***
Хотя Радость и не была уверена зачем Печаль нужна в сознании Курта, но предполагала, что причина всё-таки есть и поэтому иногда разрешала Печали каждый день по чуть-чуть пробовать управлять кнопкой — каждый раз, конечно, Курт начинал плакать и звать родителей, а Радость вынуждена была снова брать всё под свой контроль. Сначала были только они вдвоём, наблюдая за тем, как проходили дни жизни Курта и новые воспоминания формировались в разных шариках — в основном жёлтые, но было и несколько голубых. Но, тем не менее, когда Курт перешёл с молока на нормальную еду, появилась ещё одна эмоция. — Это что такое? — скривилась она, зло уставившись на экран, удивив своим появлением Радость и Печаль. У неё была зелёная кожа, в цвет её платью и единственным другим цветом на ней был фиолетовый аскотский галстук, завязанный вокруг шеи. Она была Брезгливостью. — Привет! — оптимистично поприветствовала её Радость, слегка помахав рукой. — А мы как раз ужинаем! — Я скучаю по тёплому молочку, — пробормотала Печаль. Брезгливость проигнорировала их, продолжая щуриться на экран. Через мгновение она у неё на лице появился ужас. — НЕТ! Это брокколи! — она быстро застучала пальцем по кнопке. Курт вскрикнул и оттолкнул от себя еду. — ФУ! Зелёный шарик воспоминания скатился в Головной отдел (как они его называли) и присоединился к другим, ждущих своей очереди, чтобы отправиться в длительную память. — Пожалуйста, — промолвила Брезгливость, явно удовлетворённая. — Это мог быть сущий кошмар. Элизабет просто улыбнулась и взяла ещё овощей на вилку. — Даже не съешь капельку за маму? — когда Курт затряс головой, она съела немного с вилки, чтобы показать ему, что оно не ядовитое. — А теперь? Курт засомневался, у него в уме эмоции вопросительно обменялись взглядами. — Хм-м, — протянула Брезгливость. — Если мама это ест, то оно не может быть таким уж плохим. — А что если оно плохое и мама заболеет? — вздохнула Печаль. Радость снова взяла на себя контроль и потянула за рычаг. — Мы можем доверять маме, к тому же, если мы это скушаем, то она снова посмотрит с нами Звуки Музыки. Курт открыл рот и счастливо съел еду без каких-либо вопросов, а через секунду вкатилось ещё одно воспоминание. Это было жёлтым, радостным, и Радость зарделась от гордости. Она делала отличную работу, ответила бы она, если вы бы у неё спросили. Страх впервые появился после того, как Курт зацепился за провод, пока бегал по дому, в результате он поцарапал колено и десять минут плакал над своей раной. Как только мама поцеловала его коленку, чтобы та быстрее заживала, он снова был в порядке. До того, как Радость смогла устроиться поудобнее за контролькой панелью, худощавая фиолетовая эмоция неуклюже пронеслась мимо неё и стукнула по кнопке. Курт сразу остановился и оглядел коридор, как будто выискивая ещё провода. Когда он увидел один перед собой, то медленно его переступил и продолжил играть, уже более медленно. Появилось фиолетовое воспоминание и фиолетовая эмоция облегчённо выдохнула. — Кризис предотвращён! — объявил Страх. — Теперь он будет более осторожным и мы не поранимся. Радость кивнула. — Отличная работа! Добро пожаловать в Головной отдел! И последним был Злость. Когда появилась его последняя эмоция, Курт был в дошкольной группе и был очень взволнован тем, что пошёл в школу (хотя и немного нервничал, благодаря Страху). Он очень ждал, что заведёт друзей, к большой радости эмоций. Когда Курт заметил мальчика своего возраста, он улыбнулся и подбежал поздороваться. — Привет! Я Курт Хаммел! Мальчик повернулся и мгновение смотрел с ничего не выражающим лицом. — О, — он остановился. — Что на тебе надето? Курт гордо посмотрел вниз на свой наряд. — Я сам выбрал его в магазине, моя мама купила это для меня на мой первый день. Мальчик посмотрел на него с насмешкой. — Ты выглядишь, как девчонка! Эмоции посмотрели друг на друга, глубоко шокированные. — Я знал, что нас будут дразнить, — прошептал Страх. — Он, наверное, просто завидует, правильно, ребята? — попыталась оптимистично сказать Радость. Брезгливость откинула назад свои волосы. — Ну, его одежда отвратительна и ему следует расчесаться. Печаль понурила голову. — Это так грубо, я сейчас, наверное, заплачу, — она неуверенно посмотрела на остальных. — Мне заплакать? — Нет! — прервала её Радость, она хотела, чтобы у Курта был хороший первый день. — Дай я… дай я посмотрю, что смогу сделать. — Она задумалась и нажала несколько кнопок. Курт, хотя и расстроился, заставил себя улыбнуться. — Нет, я мальчик! И к тому же, моя мама сказала, что я выгляжу кра-сиво. — Он почти запнулся на последнем слове, не уверенный в себе, но слёз не было, а это был хороший знак. — Ну, тогда твоя мама дура! — насмехаясь, произнёс мальчик. Четыре эмоции были так шокированы, что не могли пошевелиться — к счастью им и не нужно было. — ЭТО ОН ТОЛЬКО ЧТО МОЮ МАМУ ОСКОРБИЛ?! Среди них стоял низенький красный прямоугольный вид эмоции в рубашке и галстуке, и он не выглядел довольным. — ТЫ ХОЧЕШЬ НАС ОСКОРБИТЬ, ЗАРАЗА?! — зло прорычал он, барабаня кулаками по панели управления. — Посмотрим, как тебе понравится ЭТО!***
Можно было с уверенностью сказать, что из-за того, как Гнев справился с ситуацией у них были крупные неприятности. Хотя Курт и был крошечным и милым, но видимо у него было достаточно скрытой силы где-то внутри. Когда всё закончилось тем, что вызвали родителей Курта, а его раньше отправили домой, стало ясно, что нужно было провести обсуждение между эмоциями о том, как вести себя в разных ситуациях. — Больше никакого насилия, — нервно приказал Страх. — Этот мальчик ударил нас в ответ и было очень больно. Мне это не нравится! Гнев зло на него зыркнул. — Он это заслужил! — Мама выглядила такой разочарованной в нас, — вздохнула Печаль, почти что плача. — Она никогда такой не была. — И кроме того, наш наряд весь запачкался, — добавила Брезгливость, сморщив носик. — Подумайте о том, сколько микробов было на кулаке у Курта после того, как мы его ударили! Страх неловко указал на Радость. — Ну, Радость тут главная, так что ей стоит говорить. Радость моргнула и задумалась. — Вы все правы, — осторожно начала она. — Я не думаю, что насилие — это выход… — Тогда КАКОГО я ТУТ делаю?! — выкрикнул Гнев, напугав Страх и заставив трястись губу Печали. — Я ГНЕВ — я тут, чтобы ЗЛИТЬСЯ! — Да, и это хорошо, — быстро заверила его Радость. — Курту нужно иногда злиться, чтобы убедиться, что всё честно, но я не думаю, что ему стоит с кем-то драться. Может… Возможно, он может вместо этого использовать слова? Это может быть так же эффективно. — Парню пять лет, — недовольно проворчал Гнев. — Он не знает столько слов! Но, в конце концов, они договорились избегать стыда и неловкости за разочарование мамы, они не будут снова прибегать к насилию — вместо этого Гнев будет пытаться, чтобы Курт использовал слова для защиты.***
Большая часть детства Курта была счастливой, каждый день наступал и заканчивался, принося с собой разные воспоминания — смешанные разновидности Радости, Печали, Гнева, Страха и Брезгливости. Вместе они работали, чтобы убедиться, что Курт в безопасности от угроз, которые перед ним появлялись, начиная от хулиганов, которые его обижали и заканчивая плохой едой. А потом заболела мама. На каждую эмоцию это повлияло по-разному. Гнев впервые не мог найти слов и не мог придумать, что сказать или сделать. Брезгливость сначала переживала, что болезнь передастся и им тоже, но узнав, что это не заразно, решила отступить от панели. Страх был безутешным, все худшие варианты исхода событий преследовали его и проникали в мысли Курта, если тот прикасался к панели управления. Радость пыталась сделать всё лучше, поддерживая в Курте оптимизм, хотя бы ради мамы с папой, но даже она не могла справиться с чувством опустошённости от новостей. И ещё оставалась Печаль. Уже и так преисполненная негативных и депрессивных мыслей, она села в углу Головного отдела и проплакала весь день, когда они узнали. Ей не разрешали прикасаться к панели, так как никто из них не хотел, чтобы Курт расстраивался ещё больше. Какое-то время они все надеялись, что с мамой всё будет в порядке — она обязана была быть в порядке. Она была опорой Курта, тем, с кем он мог поговорить обо всём на свете, жить без неё было бы невыносимо. Но надежды было недостаточно, и все пять эмоций в тишине смотрели на экран, когда Бёрт Хаммел присел, чтобы посмотреть сыну в глаза. — Мне жаль, Курт, но мама… мама отправилась жить с ангелами. Это снова ударило по ним по-разному — хотя, в этот раз, всё было по-другому. Никто из эмоций не знал, что делать, как лучше всего справляться с такими новостями? Как помочь Курту пережить это? Впервые Радость не могла всё контролировать, она села на диванчик в Головном отделе и её лицо медленно начало сморщиваться — за какие-то несколько минут она начала плакать, и это было что-то, чего никто из них не ожидал от такой позитивной эмоции. Опустошение и правда добралось и до неё. Брезгливость сразу отошла от панели. — Это… это не правильно, — неуверенно проговорила она. — Я ему сейчас не нужна. Гнев попытался на пару дней взять всё под свой контроль, но это плохо закончилось. Он решил отступить, когда его действия заставили Курта выплеснуть всё на Бёрта сразу после похорон. Последнее, что хотел любой из них — создать между ними пропасть. Страх тоже пытался, но продержался только несколько часов, у него не было сил придумать, как жизнь Курта может стать ещё хуже, и когда он нажал пальцем кнопку, то только вызвал у Курта мысль о смерти и отца тоже, а это Курту вообще не помогло. В конце концов, взять контроль в свои руки довелось Печали. Потом они все согласились, что Курту нужно было почувствовать грусть, чтобы побыстрее со всем этим справиться. Хотя Печаль и была опустошена, она как-то лучше владела собой, чем другие — возможно, потому что была более привычна к негативу. — Всё будет хорошо, Курт, — прошептала она, хотя и знала, что он её не услышит. — Папа о нас побеспокоится. Чтобы всё более менее пришло в норму, ушёл не один месяц и, к тому времени, они все согласились, что Радость должна сперва лишь иногда брать бразды управления в свои руки, а потом постепенно увеличивать время — было бы абсурдом для Курта внезапно стать таким же счастливым, как он был прежде. Шаг за шагом, эмоции аккуратно интегрировались обратно в панель общего управления, убеждаясь, что все реакции Курта были адекватными. Но, после смерти его мамы, Радость в сознании Курта уже никогда не была такой же яркой, как прежде.