let-me-go

Imagine dragons - Release Я на самом деле болен. Мне нравится отрицать это, когда ты сам, с пеной у рта, тыкаешь пальцем в мою грудь, – прямо туда, где по ощущениям застряла не убившая с первого выстрела пуля, – и кричишь, доказывая мне это, кричишь, кричишь! Будто и правда надеешься докричаться. Это так глупо. Ты же не пытаешься докричаться до трупа, заколоченного в гроб и закопанного глубоко в землю? Цветы внутри его органов и то живее, чем я. Я - гниющее сердце в организме влюбленного подростка. Меня похоронят промеж крыльев бабочки из его коллекции, напоследок, может быть, замолив мои грехи. Ох, нет, извини, священник, я забыл. За таких, как я, не молятся. От-пус-ти меня. Ты принес цветы, хотел поставить их в вазу, а я кинул их в кастрюлю с кипящей водой, потому что ты думал, что от них я начну улыбаться. Улыбки? Где-то между страниц потрепанной книги вместе с засушенными лепестками грязно-голубого цвета. От пыли, слетающей с вырванных страниц жизни, зудят ладони и, почему-то, пахнет аммиаком. В темноте. Подержи мою голову над костром, пока я буду плакать, или над унитазом, пока я буду смеяться. Или, может, задуши меня – что тебе больше нравится? Я люблю твои пальцы на своей шее. Тебе нравится то, как отвратительно я танцую. Я давно не слышу музыку, ты давно держишь меня за талию, чтобы я не свалился, еле перебирая ногами. Холодные доски пола двигаются под ступнями, а руки, как поломанные жестокими детьми ветки, хлестают тебя по лицу. Останови проигрыватель, достань пластинку. Разбей её, разбей... В ванной мало места для нас двоих, а в забвении слишком много места для одного меня. И если сейчас из крана польется материнское молоко, я нечаянно захлебнусь в нем. Если нет – желаю тебе во время выловить меня из под толщи ледяной воды. Дева Мария зачем-то обрекает тебя на страдания. Наверное, ты изменил ей когда-то и теперь пришло время мести. Но ведь ты совсем не грешник. Ты, мальчишка, не грешник, хоть и не святой. И каждый раз, когда я молюсь, как ни странно, за тебя, я прикусываю язык, потому что читать молитвенник, свесившись головой с кровати, не очень удобно. По-другому я боюсь. Ты – мой собственный млечный путь в банке из-под чая. Ты привёл меня туда, откуда теперь мне с болью и кровью придётся уходить. Испаряться с поверхности наших океанов, оставляя скалистые берега нетронутыми. А большее, что ожидает тебя – это трагедия одиночества. Поменяй пепельницу. Она заполнена дюжиной истлевших бумажных фигурок. Эта помятая фигурка – ты. А эта, с криво нарисованным глазом и прожженная в центре окурком сигареты, – я. Ты сделал много таких фигурок, не знаю, зачем. Наверное, для того чтобы однажды сжечь их все, прямо у себя в ладонях. Застрели во мне все то, что хотел бы запомнить, заодно по неосторожности убив и меня. Мне уже надоело давиться землей, медленно падающей на крышку моего будущего гроба, и смотреть на то, как ты пачкаешь своими слезами блестящие двери катафалка. Вчера ты просил написать что-нибудь напоследок, но вместо этого я просто перепачкал свои руки синими чернилами шариковой ручки, выкидывая ее в открытое окно. Я не хочу чтобы ты помнил обо мне, не хочу, разве не понятно!? Чёрт. Чёрт побери! Отпусти меня. Прекрати кричать. Зашей свой рот нитками любого цвета, какого пожелаешь, но лучше чёрными. Они будут похожи на решетку, через которую ты так старался вытащить меня, дергая за руки, за волосы, за нити, что так крепко связали нас. Таких уязвимых нас. Я поменяю простыни, а ты просто ляг рядом и молчи, будто тебя не разрывает истерика, а меня – желание задохнуться в твоих волосах. Ты так давно не поливал мои цветы, что они засохли, усыпая коричневыми мертвыми листьями ветхий подоконник. Но ты, ты никогда не засохнешь в моей шаткой памяти. Навсегда останешься вечно пьяным мальчишкой с тонкими запястьями, что я так любил в шутку кусать. Что я так любил украшать ожогами. Что я так любил любить. Что я так любил... Что я так любил? ... Забыл.