Последний бал госпожи Бовари

«Голос его, вначале слабый, как у новорожденного, постепенно становился пронзительным. В ночной темноте он звучал тягучим нечленораздельным воплем какого-то непонятного отчаяния. Что-то бесконечно одинокое было в этом щемящем звуке, как бы издалека доходившем до слуха Эммы сквозь шум деревьев, звон бубенцов и тарахтенье пустого кузова. Он врывался к ней в душу, как вихрь врывается в глубокую теснину, и уносил ее на бескрайние просторы тоски» Г. Флобер «Госпожа Бовари»

      Эмма легко перебирала желтыми туфельками по гладко натертому паркету, подол время от времени вздымался на поворотах, но так, чтобы соблюсти все приличия светской дамы. Восторг от бала маркиза пьянил. Рука партнера крепко держала ее руку в тонкой бледно-оранжевой перчатке, в тон платью, а вторая покоилась на талии молодой особы. Одна непослушная прядка выбилась из идеальной укладки Эммы и, игриво скрутившись в маленький локон, подпрыгивала в такт музыке. Восхитительный вечер Эмма пророчила сама себе, ведь выбраться в высшее общество на равном положении было для нее чуть ли не пределом мечтаний!       Все вокруг кружилось: дамы в пышных платьях, нагруженных всевозможными камнями и бутоньерками, осыпанными жемчугами и самоцветами, с допустимо обнаженными полосками рук и шеи, веера на их запястье или пояске, с немыслимыми цветочными заколками в волосах; господа в искусно сшитых фраках, оттеняющих белизну их кожи; лакеи с серебряными подносами самых изысканных угощений и напитков; старые матери, сидевшие на лавочках, и строго следившие за порядочностью дочерей; музыканты, сменявшие размеренные и гордые ноты вальса на задорные и легкомысленные аккорды кадрили.       Эмма кружилась в танце то с одним партнером, то с другим. Она уже не отличала молодых и старых кавалеров, их лица слились в одно размытое пятно, веющее тем самым спокойным равнодушием, что присуще интеллигентного вида человеку. Отовсюду слышался звон голосов и смех молоденьких леди, так страстно желавших заполучить в мужья состоятельную партию. Руки партнера сжимали все крепче тонкую талию Бовари, так что ей становилось трудно дышать. Приятный танец все больше походил на сковывающие тиски. Нежный доселе аромат теперь дурманил голову и путал мысли.       Блестящие мраморные стены теперь отражали не только блеск ламп и дорогой посуды — многочисленные проекции гостей заполонили зал. Музыка играла все быстрее, голова шла кругом. Жестокий кавалер ни на минуту не отпускал руки и не останавливался. Эмма силилась вспомнить, кто пригласил ее на танец...       Ей удалось вырваться из железных объятий партнера, но не сбежать. Толпа окружила ее, она не видела теперь ни окон, ни дверей, до стен было не добраться. Беснующаяся толпа, казалось, изображала какое-то дикое зрелище. Взгляд метался от золотой брошки, к нежному цветку в волосах дам, по кружевным вставкам и переходил на черные строгие фраки, метался к напомаженным черным локонам, но не находил лица...       Эмма вдруг прекратила метаться, как перед ней возник проем между очередной танцующей парой — вот он выход! Скорее на воздух! Она вынырнула в спасительную арку из тел. Но толпа и здесь ее окружила.       Внезапно перед ней возникло лицо, кое она всегда бы узнала — Шарль! Ее глупый милый Шарль, он должен увести ее отсюда, дать бокал прохладного шампанского. Разве ж он заслужил того обращения? Его слепая любовь погубила их обоих, уничтожила их брак, их состояние, их жизнь... Как можно было столько лет терпеть унижения и обман, быть таким глупцом, чтоб не заметить ее исчезновений. И вот теперь он перед ней, снова готов помочь, увести от беды, даже если толпа его задавит. Эмма в приступе ярости отвернулась и ринулась в самую гущу вакханалии.       Родольф появился неожиданно, вырастая всем своим могучим телом прямо перед ней, и закрыв от всех. Он-то ее и спасет! Эмма кинулась к нему в объятия, но мужчина мягко и твердо остановил ее, придержав за плечи. Взгляд его был жалостлив, брезглив... Ему лишь противно и стыдно. И вот уже перед ней не ее идеал, а напыщенный кутила, которому и дела не было до страданий бывшей любовницы. Он, морщась, отодвинул ее в сторону, и предложил руку для танца какой-то девице с широкой улыбкой на невидимом лице.       А пары все вальсировали и вальсировали, становилось душнее. Эмма поскользнулась и осела прямо на паркет. Она была в отчаянии, ведь еще мгновение — и ее затопчут. От бессилия Эмма воздела руки к потолку, как тут ее подхватили за талию и резко подняли на ноги. Леон, ее нежный возлюбленный Леон. Он был мал и глуп, и ничего не стоил в обществе тогда, разве можно было обижаться на его малодушие? Теперь-то он ее вытащит, постоит за нее и пригреет. Эмма была счастлива, разве можно желать другого? Она осыпала лицо Леона поцелуями, на миг позабыв о мучениях. Но юноша оставался равнодушным, он лишь с галантной улыбкой поклонился Эмме и исчез в толпе.       Эмма задыхалась, это был конец. Агония. Лица вокруг теперь были знакомы: папаша Руо, добрый и любящий отец, желавший лишь счастья своей единственной дочери; аптекарь Оме, расчетливый и острый на язык, он был верен, пока ему это приносило пользу; продавец Лере, беспринципный обманщик, сыгравший на ее беспомощности; кормилица, державшая на руках плачущий сверток; даже ее маленькая Берта — бедная девочка! — кому она нужна; бесчувственный нотариус, равнодушный инспектор; и снова улыбающийся Леон, Родольф с кем-то под руку... И так без конца. Они смотрели на нее, и Эмма чувствовала себя в западне: ее раскрыли, это ловушка! Она кружилась, кружилась...       Шарль! Увидев своего мужа, Бовари протянула к нему руки, ведь он ее всегда прощал, закрывал глаза на ее капризы. Коснувшись его руки, она подняла глаза. Это был слепец. Оборванный старик без глаз. Эмма попятилась назад, ее волосы растрепались... — Слепой! — закричала она и в бессилии засмеялась, не сумев более выдавить ни слова.       Эмма очнулась, лежа на влажной траве, резко вдохнув свежий воздух. Вокруг никого не было, накрапывал дождик, как тогда в далеком прошлом, когда она счастливая встречала такую же безлунную ночь. Сознание погружалось в темноту.