***
- Спасибо вам за помощь, Юкинэ, Ято. Теперь я снова перед вами в долгу. Прошу меня простить, но мне нужно ухаживать за госпожой Бишамон, - откланялся Казума и исчез в воздухе. Хиёри обвела присутствующих удивленным взглядом, явно не понимая, почему все произошло именно таким образом, но не встретилась глазами ни с кем. Кофуку и её телохранитель выглядели жутко подавленными рассказом все еще оцепеневшего Юкинэ, рассказавшего о произошедшем монотонным пустым голосом, и даже на лице вечно беззаботного Ято отражалась непривычная напряженность. - Ято, хоть ты мне скажи! Что это такое? Или кто такой? - нетерпеливо обратилась она к своему вечному должнику. Тот повернулся к ней и вместо ожидаемого объяснения ответил: - Хиёри, уже поздно. Тебе завтра в школу. Пожалуйста, иди домой. Я тебя очень прошу, - добавил он, наткнувшись на возмущенный взгляд. - Просто. Иди. Домой. - Они мне все равно расскажут. Мне же придется с этим драться, если не повезет, - неожиданно бесцветно сказал Юкки. - А я расскажу тебе. Так что не волнуйся. Иди домой. Хиёри покачала головой, но подчинилась словам своих подопечных неудачников. Ято благодарно взглянул на Юкинэ, однако вместо традиционно возмущенного поведением семпая лица наткнулся на гротескную маску слепого ужаса. Встряхнув его за плечи, бродячий бог заявил: - Священное оружие не должно ничего бояться. Я действительно все расскажу, но не потому, что тебе придется с ним драться. Скорее, знание необходимо тебе, чтобы скорее придти в себя. - Я слушаю, - отозвался Юкки, не поднимая глаз. - Тот, кого мы встретили - Преданный, Бог отчуждения. Он... Не входит ни в один из пантеонов. Сам по себе и, поверь, ему это отнюдь не на пользу...***
1573 г., декабрь. Отец смастерил мне первую лодку. Я не люблю море, оно пугает меня, но я слишком молодой, чтобы охотиться наравне с охотниками племени, умею только грамотно ставить силки. А рыбы в море хватит на всех. Маме и братьям нечего есть, потому что отцу перебило ногу луну назад моим первым настоящим капканом, - теперь он только и умеет, что мастерить вещи и ненавидеть меня. Нужно плыть. Дети других рыболовов тоже слышали про случай с капканом. Для них я в новинку, и они меня презирают сильнее прочих в селении. Выгоняют шестами в глубокое море, рвут сети, хотя я просто хочу учиться у них. Буду ловить в темноте, когда они уплывут. Надеюсь, ночь будет звездная. Третий день в открытом море, потерял берег из виду еще два дня назад, в ночную бурю. Даже снег солоноватый, и им не напьешься. Зато я, кажется, научился ловить рыбу, потому что не хочу умирать от голода. Мама, папа, надеюсь, племя о вас позаботится, не бросит голодными зимой. Мы же лучший на свете народ: мы - ительмены. Странные люди. Непонятный язык. Наверное, я съел ядовитую рыбу, а может, за моей душой явились духи очень древних предков. Пытаюсь их поприветствовать, но язык распух от соли и жара и только скребет о зубы. Почему не получается плыть дальше? Руки еще могут держать шест, но лодка скребет днищем по земле, и двинуться не получается. Наверное, сел на мель. Где же я поймал мель в открытом море? Впрочем, какая разница, если я все равно умру. 1574 г., сентябрь. Прошло восемь лун. Мель, на которую я сел, называется Ниппон, или Муцу, или Дате. Я не знаю, как правильно, поэтому говорю все сразу, и другим это кажется смешным. Я долго пытался объяснить встретившим меня людям, что я ительмен, а не то странное слово "айну", и они не стали меня убивать, а преподнесли в качестве "подарка" сыну местного хозяина, которого зовут, как мель - Дате. Масамунэ Дате. Он учит меня местному языку, а я стараюсь отплатить, как могу - увы, в окрестных лесах проще поймать человека, чем зверя с красивой шкурой. 1581 г., июль. Около сотни лун минуло с тех пор, как благословенные боги выбросили меня на берег Страны восходящего солнца. Грустно и смешно вспоминать оставшихся в северных дикарских землях, покинутых мною мать и отца, как и мое собственное детское невежество, особенно сейчас, когда я осознал истинный смысл моей жизни - служить господину Масамунэ. Тридцать лун назад я выходил его от оспы, лишившей моего господина глаза, но оставившей жизнь, тогда как никто больше не осмеливался приближаться к нему. А вчера мне удалось помочь моему господину загнать убегающего труса из рода противника! Моему господину всего 15, но домой он вернется с головой сына главы вражеского рода, Хироси Сома. Днем ранее во время битвы случилось нечто, во что я до сих пор не могу поверить. В числе атакующих из-за городских стен вылетел воин, которого будто бы никто не видел, хотя он кровавым вихрем прошел через ряды наших войск. Признаться, я и сам поначалу почел наши потери причиной вражеского залпа, а увидел этого воина лишь в тот самый момент, когда он направил клинок в сердце моего господина. Я принял роковой удар на сломавшийся от его мощи нодати, отклонился и подхватил убийцу на скаку за руку, а затем трижды пронзил его обломком меча... И не нанес ни единого удара ничему, кроме воздуха. Этот воин... Он необычный. Утверждает, что является воплощением знаменитого полководца Сингена Такеда и богом погибели. И его не видит никто, кроме меня. Я несколько раз проверял, к счастью, солдаты сочли это за очередную глупую шутку "дикаря с севера". Я заключил с ним договор. За мою доблесть и успешное его пленение он будет служить моей защитой, днем и ночью, и убьет любого, кто посягнет на меня. Лишь я один всегда буду на стороне господина, а значит, я должен быть бессмертным. Отныне великий полководец, Тигр из Каи, служит мне, а я прославляю его имя и после смерти. 1589 г., май. Да простит великий даймё мою дерзость, но у меня не было иного выбора! Мой господин и я, его верный раб, объезжали осаждающие войска со смотром - мне милостиво дозволили заведовать формой и снабжением части нашего войска, набранной из простолюдинов. В этом время солдаты противника совершили вылазку, направленную на моего повелителя, и один из них прострелил ему руку из аркебузы! В гневе за посягательство на жизнь моего господина я подхватил выпавшее из его руки знамя и контратаковал бесчестных Асина. К стыду своему, я безнадежно увлекся, в результате чего многие благородные нодати-доно и самураи погибли! К счастью, наши войска не пали духом, и незапланированный штурм полностью удался, завершив тем самым осаду, однако это нисколько не умаляет моей бесконечной вины. Во имя вящей славы рода Дате я готов совершить сеппуку за свое своеволие и жалею лишь о том, что не смог прикрыть своим сердцем руку господина. Признаться, в моей дерзости во многом виновата моя прискорбная самоуверенность. За прошедшие годы я настолько привык к защите Сини, что больше не ведаю страха за свою жизнь. Своим клинком, который он называет Кэнку (и который, как это ни странно, также является милейшей девушкой из бывшего клана Имагава), он рассекает пули и отражает любые удары. Не будь его неизбывной защиты, я, как и положено, доставил бы в лазарет раненого господина. 1590 г., июль. По моему совету господин явился к правителю Тоётоми Хидэёси в белых одеждах и получил право на сохранение всех земель, что собирал вместе со своим отцом столь непосильным трудом. Мое счастье омрачено лишь тем, что господин не разрешил лишить головы самоуверенного выскочку с юга, посмевшего объявить моего даймё своим вассалом. Сини также недоволен, что я не разрешил ему этого. 1602 г., 5 сентября. Чернейший день моей жизни. После успешно проведенной мной от имени клана Дате компании по покорению Уэсуги поползли слухи, что на своем тридцатипятилетии господин объявит своим наследником меня, а не своего старшего сына Сорамунэ. Хотя я лично обучал военному делу и торговым переговорам сына господина, он организовал на меня покушение, пригласив в гости в собственный дом. И успел на дюйм обнажить собственный меч, желая убить меня. Свиту похоронили на месте, и не осталось ни одного свидетеля того, что Сорамунэ замышлял убить меня. Будь проклят тот день, когда я заключил договор с тобой, Сини. Будь проклято твое имя, Синген Такеда, Тигр провинции Каи, бог погибели. Я лучше позволил бы убить себя, чем везти ко дню рождения господина вместо прекрасных даров гроб с его старшим сыном. 1602 г., 8 сентября. Я снова чувствую себя юным ительменом на лодке из кож посреди бушующего моря. Господин приказал мне совершить сеппуку, однако Синген выбил меч из моих рук, мотивируя это тем, что по договору должен помешать убить меня кому угодно. Я вынужден был оставить двор господина, иначе проклятый бог погибели изрубил бы всех, кого господин отправил бы на меня в атаку. Моя жизнь пуста, я лишен чести и крова и вынужден оставаться наедине с тем, кого более всего ненавижу, до конца своих дней. Я наймусь на службу к одному из дайме, что делят с родом Дате общих врагов, и продолжу служить Дате, даже будучи ронином. Мне не основать своего рода, не оставить потомства, но хотя бы остаток своей жизни я проведу, искупая при помощи демона грех заключения договора с ним. 1637 г. Я умер, узнав о гибели своего бывшего сюзерена, от разрыва сердца. За остаток своей жизни я служил под началом у многих даймё, иногда изменяя сторону прямо на поле боя в пользу того, кто был выгоднее клану Дате. Никто из моих сюзеренов не смыл с меня позора моего мнимого предательства. Ирония в том, что после смерти меня, как в свое время и Шингена, возродили в виде "бога погибели" за бесчисленные смерти, что мы с ним принесли на поле боя. Однако наш договор более недействителен, ведь формально я умер. Поначалу я снова пал жертвой греховного соблазна. Попытался войти в какой-то из пантеонов, все начать заново, восстановить свою честь хотя бы после смерти. Но, к счастью, все разрешилось само. Все прочие сторонятся меня. Боятся. Я не такой, как они, родом не из этой страны, я здесь по ошибке и мне лучше исчезнуть, говорят они. Но правда не в этом. Все это жалкая чушь. Боги, духи... Лишь человек может быть благороден и добр, все же прочие априори демоны и заслуживают изгнания, пока не соблазнили слабую человеческую душу. Как и я сам, впрочем. В одном они правы. Они действительно ошиблись, возрождая меня. Я не стану им служить. Я уничтожу их. Уничтожу их всех - духов, бесов, ложных богов. И начну с Шингена, которого разорву голыми руками. Я стану охотником на демонов, и дичи в моих угодьях не будет конца.***
- Никто вначале не воспринял его всерьез. Жалкий гайдзин в числе богов Страны восходящего солнца? Что за нелепость. Лучше о ней просто забыть, сделать вид, что её не существует, потому что любому приличному богу даже руки об такое стыдно марать. - Я так понимаю, за прошедшие четыре века мнение радикально изменилось? - попытался улыбнуться дрожащими в неверном свете костра во дворе губами Юкинэ. - Да. Его первым орудием стала Нора, отобранная у Шингена, действительно убитого голыми руками. А затем он нашел себе настоящие орудия. Черненым доспехом стал выпотрошенный заживо африканский мальчик-раб, подаренный португальским консульством императору и принятый за демона. Отравленным кинжалом, которым, видимо, и резанули сегодня Кураху, оказалась девочка-китаянка, влюбившаяся в японца-оккупанта во время Имджинской войны, вывезенная на его родину и отравленная его женой. Щитом стал французский миссионер, защищавший своим телом от выстрелов паству во время борьбы с христианством, организованной Тоётоми Хидэёси, а абордажной саблей - голландский матрос, вступившийся за избитую девочку-воровку в торговом квартале, убитый и тайно распятый на потеху публике неподалеку от порта. - Самое жуткое, - подала охрипший голос Кофуку, не поднимая глаз, - что иногда появляются и другие... - Да, - сурово кивнул Ято. - Как бы могуч Преданный ни был, пантеон совместными усилиями смог бы его уничтожить, будучи полностью в своем праве, особенно с учетом того, что он самолично уже убил не один десяток мелких богов. Однако он выполняет функцию чистильщика архидемонов, и потому с его существованием мы все вынуждены мириться, - со вздохом добавил он, а затем протянул потрясенному Юкки недопитую бутылку саке и задумчиво взглянул на небо. - Интересно, что за причина привела этого безумца в Токио именно сейчас? По чьему следу он идет? - Чистильщика кого? - не желая этого знать, как бы против воли задал вопрос Юкки. - Некоторые духи настолько мстительны, что навечно оскверняют своего убийцу и забирают его с собой. Как правило, они невероятно могущественны, поэтому для того, чтобы их убить, требуется опыт сотен лет и ледяное хладнокровие. Разбрасываться такими богами или орудиями пантеон себе позволить не может. А Преданный может, - бесстрастно продолжил Ято, невзирая на то, что Кофуку зажала уши руками, а глаза Юкки расширились до размеров чайного блюдца. - Он извлекает кого-то чистого, но столь же преданного и чуждого миру, как и он сам. Маленькую дочку члена корейской ячейки клана якудза, убитую просто так, заодно с отцом. Младенца, зачатого от иностранца и выброшенного глухой ночью в мусорный бак. Вытолкнутого на проезжую часть товарищами ребенка-изгоя. Кого-то, чья душа даже под действием постоянного презрения не успела напитаться грехом из-за ранней смерти. - И он ими жертвует, - рычит сквозь слезы Дайкоку, обнимая дрожащие плечи своей богини. - Делает из них копья или дротики. Избивает архидемона при помощи своего привычного оружия до полусмерти. А затем добивает ими - с близкого, но безопасного расстояния. И они навсегда попадают... - В ад, - закончил за него Ято.