. Я не хочу, чтобы меня отпускало.