Магнолия (Only The Good Die Young - бонус 2)

Небо над Ливадийским Дворцом чернело в преддверии шторма. С моря налетел очередной упругий шквал, такой силы, что, казалось, мог сбить с ног и взрослого человека, не то что хрупкую девочку. Но восьмилетняя Татьяна уцепилась за перила балкона и устояла. На самом деле ей давно полагалось уже быть в постели... И уж во всяком случае, не полагалось быть здесь в ТАКОЕ время! И дело не только в позднем часе – уж слишком суровой выдалась эта ночка. Над морем разворачивалась настоящая южная гроза – пока еще далеко, пока видны были только сполохи, но с каждой минутой тяжелые тучи, невидимые на черном небе, придвигались все ближе. Об их приближении скоро стали свидетельствовать и серебристые копья молний, разрывающие темноту над морем. Татьяна еще крепче вцепилась в каменный бордюр. Ей было невероятно жутко и в то же время сладко наблюдать за происходящим. Очень хотелось убежать, спрятаться куда-нибудь, лучше всего под оделяло, а еще лучше к мама... Но как бы сильно ей этого ни хотелось, другое желание – досмотреть грозный спектакль до конца - было еще сильнее. Было еще тепло, даже душно, и ветер нес пыль и песчинки, но теперь стали долетать уже и мелкие брызги. То ли дождинки, то ли капли с моря. Аромат цветов - магнолий, жасмина, сирени, роз - сделался невыносимо сладким. Моря совсем не стало видно. Татьяна приподнялась на цыпочки, вглядываясь в темноту. И тут же испуганно присела, потому что гром, до этого ворочавшийся где-то далеко в небе, грянул так, что, казалось, должны были облететь лепестки с цветов... Вот так, значит, гроза исподволь подкрадывалась все ближе, чтобы теперь оглушить и ослепить ее своей внезапностью. Татьяне говорили, что гром – это глас Гнева Божьего, и, скорее всего, Бог велит ей, маленькой девочке, убегать и прятаться сейчас же. «Но еще чуть-чуть, - мысленно сказала она себе самой, мама и Богу, - еще самую минуточку». - Таня! Татьяна оглянулась и увидела Ольгу, которая робко жалась в дверях балкона, не решаясь высунуться наружу. - Таня, пойдем домой! Уж очень страшно! Для Ольги даже просто подойти к двери, ведущей на балкон, было черезвычайным подвигом. Она не разделяла пристрастия младшей сестры к грозам. Равно как и та не разделяла любви старшей к восходам солнца, ради которых той приходилось подниматься в ужасающую рань. Однако рассветы - это было хоть безопасно! Так думала Ольга, и была в этом, безусловно, права. - Сейчас, - сказала Татьяна. – Ты иди, я сейчас. Вот только посмотрю еще одну молнию. И она ее посмотрела, и не одну – потому что молнии вдруг, видимо испугавшись, что лишатся последнего зрителя, заторопились и засверкали над морем наперегонки: ослепительно-белые, голубоватые, золотые, красноватые, зеленые, розовые. Эти розовые пугали Татьяну больше всего, цвет у них был совершенно неестественный. Татьяна просто остолбенела, приподнявшись на цыпочки, завороженная этим зрелищем. «Это битва, - подумала Татьяна вдохновенно. - Да! Это там, в небе, ангелы бьются с посланниками Ада... Красные, зеленоватые и розовые молнии – это демоны, а золотые, голубые и белые – воины Божии. Как же красиво!» Дождь уже шел вовсю, мелкий и частый, но она даже не замечала осыпавших ее прохладных капель. - Таня! Пойдем! Она уже и забыла про Ольгу. Но, кажется, и в самом деле пора было уходить. Не ровен час, здесь появится кто-нибудь из фрейлин, а то и мама, и тогда им обеим несдобровать... Татьяна уже почти отпустила перила, как вдруг увидела что-то белое, летящее прямо на нее. Она отшатнулось, приняв это «что-то» за птицу... Но тут же поняла свою ошибку. Это был всего лишь крупный цветок магнолии, видимо, сорванный порывом ветра. Цветок долетел до одной из колонн и вдруг остановился, прильнув к ней. Ветер прижимал его к колонне, и он трепетал, как живой, словно умоляя о помощи и укрытии. Татьяна понимала, что как только ветер чуть ослабнет, цветок упадет... Вниз на мокрую землю или на дорожку сада, где его неминуемо затопчут завтра поутру. Повинуясь острому порыву жалости, она подбежала к колонне, но магнолия была слишком высоко, чтобы достать ее. Недолго думая, Татьяна влезла на бордюр. Он был скользким от дождя, и она чуть было не поскользнулась... Но тут же ухватилась за колонну. За своей спиной она слышала испуганный вскрик Ольги, но решила не оборачиваться. В конце концов, это дело мгновения - дотянуться до цветка... Но, однако же, ей и на этот раз не удалось коснуться его: пальцы не дотягивались каких-то двух-трех сантиметров. А ветер вдруг ослаб, и цветок, жалобно прошелестев по колонне, начал падать. Татьяна потянулась к нему, все еще надеясь подхватить его в воздухе... И в этот момент небо словно раскололось надвое. Молния ударила совсем рядом, наверное, на расстоянии вытянутой руки от Татьяны. Все вокруг залило пронзительно-белым светом. Любой свет сопровождают тени, но этот свет не падал с какой-то одной стороны, он был повсюду и вокруг, поэтому теням не от чего было оттолкнуться, они исчезли вовсе, и каждый предмет около Татьяны, каждая самая маленькая травинка, каждый листик увиделись ей отчетливо, словно увеличенные в десятки раз... Но самое дивное было не в этом. Дождевые брызги, клубящиеся вокруг, просвеченные насквозь сиянием молнии, заискрились каждый своей крошечной радугой. Оцепенев от восторга внутри этого радужного сияния, непредставимо красивого и поражающего воображение, Татьяна вдруг поняла, что ее рука уже не держит колонну, а ноги не касаются влажного мрамора, что она, соскользнув, уже почти падает, туда, вниз, на камни крыльца... Татьяна зажмурилась и в тот же миг ощутила, как чья-то крепкая и теплая рука сжимает ее вокруг талии. Пожатие было таким твердым, словно рука была окована железом, но боли Татьяна не ощутила. Она осознала, что снова стоит на перилах и вдруг, разом ослабев, сползла с них на пол террасы. Ольга, всхлипывая, бросилась к ней, попыталась поднять и увести в дом... Но Татьяна сидела под уже сильными и хлесткими струями дождя, не в силах подняться на дрожащие ноги, и отстраненно думала о том, что она видела, а может, и не видела внутри радужного сияния. В тот самый момент, когда молния ударила рядом, едва не ослепив ее... Да, так оно и было, вероятней всего, просто от слишком яркого света в глазах зарябило, и ей привиделось... Фигура в алом плаще и блеске стальных доспехов, на белом коне. Лик строгий и прекрасный, плотно сжатые губы, пронизывающий взгляд голубых глаз из-под нахмуренных бровей. Капли дождя на этом прекрасном лице, капли дождя, стекающие по золотистым, чуть вьющимся волосам. И ореол огромных золотых крыльев, почти сливающихся с окружающим светом... «Это был ангел, - подумала Татьяна, в последний раз обращая взгляд на все еще блещущее молниями небо. - Ангел спас меня». *** Битва того дня не была проиграна небесным воинством, но отнести эту победу на свой счет князь Генри не мог. Напротив, скорее, уж его действия могли привести к сокрушительному поражению, ибо в нужный момент, когда полагалось вести войско в атаку, князь внезапно исчез. Настолько внезапно, что Женевьева, юная воительница и его правая рука, даже слегка растерялась. И не сразу сообразила, куда направлять войско. Винить ее в этом, конечно, было нельзя, но факт остается фактом: к месту сражения они прибыли с большим опозданием. Уже успело подойти подкрепление, и справлялись без них. И хотя князь вскоре объявился на поле боя, от их отрядов уже ничего не зависело. Женевьева тоскливо думала о том, что за ними и так уже числится угнетающее количество нарушений воинской дисциплины, а этот инцидент может стать последней каплей. Дело может дойти и до серьезного разбирательства, и - вдруг Генри разжалуют из Архангелов? Тогда и ей придется оставить службу, не представляла Женевьева себя под началом другого командира, кроме Генри. Она ведь, по сути, его единственный друг здесь. И многие даже думают, (Женевьева усмехнулась про себя) а не невеста ли она ему... Нет, увы, сердце князя было безгранично свободно... Однако все же она близко к своему сердцу принимала все его удачи и радости, а поражения и горести еще ближе. Вот только сейчас, не похоже было, что князь расстроен. По дороге домой с его лица не сходило странное задумчивое выражение, которого Женевьеве еще не приходилось видеть. Непонятно почему, но ее это раздражало. - И нужно же было вам куда-то сорваться, - с досадой произнесла воительница. Критиковать своего полководца открыто она, конечно, не решалась, но... Очень уж было обидно. – Неужели что-то настолько важное? Генри обернулся и посмотрел на нее долгим внимательным взглядом, однако Женевьеве показалось, что видит он вовсе не ее, а его мысли витают где-то далеко. - Цветок унесло ветром, - пояснил он. - Я его подхватил. Только и всего. Женевьева скептически оглядела своего командира. Это, пожалуй, было очень хорошо, что его в этот момент, кроме нее, никто не слышал. И тут она увидела. На алом плаще Генри сияла белая магнолия. - Как будто орден, - не могла не улыбнуться Женевьева. - Будем считать, что так. Женевьева вздохнула. - Ваши чудачества, князь, когда-нибудь будут стоить вам чина, - сообщила она. - А может и головы. Сорваться и загубить всю атаку... Ради того, чтобы подхватить цветок? Статочное ли дело? Ах... Надеюсь, оно того стоило. Генри слегка улыбнулся и оглянулся туда, где над далеким уже морем золотились от всходящего солнца края лохматых грозовых облаков. - Да, стоило, - сказал он.