Talk dirty to me.

****** - Ты меня бросаешь? – Химчан проносит палочки мимо рта и обалдело смотрит на свою подружку Хёсон. Хотя правильнее уже сказать, что на бывшую подружку. - Прости меня, оппа, - она делает несчастную гримаску и картинно опускает глаза. Химчан готов поспорить на тысячу вон, что подобную сцену расставания она подсмотрела в какой-нибудь дурацкой дораме, которые так любят смотреть его ровесники. – Дело в том, что мы с тобой не подходим друг другу. Да, ты красивый, умный, ты просто замечательный, но… Джун, он такой крутой! - Ты уходишь от меня к Джуну? – Химчану кажется, что в любой момент из-за угла выскочат его друзья Дэхён и Чоноп и, истерически смеясь, заорут что-то вроде: «Хахаха, хён, повелся, это мы так тебя наебали!» – К идиоту, который не может сложить два плюс два без ошибки? К придурку, который ходит по школе вразвалочку и требует, чтобы все называли его «МС Джуниссимо»?! - Джун не идиот! – Хёсон надувает накрашенные вишневым блеском губы, становясь чем-то похожей на утку. – Он самый настоящий рэпер! Он даже выступает со своими микстейпами в андеграундных клубах, представляешь? - Его зовут почти так же, как творожок с кусочками фруктов! – взрывается Химчан, не обращая внимания на то, что на их столик сейчас глазеет вся школа без исключения. Еще бы, президент ученического совета, член местной команды по бейсболу, самый настоящий принц и мечта всех девчонок их старшей школы сейчас сидит в столовой и ругается со своей бывшей девушкой Хёсон, местной королевой красоты и просто очень популярной особой. Популярность Чон снискала не столько своими выдающимися умственными способностями, обаянием и харизмой, сколько грудью третьего размера, которая волновала и заставляла трепетать все неполовозрелое мужское общество и даже немного половозрелое, если судить по взглядам учителя физкультуры господина Ана и учителя английского языка господина Чана, который всегда подолгу стоял возле парты Хёсон. Грудь манила и Химчана, но не так сильно, как остальных, и встречаться с Чон он стал не из-за нее. Из-за чего, в принципе, он и сам не понимал, наверно, так было положено по статусу и занимаемому положению. - Ты просто ему завидуешь! – выпаливает Хёсон, встряхивая волосами. – Потому что оппа крутой и умеет читать рэп, а ты скучный и занудный! Ты не умеешь отрываться, Химчан-оппа, а Джун-оппа умеет, потому что он настоящее дитя улиц и гангстер! Я расстаюсь с тобой и теперь буду встречаться с оппой, он обещал отвести меня сегодня в самый крутой клуб и познакомить с андеграундными рэперами. Счастливо оставаться! Произнеся последнюю фразу нарочито громко, она резко встает со стула и, повернувшись на каблуках, медленным шагом выплывает из столовой. Химчан чувствует на себе любопытные взгляды собравшихся и, отодвинув от себя тарелку с недоеденным рисом, мрачно думает, что для полноты эффекта не хватает лишь грустной музыки. И, конечно, чтобы прямо здесь, в обшарпанной столовой старшей школы Чёндон пошел проливной дождь, а лучше сразу град. Если подумать, то расставаться с Хёсон совсем не грустно. Не то чтобы она ему не нравилась, но высоких и трепетных чувств Ким к ней не питал, да и поговорить им было особо не о чем, потому что кругозор девушки был ограничен последним выпуском молодежного журнала для крутых девчонок «Супертинт!» и всякими фанатскими сообществами на Вейбо, где она часами обсуждала со своими приятельницами новую прическу любимого оппы из модного бойсбенда и его сексуальные обтягивающие кожаные штаны, которые особенно обтягивали именно «ЭТО». Почему надо настолько зацикливаться на чужом туго затянутом хуе, Химчану было до сих пор совершенно непонятно. И все же противное чувство досады царапало его нутро, заставляя болезненно поморщиться и задуматься. Болело мужское самолюбие и пострадавшее эго, которое у Кима было раздуто до исполинских размеров и требовало отмщения. Болела уязвленная гордость, потому что как его, самого классного парня в школе, красавца, умника и просто звезду, могла бросить какая-то там Хёсон, когда он сам должен был бросить ее первым, потому что так положено у всех крутых ребят?! И, конечно, сильнее всего пострадала перфекционистская сущность Кима – потому что он ненавидел делать что-то хуже других. - Она тебя размазала как какашку по асфальту, - любезно сообщил Дэхён, присаживаясь рядом и похлопывая его по плечу. Ким бросил на него мрачный взгляд и тяжело вздохнул: - Тебе когда-нибудь говорили, что ты просто мастер метафор и утешений? - Да, - кивает Чон и довольно смеется. - Убей его, - лаконично отзывается Ким и отворачивается. - С ее стороны это было действительно нехорошо, - качает головой подошедший Чоноп. Он садится напротив Химчана и смотрит на него участливым взглядом. – Зачем это надо делать у всех на глазах, тем более во время обеда, когда ты хотел просто спокойно поесть… Это как-то подло. - Ты ничего не понимаешь, Чоноп-а, - цокает языком Дэхён и картинно шмыгает носом. – Таким девочкам, как она, нужна драма! Чтобы уходить в закат, плакать вместе под дождем и расставаться так, как не снилось даже сценаристам KBS. Так, чтобы ее еще месяц обсуждали, а она демонстративно рыдала и говорила, что ее достали все эти грязные слухи вокруг ее честного имени. - Не понимаю я этой женской логики, - грустно отзывается Чоноп. Дэхён закатывает глаза и проникновенно отвечает: - Никто не понимает, Чоноп. Но так надо, понимаешь? Так положено. – Он переводит взгляд на Химчана и уже нормальным тоном, без всякой придури спрашивает: - Ты как, в порядке? А то у тебя такое лицо, будто ты вот-вот наблюешь прямо на стол. - В порядке, - коротко отвечает Химчан и с силой сжимает в руках палочки, так что они с хрустом переламываются пополам. В голове звучит въедливый голосок Хёсон, и Ким выпаливает, ощущая, как в душе крепнет твердая решимость утереть ей и ее придурковатому дружку нос: - Я научусь читать рэп, и она приползет ко мне на коленях! Дэхён и Чоноп переглядываются и, к вящей обиде Химчана, громко ржут в голос. Ким поджимает губы, а Чон, коротко хихикнув в последний раз, качает головой: - Хён, ты прости меня, пожалуйста, но ни хрена у тебя не получится. - Это еще почему? – округляет глаза Химчан. - Да потому что из тебя рэпер, как из Дэхён-хёна – фея Драже, - любезно поясняет Чоноп. Химчан смотрит на него исподлобья и недовольно бурчит, ощущая, как в душе возникает липкое противное разочарование: - Да идите вы! Захочу – буду фристайлить так, что Эминем приедет в Корею и бухнется передо мной на колени, дабы получить мой автограф. - Конечно, - серьезно кивает Дэхён. – А я в тот же вечер пересплю с Джессикой Альба, а потом мы сядем на большого розового единорога и унесемся навстречу закату! - Ладно, хватит издеваться над хёном, - говорит более совестливый и добродушный Чоноп. – А если серьезно, то, если ты хочешь хоть чего-то добиться, тебе нужен учитель. - Учитель? – переспрашивает Химчан. – Типа репетитор? - Как тренер у Рэмбо, - с абсолютно непроницаемым выражением лица отвечает Чоноп. – Тот, кто поможет тебе познать секреты искусства читать рэп. - Какое тут нахер искусство! – презрительно фыркает Ким. – «Эй, йоу, смотри, блядь, какая жопа, я звезда хип-хопа?». Рэп – это самое тупое музыкальное направление из всех, что можно себе представить! Толпа понтующихся идиотов без слуха и голоса просто быстро говорят под музыку и называют это «хип-хопом». - Ты только своему будущему учителю об этом не говори, - цокает языком Дэхён. – А то нам придется отскребать твою прекрасную тушку от асфальта. - Легко сказать, учителю, - Химчан подпирает голову руками и вздыхает. Его сначала еще надо найти. Не могу же я просто встать посреди улицы и заорать: «Эй, мне срочно нужно научиться читать рэп, чтобы утереть нос своей бывшей подружке и ее туповатому парню!» - Бан Ёнгук-хён, - внезапно медленно произносит Чоноп. Химчан недоуменно смотрит на него, но затем, когда в голову приходит понимание, мотает головой: - Ты что, совсем ебнулся? Бан Ёнгук, его одноклассник, по-настоящему известный в андеграундных кругах рэпер и фристайлер, был самой настоящей головной болью президента студенческого совета Химчана. Нет, он не устраивал драк, не третировал донсэнов и не изрисовывал стены замысловатыми граффити, да и учился очень хорошо, стабильно оказываясь в десятке лучших учеников, что для Кима было абсолютной загадкой, поскольку большую часть уроков Ёнгук просыпал, сидя на задней парте, или же проводил, уткнувшись носом в свою густо исписанную тетрадку, строча текст очередной песни. Зато Бан щеголял в разноцветных футболках с малоприличными надписями, шипованных кроссовках на толстой подошве, вызывавших у школьного завуча господина Ку приступы нервного тика, красил волосы в ярко-красный цвет и демонстрировал яркие татуировки на груди и руке, не скрываемые воротом рубашки и закатанными рукавами. Среди одноклассников Кима и Бана ходили слухи, что у Ёнгука проколот член, а на заднице красуется цветной портрет Че Гевара, но насколько этот слух соответствовал действительности, Ким не имел понятия, потому что на физкультуре в раздевалке Ёнгук, будто догадываясь о чужих шепотках и россказнях, всегда заматывался полотенцем практически до подмышек, бросая на косящихся на него одноклассников тяжелые взгляды. Смотреть так, что душа уходила в пятки, Ёнгук умел мастерски, да и вообще, смотрелся он настолько угрожающе и пугающе, что большая часть учеников была уверена, что Бан принадлежит к мафиозной группировке и по ночам пытает несчастных людей раскаленным утюгом. У Химчана Бан вызывал самый настоящий трепет, потому что было что-то в этом страшном, свирепом парне цепляющее и загадочное. Настолько, что порой Ким ловил себя на том, что украдкой косится на Ёнгука, скользя взглядом по ярко-алой макушке, широким плечам, сильным рукам и длинным пальцам с многочисленными кольцами, крепко сжимающими дешевую шариковую ручку или мерно постукивающими по парте в такт убаюкивающему голосу учителя. А, когда Ким в очередной раз вызывал Бана в комнату студенческого совета, дабы отчитать за неподобающий внешний вид, Ёнгук смотрел на него в упор, насмешливо щуря красиво очерченные глаза. Так, что почему-то ладони становились влажными, и Химчан ощущал себя овечкой на заклание зубастому волку, машинально продолжая выдавать давно набивший оскомину наставительный пассаж. - Я скорее сожру свои трусы, чем пойду к этому звероподобному мудаку за помощью, - говорит Химчан, ища глазами Бана. Тот сидит в углу в компании своих друзей из классов помладше и, крепко сжимая пакетик в больших ладонях, пьет клубничное молоко. Подобный напиток совершенно не вяжется с его брутальным имиджем, и Ким думает про себя, что наверняка в пакетике заранее налитая туда водка или что-то в этом роде. - Тогда иди и жри, - неожиданно отзывается Дэхён. – Если честно, то Чоноп прав. Ёнгук-хён – самый крутой рэпер из всех, кого можно найти в округе, и только он сможет превратить такого занудного придурка, как ты, во что-то приличное. - Я вовсе не занудный, – Бан внезапно поворачивает голову и встречается с ним взглядом. Ким нервно сглатывает, а Чон парирует, насмешливо фыркнув: - Ты раскладываешь свои тетради на парте по цветам обложек, а каждый канцтовар хранишь в специально отведенном кармашке пенала. Ручки с ручками, карандаши – с карандашами, ластики – с ластиками. Скажи, у тебя еще крыша не поехала от собственной педантичности? - Это не я зануда, это вы неаккуратные придурки! – возмущается Химчан. Дэхён закатывает глаза, а Чоноп неожиданно вскакивает со своего места и громко кричит, размахивая руками: - Ёнгук-хён! Ёнгук-хён! Хён, подойди сюда, пожалуйста! - Какого хуя, Чоноп?! – воет Химчан, нервно подскакивая на месте. Дэхён вздрагивает. Бан поднимает голову и тяжело смотрит на размахивающего руками Чонопа, затем с треском отодвигает стул и, не глядя зашвырнув пакетик из-под молока в урну, идет в сторону их столика. За ним следуют его друзья: всклокоченный парень с ноутбуком под мышкой и долговязый худой парнишка, ростом выше Кима по меньшей мере на полголовы. Химчан вжимается в свой стул, больше всего на свете желая оказаться как можно дальше от этой столовой, чересчур активных друзей и, конечно, Бана, который останавливается возле их столика и, одернув на себе форменный пиджак, неожиданно весьма дружелюбно спрашивает Муна: - Ты что-то хотел? Химчан вздрагивает и едва не падает со стула. Он вовремя цепляется руками за стол и удерживает равновесие, напуская на себя деланно равнодушный вид, а долговязый мальчишка рядом с Баном прыскает со смеху, глядя на него широко распахнутыми глазами. - Да, Ёнгук-хён, у меня… - начинает было Чоноп. Дэхён толкает его локтем в бок и показывает глазами на Химчана, и Мун поправляется, просяще улыбаясь: - У Химчан-хёна есть к тебе большая просьба. - Это опять касается моего цвета волос или одежды? – хмыкает Бан. Химчан скашивает глаза: сегодня на Ёнгуке под пиджаком красуется красная футболка с пожилой женщиной, показывающей средний палец и широкий кожаный ремень с заклепками и гулко позвякивающими цепочками, вдетый в джинсы, рваные и потертые. Химчан мрачно думает, что вряд ли хотел бы встретить Ёнгука в темном переулке и, набравшись смелости, качает головой: - Нет, тут дело в другом. Хотя брюки на тебе сегодня просто отвратительные. - Да-да, я помню, мои джинсы – «это синяк на идеально белой коже нашего учебного заведения», - ухмыляется Бан, и Ким будто завороженный смотрит на его пухлые губы и белоснежные зубы, такие ровные и идеальные, как из рекламы зубной пасты. Дэхён намекающе кашляет, больно пиная его ногой в голень под столом, и Химчан выпаливает, мысленно проклиная Хёсон, Джуна и всех-всех-всех от Чонопа до скалящегося мудака Ёнгука: - Научи меня читать рэп! – Бан округляет глаза, парень с ноутбуком поднимает на него заинтересованный взгляд, а долговязый парнишка открывает рот и весьма невежливо пялится на него так, будто он голая женщина в его гостиной. - Нет, - наконец категорично заявляет Ёнгук и отворачивается. - Нет, так нет, - Ким испытывает что-то вроде облегчения. Бан разворачивается к нему спиной, видимо, собираясь уходить, и Химчан мстительно бросает ему вслед, скрещивая руки на груди: - Все равно я не горел особым желанием учиться этой ерунде для даунов. Бан резко разворачивается и смотрит на него так, будто Химчан только что снял штаны, подошел к нему и хорошенько отшлепал членом по щекам. Он сужает глаза и хрипло цедит, подходя ближе, так что Ким физически ощущает исходящее от него напряжение: - Что ты сказал? - Все рэперы – дебилы, которые только и могут что быстро говорить и материться, – охотно повторяет Ким, старательно отпихивая от себя Дэхёна, который, видимо, решив, что хён окончательно спятил, со всей дури наступил ему на ногу. Ёнгук молчит, а долговязый паренек внезапно резко пихает его в бок и радостно говорит, тыкая в Кима измазанным шариковой ручкой пальцем: - Хён! Ёнгук-хён, давай возьмем его! - Нет, - коротко отрезает Бан и вновь прожигает Кима взглядом. - Ну, давай, он такой забавный, ты просто обязан его научить и показать ему, что значит «настоящий рэп»! – канючит парень, не собираясь сдаваться. У Химчана возникает странное ощущение, будто он забавная зверюшка, которую продают в зоомагазине, а Бан – мамаша, пришедшая туда с говорливым сыном, который упрашивает свою мрачную родительницу купить ему питомца. Чоноп осторожно касается напряженного плеча Бана и громким шепотом говорит: - Его просто девушка только что бросила. Ради Джуна из третьего «С». - Ради «МС Джуниссимо»? – Бан фыркает и прикрывает рот ладонью, разом теряя свой агрессивный настрой. – Так, мистер Я-зануда-из-школьного-совета, тебя кинули из-за долбоеба, который называет себя как творожок с кусочками фруктов? - Он не просто долбоеб, - отзывается Ким, парадоксальным образом испытывая к Бану нечто вроде расположения. – Он типа крутой фристайлер, выступающий в андеграундных клубах, корейский Джей Зи и Рианна в одном флаконе. - О, так ты все-таки знаешь Джей Зи, - хмыкает Бан. – Это уже хорошо. Он замолкает и смотрит на Химчана в упор. Ким сглатывает и ежится, взгляд Бана, точно рентген, проходит сквозь его нутро, отчего кожу будто опаляет жаром, а рот наполняется слюной от неконтролируемого волнения. Наконец Бан моргает и, поправив одну из цепочек на ремне, коротко говорит: - Сегодня в клубе «4.44» в семь. И даже не думай опоздать! - Здорово, хён! – восклицает высокий парень, радуясь, как кажется Киму, согласию Ёнгука больше, чем он сам. Второй спутник Бана тяжело вздыхает и качает головой: - Ёнгук-хён, ты жесток, что же сразу тащишь нашего будущего Фифти Сента в самую прокуренную дыру? - Пусть привыкает, - отзывается Бан, вновь кидая на Кима короткий изучающий взгляд. Кивнув Чонопу и Дэхёну, он снова повторяет: - Не думай опаздывать. – И, развернувшись, пружинистым шагом идет в сторону выхода. - Что за херня? - отмирает Ким, чувствуя запоздалое возмущение и досаду. – Это он мне еще одолжение делает? Это он так до меня сподобился, самодовольный мудак? И где вообще этот «4.44» находится, я тут что, хожу со встроенным GPS-навигатором? - Не возникай, хён, - отмахивается от него Чоноп. – Лучше скажи «спасибо», что он реально согласился. - Отчаянный парень этот Бан Ёнгук, - цокает языком Дэхён. – Я бы точно на это не подписался. Мун прикусывает нижнюю губу, но не сдерживается, и спустя мгновение они с Чонопом дружно смеются, беззастенчиво таращась на насупленного Кима. Химчан ощущает сильное желание отвесить обоим по подзатыльнику и бормочет, обиженно поджимая губы: - Уроды. И думает, что скоро Хёсон будет рыдать и умолять его вернуться. А он пошлет ее куда подальше, к этому придурку, которого зовут почти так же, как творожок с вареньем и фруктами. Который, кстати, ему никогда не нравился. Противная гадость с химическим привкусом. ****** - Итак, - хрипло говорит Бан, щелкая зажигалкой и затягиваясь. – Что ты знаешь о хип-хопе? Ким морщится от разъедающего глаза дыма: в тесной каморке, где они сидят, сильно накурено, и Химчан с трудом подавляет желание засунуть Бану сигарету за шиворот. Он откашливается и отвечает, стараясь перекричать ревущую музыку: - Я читал статьи в «Википедии». Бан округляет глаза и смотрит на него как домохозяйка на таракана в раковине. Он выпускает светлое колечко дыма, и Ким ловит себя на том, что будто завороженный не может оторвать взгляд от его пухлых обветренных губ, сжимающих белоснежный фильтр «Парламента». - Надеюсь, законспектировал? – ехидно осведомляется он. Химчан показывает ему средний палец, на что Дэхён реагирует громким свистом, и Ким демонстрирует палец и ему, скрещивая руки на груди и буравя Бана мрачным взглядом. «4.44» оказывается небольшим клубом на окраине Хондэ, и Химчан находит его с большим трудом, потому что ни в одном электронном справочнике это заведение не значится. Дэхён и Чоноп, несмотря на то, что Ким гонит их прочь пинками, увязываются за ним мотивируя это тем, что беспокоятся за здоровье хёна, которому Ёнгук может запросто открутить болтливую хамоватую голову. Химчан смотрит в их бесстыжие глаза и понимает, что противные донсэны просто жаждут бесплатного цирка. Где он, блистательный и совершенный мистер Ким, будет выступать в роли главного клоуна. В клубе полно народу, накурено, и орет музыка, и Химчан замирает на пороге, оглушенный и ослепленный царящей вокруг вакханалией. К счастью, к нему сразу подскакивает долговязый друг Бана, которого, как оказывается, зовут Чунхон, но местная публика называет его странным псевдонимом «Джело». - Это в честь древнего бога, - поясняет Чунхон, хватая его за локоть и таща куда-то в сторону небольшого укромного коридора. Химчан покорно идет за ним, испытывая безумное желание заткнуть уши берушами или сбежать отсюда как можно дальше. Далее Джело заталкивает их в какую-то тесную прокуренную комнату, в которой едва поместился диван, заваленный всяким хламом стол и стул, на котором сидит Ёнгук и о чем-то переговаривается с какими-то здоровыми татуированными бугаями. «Бандиты», - думает Ким и мысленно прощается с жизнью, а заодно и с парочкой внутренних органов. Ёнджэ, а парня с ноутбуком, который сидит в той же комнате прямо на ворохе каких-то исписанных листов, кажется, зовут именно так, поднимает на него взгляд и, будто угадав его мысли, поясняет: - Друзья его нуны. Она у него уже совсем взрослая, а этот клуб принадлежит ее другу, поэтому Бану и выделили сей шикарный люкс. - А ты… - начинает было Ким, но Ёнджэ, непостижимым образом угадав его мысли, качает головой: - Нет, я не читаю рэп. Я тусуюсь с ними, потому что тут прикольно. А так, я пою неплохо, как говорят. - Когда напиваешься в караоке и горланишь дурацкие песенки женских групп? – фыркает подошедший Дэхён. Ёнджэ поворачивается к нему и коротко говорит: - Дебил. Чон замирает с открытым ртом, а подошедшие Чоноп и Джело громко хихикают. Химчан вяло отмечает, что эти двое ухитрились спеться с какой-то космической скоростью, но тут Бан наконец-то обращает на него внимание и, ухмыльнувшись, машет ему рукой: - Эй, господин президент! Вижу, ты все-таки нашел это место. Иди сюда, начнем наш первый урок… И вот, он стоит напротив Бана, ощущая себя последним идиотом. К счастью, его взрослые друзья уходят раньше, чем Ёнгук приступает к ликбезу, поэтому Ким чувствует на себе лишь тяжелый взгляд Бана, любопытный Чунхона, сочувствующий Чонопа, насмешливый Дэхёна и меланхоличный Ёнджэ, который продолжает стучать по клавишам компьютера, параллельно тихо пререкаясь с Чоном. Ёнгук тушит сигарету о пепельницу и, вздохнув, спокойно говорит: - Пойми, хип-хоп – это не просто умение быстро говорить. Это способ самовыражения, это особая культура, в которой нет места халтуре и балабольству. Ты должен почувствовать это уникальное настроение, пронести его через себя. Рэперы выражают через свои тексты свои эмоции и чувства, то, что их по-настоящему волнует. - Ага, - саркастически хмыкает Химчан. – Из серии «Я трахаю баб, у меня куча бабла, все бляди мои, ла-ла-ла-ла». Ты хочешь сказать, что подобная херня – это тоже «особая культура»? По выражению лица Бана видно, что он безумно хочет запустить в Кима стулом. Джело тыкает Чонопа локтем в бок и тихо что-то шепчет, а Ёнджэ отвлекается от своего ноутбука и спокойно заявляет, пиная Дэхёна в голень: - Хён, кажется, Химчан-хён тебя уделал. Бан поджимает губы и поднимается со стула: - Еще нет. – Он накидывает на плечи толстовку и коротко говорит Киму, засовывая пачку сигарет в карман: - Пойдем. - Ты хочешь придушить меня за то, что я не люблю твой дебильный хип-хоп? – хмыкает Ким, тем не менее, покорно следуя за ним. В своей белой футболке-поло с аккуратно выглаженным воротничком и черных джинсах он смотрится самой настоящей белой вороной среди местной разноцветной, разношерстной и одетой самым диковинным образом публики, и Химчан с трудом подавляет желание схватить Бана за локоть, потому что музыка орет как резаная, воздух пропах потом и сигаретным дымом, и на мгновение Киму, не ходившему ни в какие другие увеселительные места, кроме кино, театра и консерватории, кажется, что он попал в самый настоящий ад. Они оказываются перед сценой, где за пультом стоит голый по пояс диджей с выкрашенными в ярко-синий цвет волосами и татуированными мускулистыми руками. Ёнгук что-то кричит ему, но музыка заглушает его голос, и внезапно Бан где-то пропадает, как будто испаряется, и Химчан оказывается один среди всей этой какофонии и мешанины из звуков и образов. Ёнгуку хочется врезать и как можно сильнее. Ким беспомощно оглядывается и замечает в толпе выкрашенную в светлый блонд макушку Чунхона, который что-то громко кричит, размахивая руками и показывая на сцену. Ким начинает пробираться к нему в надежде хоть как-то выбраться из этого живого моря, когда внезапно музыка стихает, и над сводами помещения раздается громкий голос диджея: - Эй, ребята, как вам сегодняшняя вечеринка? Толпа реагирует одобрительным гулом. Диджей делает какой-то быстрый взмах рукой, и над сценой загорается прожектор. Публика разражается радостным свистом, и диджей кричит, вскидывая руки вверх: - Встречайте, нашего постоянного гостя, крутого и классного МС, который сегодня порадует нас премьерой своего нового трэка – мистер Джепп Блэкмэн! - Это его псевдоним, - раздается шепот невесть как оказавшегося рядом Джело. Ким поворачивается к нему, дабы спросить, какого черта здесь вообще творится, но тут звучит музыка, и толпа бурно реагирует, издавая одобрительные вопли, и Химчан отстраненно думает, что Бан здесь явно известен и популярен. Ёнгук тем временем снимает с головы капюшон и, поднеся микрофон к рту, начинает зачитывать рэп. У него хриплый, низкий голос, который отдается в теле Кима так сильно, что сливается с ритмом его собственного сердца. Ёнгук читает рэп не безумно быстро, но ритмично и жестко, страстно, так, что Химчан понимает, что он вкладывает в свою лирику живые и искренние эмоции, так, что Ким впервые осознает, что выражение «тронуло за душу» - это не просто пустые слова. Рэп Ёнгука не о тачках и крутых телках с большими сиськами, в нем много мата и откровенной нецензурщины, но это не кажется пошлым и недопустимым, потому что лирика Ёнгука серьезная и взрослая. О проблемах большого города, о том, как тяжело подростку его возраста справиться с собственными демонами в душе, о том, что порой косно мыслящие взрослые слишком активно пытаются навязать молодому поколению свои принципы и желания, совершенно не заботясь о том, что каждый вправе самостоятельно выбирать свою жизненную дорогу. Бан быстро движется по сцене, толпа беснуется и подбадривает его криками, а Химчан просто молча смотрит на него в упор, как на нечто совершенно потрясающее, потому что Ёнгук действительно потрясающий. Он буквально живет тем, что происходит сейчас в этом крошечном прокуренном клубе, он вкладывает в свою песню душу, делясь тем, что его волнует, с целой толпой людей, которые ловят его «волну» и буквально боготворят его, и Ким внезапно отчетливо понимает, что восхищается и немного завидует. Потому что ему до одури хочется почувствовать нечто подобное на своей собственной шкуре. Бан бросает на него внимательный взгляд, и Химчана будто бьет разрядом электрического тока. Вокруг так много людей, они тянут к Ёнгуку руки и смотрят на него восторженными глазами, но у Кима возникает ощущение, что он стоит в этом тесном зале один, и Бан читает рэп только для него. Это странно, это похоже на магию, и Химчан поддается этому необъяснимому настроению, ощущая, как его захлестывает исходящая от Бана и подпитываемая залом энергия, живая и безумно сильная. Когда Бан закончит читать, он еще некоторое время будет стоять на месте, будто оглушенный, не в силах вымолвить и слова. Вокруг него суетятся Джело и подошедшие Чоноп, Дэхён и Ёнджэ, они что-то говорят, хлопая его по плечам, но Ким слышит их голоса будто сквозь толщу воды, продолжая молча смотреть перед собой. Очнется он только тогда, когда к нему подойдет взмыленный, раскрасневшийся Ёнгук и коротко спросит, взлохматив влажные от пота волосы и глядя на него прищуренными глазами: - Теперь понял? Химчан кивает, потому что действительно понял. И теперь стать частью всего этого странного и пока непонятного для него мира хочется по-настоящему сильно. Не только, чтобы утереть нос Хёсон и ее новому дружку. Химчану просто хочется. Потому что это действительно здорово. ****** - Ты выглядишь как дебил, - любезно сообщает ему Дэхён, оглядывая его пристальным взглядом. Чоноп деликатно молчит, а Химчан одергивает на себе мешковатую футболку и отрезает, спотыкаясь в неудобных кроссовках на высокой подошве: - Ты ничего не понимаешь, это реальный хип-хоп. - На тебя люди смотрят, хён, - сдавленно произносит Чоноп, и по его плотно сжатым губам Ким догадывается, что он едва сдерживает рвущийся наружу смех. - Тихо, сделаем вид, что не с ним, - округляет глаза Дэхён и толкает его в бок. Ким разворачивается и вразвалочку идет вперед, слыша, как они идут следом за ним, хихикая и достаточно громко шушукаясь. На улице Химчан ощущает себя самым настоящим айдолом. Люди таращатся на него во все глаза, кто-то снимает его на телефон, а старушка в метро, рядом с которой он порывается сесть, смотрит на него так, будто он только что раскрыл перед ней плащ и продемонстрировал свой член. На Ёнгука и его друзей его внешний вид так же производит впечатление. Обычно невозмутимый Ёнджэ давится колой и едва не проливает ее на джинсы, а Джело роняет сдобную булочку, которую он только что поднес ко рту и округляет глаза. Ёнгук проносит сигарету мимо рта и кашлянув, миролюбиво интересуется у Химчана: - Что за хуйню ты на себя напялил? - Это не хуйня, это настоящий хип-хоп стиль, - подбоченивается Ким, упирая руки в бока. – Я специально оделся сегодня таким образом, чтобы почувствовать нужное настроение. - На тебе хоккейная футболка, старые спортивные штаны, какая-то странная кепка со стразами и здоровенный будильник на толстой цепочке, - Ёнгук поднимается со своего стула и с интересом разглядывает висящий на груди Кима увесистый предмет. – Блядь, он что, покрыт золотым лаком?! - Мамин взял, - нехотя отзывается Ким, внезапно понимая, что, скорее всего, его вдохновленный образ не вызывает у Бана восторга. – Я просто специально посмотрел несколько хип-хоп клипов, как они там одеваются, взял на вооружение… Ёнгук молча смотрит на него в упор, и у Кима складывается такое впечатление, что сейчас Бан врежет ему тем самым щедро измазанным лаком будильником. Внезапно Ёнгук издает сдавленный писк и, запрокинув голову, начинает смеяться. Следом за ним начинают хохотать Дэхён, Чоноп, держащийся за живот Джело и Ёнджэ, который даже не замечает, что на его брюки льется липкая кола. - Ты что вообще за клипы смотрел? – стонет Бан. – Какого года выпуска? Мать твою, Химчан, на тебе футболка с фамилией какого-то хоккеиста из восточной Европы, розовые плюшевые спортивные штаны и бейсболка с выложенной стразами надписью «Sexy Girl». Ты вдохновился Ники Минаж? Или Игги Азалией? - Какая теперь нахер разница, - Ким срывает с груди цепочку с будильником, а с головы – кепку, которую он позаимствовал у старшей сестры, и испытывает невероятное желание оказаться как можно дальше от истерически смеющихся пятерых придурков, которые пялятся на него как на восьмое чудо света. – Блядь, на меня весь Мёндон смотрел как на сумасшедшего. – Он обхватывает голову ладонями и глухо стонет: – А что если там были мои знакомые? - Не переживай, Химчан, - сдавленно произносит Ёнгук. – Вряд ли они узнали в долбоебе в плюшевых штанах и с будильником на шее своего любимого идеального школьного принца. Он глубоко вдыхает и, покачав головой, садится обратно на стул. - Ты к сегодняшнему дню должен был попробовать написать песню. Текст готов? - Я не очень в нем уверен. - Если говорить честно, то Химчан не уверен в тексте совсем. Он достает из кармана уродских штанов скомканный листок, и Джело вновь тихо хихикает, беззастенчиво таращась на его футболку. Там большими буквами написана какая-то нечитаемая фамилия русского хоккеиста, которую Ким не смог бы воспроизвести, даже, если очень сильно постарался. Химчан расправляет листок и, кашлянув, громко начинает: - Эй, йоу, Вест Коуст, Ист Коуст, как меня слышите? Ёнджэ роняет голову на руки и громко всхлипывает, а Бан прикусывает нижнюю губу. Химчан вновь откашливается и говорит, пытаясь сделать свой голос максимально уверенным и сильным: - Меня зовут Химчан, я местный пахан, меня бросила подружка, вот она потаскушка, ради долбоеба, страдает недоебом, у меня вагон забот, а Джуниссимо – урод, я тебя неслабо диссну, ты прижми свою сосиску, я, я… - Он делает выпад рукой. – Йоу, Вест Коуст, Ист Коуст! Он замолкает, выставляя ногу вперед и скрещивая руки на груди. В каморке воцаряется молчание, прерываемое лишь мерным стуком: это голова Ёнджэ, плечи которого подозрительно дергаются, бьется об стол. - Блядь, Химчан-хён, - внезапно говорит Дэхён, качая головой. – Если бы ты меня так дисснул, я бы просто расплакался и убежал. Это… это… Он не договаривает и разражается очередным приступом хохота. Бан тяжело вздыхает и коротко спрашивает, вертя в руках брошенный Кимом золотой будильник: - Дай угадаю, ты опять посмотрел чьи-то клипы? - Эминема, - бормочет Химчан, чувствуя себя провинившимся малышом, стоящим перед строгой воспитательницей. – И Доктора Дре. - Не смотри никаких клипов, Химчан, - Ёнгук смотрит на него без всякой насмешки, так что Ким перестает чувствовать себя самым последним лузером. – Не пытайся скопировать чей-то стиль. Не надевай этой нарочито идиотской одежды. И, главное, когда ты пишешь лирику, пиши о том, что тебя действительно волнует. Вот это и есть настоящий хип-хоп, который идет от души, а не дурацкая показуха. Я же уже говорил об этом, верно? - Говорил, - кивает головой Ким. - Но вот только… Выражать свои эмоции тяжело. Говорить о том, что тебя волнует, когда ты привык всегда «держать лицо», когда ты постоянно скрываешься от всех за маской идеального принца, непогрешимого и без каких-либо видимых недостатков, практически невыносимо, Химчан просто-напросто боится открывать свою душу перед огромной толпой незнакомых людей, да что там, он даже боится сказать о своих страхах Бану, ведь этот суровый парень запросто может рассмеяться и назвать его размазней. Но тот, кажется, понимает его без слов. И потому тихо говорит, протягивая руку и касаясь рукой его плеча: - Я помогу. И научу. Он какой-то не такой. Не привычный Киму мрачный и неприступный татуированный бугай Бан Ёнгук, которого сторонятся даже школьные учителя и который может смотреть только исподлобья, так что душа уходит в пятки. - А я научусь, - отвечает он и робко улыбается, невольно боясь спугнуть этот особенный момент, кажущийся мимолетным, как касание крыльев бабочки. Химчан знает, что остальные сейчас таращатся на них как на нечто необыкновенное, но почему-то сейчас ему абсолютно на все наплевать, на то, что будет сложно, на то, что он одет как последний идиот и по-прежнему ничего не понимает в хип-хоп культуре. Потому что он видит перед собой только глаза Ёнгука. Совсем не колючие и без какого-либо намека на насмешку. Добрые, теплые и удивительно красивые. ****** - Если ты хочешь взгреть этого Творожка и доказать своей подружке, что ты крутой парень, то тебе нужно победить его в рэп-баттле, - говорит Бан, доставая сигареты. – И потому лучший вариант – это принять участие в «Рэп-сейшн». - «Рэп-сейшн»? – переспрашивает Химчан, наблюдая за тем, как Бан закуривает. Парадоксальным образом запах его сигарет совершенно перестает его раздражать, и Ким ловит себя на мысли, что ему даже нравится этот терпкий аромат, исходящий от Ёнгука, смешанный с запахом его одеколона и чего-то сильного и практически неописуемого, чего-то такого, чем пахнет исключительно Бан. Наверно, именно так должен пахнуть сильный, харизматичный и уверенный в себе человек. Он тренируется под началом Ёнгука уже пару недель, и за это время представление как о хип-хопе, так и о самом «тренере» меняется у него начисто. Оказывается, здесь важен ритм, важна техника дыхания, и Химчан сбивается и хрипит как старая кляча, когда в очередной раз пытается повторить текст трэка какого-то популярного андеграундного рэпера, который читает быстро, жестко и очень ритмично. Бан говорит, что его зовут Зико, и он учится в соседней школе на пару классов старше. Химчан завидует, потому что этот «Зико» зачитывает с такой легкостью, будто умел делать это с самого рождения, хотя Бан уверяет его, что изначально что он, что другие нынешние звезды андеграунда сбивались при первом же прозвучавшем бите. - У тебя получится, - говорит он и смотрит на Кима ласково и ободряюще. От этого взгляда становится так хорошо и тепло, что в груди Химчана возникает странное болезненное чувство, и ему хочется врезать Бану за то, что он такой омерзительно хороший. Настолько, что аж тошно. В промежутках между тренировками Кима они разговаривают, и оказывается, что у плохого парня Ёнгука и образцово-показательного ученика Кима есть немало общих тем для общения. Ведь помимо рэпа Ёнгук слушает классический джаз, любит черно-белые фильмы, и, конечно, не имеет никакого отношения к мафии, более того, его отец – полицейский. - Меня веселят все эти идиотские слухи, - смеется он, когда Химчан интересуется, сколько человек он уже успел отправить на тот свет. – Мне даже любопытно, эти кретины реально верят, что я ношу в кармане ручную гранату и по вечерам насилую юных беззащитных девственниц? - Они уверены, что у тебя проколот член, а на заднице – огромная татуировка. - Химчану нравится смотреть на смеющегося Бана. Жесткие черты его лица смягчаются, и он становится удивительно привлекательным. - По вечерам я с братом гуляю с собакой, - говорит Ёнгук, качая головой. – Какая к черту мафия, когда твой пудель хочет покакать? - У тебя есть брат? - а еще Химчан никогда раньше не замечал, какие у Бана красивые и длинные ресницы. Почти как у девушки, только, в отличие от Хёсон, он не красит их толстым-толстым слоем туши от Tony Moly. - Близнец, - кивает Бан. – Только он учится в математической гимназии, в паре кварталов от нашей школы. Он хочет стать учителем математики и учить детишек функциям и производным. Он вновь смеется, и Химчан почему-то смеется вместе с ним. Просто потому, что улыбка Бана очень заразительная. И с каждым днем Ёнгук методично разрушает его привычный мирок на кучу страшных, уродливых осколков. - Это такое рэп-состязание для новичков, – отвечает Бан и выпускает в воздух тонкую струйку дыма. – Ты выходишь, выступаешь со своим трэком, а потом судьи и зрители определяют победителей. - Ты тоже будешь участвовать? – спрашивает Ким. Почему-то мысль о том, что Бан будет стоять на той же сцене, что и он, заставляет его почувствовать настоящий мандраж. - Да, - ухмыляется Ёнгук. – Только на этот раз как судья. Я выигрывал «Рэп-сэйшн» в позапрошлом году. – Он тянется вперед и хлопает Кима по плечу. – Только не думай, что я буду тебе подсуживать. – Ёнгук широко улыбается и смеется. – Я парень честный, если налажаешь – отдам победу Творожку. Он, кстати, точно будет участвовать, я видел списки. - Я не смогу, - тихо говорит Ким, качая головой. – Я просто не смогу победить. Да что там, я даже не смогу ничего нормально зачитать. Я лузер в подобных вещах, у меня намного лучше получается отчитывать двоечников за прогулы и грязные кроссовки. - Не неси ерунды, - глаза Бана сужаются, а пальцы сжимаются на плече Кима, отчего по телу пробегает легкая дрожь. – У тебя есть потенциал, у тебя есть желание, и, кроме того, у тебя отличное чувство ритма. - Я закончил музыкальную школу, - отвечает Химчан, глядя на Бана в упор и ощущая, как под его спокойным, ободряющим взглядом липкое чувство страха куда-то отступает. – Играю на нескольких музыкальных инструментах. - И потом, ты же, мать твою, идеальный Ким Химчан. - Голос Бана низкий и тягучий, и Ким слушает его будто завороженный. – У тебя получается все, за что ты берешься. Неужели какой-то дурацкий рэп, в котором «все матюгаются и поют о сиськах» тебе не подчинится? - Ты забыл добавить, что все рэперы тупые и думают только о бабле и тачках, - усмехается Химчан, ощущая, как нутро заполняется мягким теплом. – Я постараюсь, нет, я возьму и выиграю этот «Рэп-флэш», и Хёсон будет рыдать и ползать передо мной на коленях, умоляя вернуться. - Ты не можешь проиграть, ведь у тебя такой крутой учитель, как я, великий МС Джепп Блэкмэн. - Ёнгук поднимает руку и треплет его по волосам. - И, да, «Рэп-сейшн», а не «Рэп-флэш». Химчан ощущает, как к щекам приливает краска, потому что жест Бана наполнен такой заботой и искренним расположением, что почему-то очень хочется, чтобы он придвинулся ближе. Чтобы Химчан смог его по меньшей мере обнять. - Ты напишешь классную песню, которая взорвет сцену, – добавляет Бан. – Публика будет орать и неиствовать, девочки – кидать на сцену влажные трусы, а я – сидеть за судейским столом и умиленно плакать, приговаривая: «Это мой ученик!» Ким хочет сказать ему «спасибо». За то, что возится с ним, за то, что поддерживает его во всем, за то, что такой хороший и понимающий. Но только неуклюже толкает его в бок и бормочет, показывая Ёнгуку язык: - Не попадайся мне с сигаретами в школе, крутой Джепп Блэкмэн, а не то придется опять читать тебе лекции о вреде никотина. - Я люблю твои лекции, - хмыкает Бан. – Они смешнее всяких стенд-апов и gag-концертов. Он снова улыбается и закуривает, убирая руку с его головы и выдыхая дым практически в его лицо. Будь Химчан девочкой, наверно, он кончил бы прямо на месте, потому что это слишком эротично и круто. Но пока он только шумно вздыхает и отворачивается, включая на телефоне очередную песню и начиная зачитывать текст, старательно пытаясь попасть в ритм и унять бешено стучащее сердце. ****** - Для того, чтобы победить, тебе нужна классная песня, - Бан жмурится от яркого солнца и прикрывает глаза ладонью. На том, чтобы встретиться не в тесной прокуренной каморке клуба, а где-нибудь на свежем воздухе настоял Ёнгук. - Погода слишком хорошая, чтобы пылить свои задницы там, - говорит он Химчану по телефону. – Пойдем-ка лучше в парк. Ким соглашается, стараясь не думать о том, что это как-то слишком смахивает на свидание. Конечно, без сахарной ваты, колеса обозрения и всякой подобной мишуры, которую так обожают девушки, но почему-то парк ассоциируется с парочками и разными романтическими глупостями. - Хорошо, что в этот раз ты без будильника, - смеется Бан, когда они встречаются у станции метро. Химчан молча показывает ему средний палец, но Ёнгук совсем не обижается и добавляет: - Прикольная футболка. - Знаю, - отвечает Ким, почему-то ощущая себя школьницей, которую только что похвалил красивый оппа из выпускного класса. - Легко сказать, - Химчану жарко, и он одергивает ворот футболки и облокачивается на ствол раскидистого дерева. – Я вообще не знаю, о чем писать. Если только о сиськах и дорогих тачках или о том, какой директор нашей школы мудак. - Нет, это не прокатит, - смеется Бан и, развернувшись, кладет голову Киму на колени. Химчана будто бьет разрядом тока, а Ёнгук прикрывает глаза и продолжает говорить, вытянув вперед худые ноги, обтянутые темными джинсами: - Песня должна цеплять, понимаешь? Она должна быть о чем-то сокровенном, о таком, что идет от души, что тебя по-настоящему волнует. Есть ли что-то такое, что в последнее время вызывает у тебя самые сильные эмоции? Яркие солнечные блики падают на его лицо, и Химчан любуется его длинными ресницами, отбрасывающими тени на смуглую кожу. Темно-алые волосы кажутся настолько мягкими, что у Кима буквально зудят кончики пальцев, так сильно хочется их коснуться. Он скользит взглядом по пухлым губам, по широким плечам и выступающим ключицам и тихо говорит, прикусывая нижнюю губу и ощущая какое-то странное тянущее чувство в груди: - Любовь. Бан слегка приоткрывает глаза и смотрит на него снизу, и почему-то у Химчана возникает ощущение, что Бан хочет спросить его о чем-то очень важном. Ёнгук открывает рот, и сердце вот-вот грозится вырваться из груди, и вообще, все становится таким непонятным и запутанным, что у педантичного перфекциониста Кима голова идет кругом. - Это все Хёсон? – сочувствующе спрашивает Ёнгук. – Ты не можешь ее забыть? Ким моргает и пытается осмыслить только что сказанные им слова. Какая Хёсон, о чем Бан вообще говорит? И только спустя пару мгновений в голове появляется осознание: да, точно, Чон Хёсон, его бывшая подружка, та самая, ради которой он фактически все это и затеял. Ради того, чтобы отомстить, он обратился за помощью к Бану, ради этого он несколько недель подряд встречается с Ёнгуком в тесной каморке ночного клуба на окраине Сеула, срывая горло до хрипоты, слушая ненавистную прежде музыку и постепенно все больше ею увлекаясь, знакомясь с многочисленными друзьями Бана, которые, несмотря на свой суровый внешний вид, татуировки и пирсинг в неожиданных местах, оказываются совсем не страшными, и со многими он уже успел подружиться. Он пока далек от совершенства, но у него уже что-то получается благодаря тому, что Ёнгук каждый раз повторяет ему, что он молодец, и прогресс, безусловно, налицо. О том, что перед всей этой чередой ярких, совершенно непохожих на его привычные будни дней, были отношения с Чон Хёсон, он вспоминает только сейчас и пытается воскресить в памяти ее образ, какие-то общие памятные моменты, что-то такое, что могло бы пробудить в нем потухший интерес. Почему-то вспоминается лишь ее странный смех, противный липкий блеск для губ с запахом арбуза и большая грудь. Да, грудь. У Ёнгука, кстати, есть большая татуировка на груди, надпись на испанском, изречение легендарного революционера Че Гевара. - Да, - невнятно бормочет он, и, не выдержав, касается ладонями волос Ёнгука. Они действительно мягкие и очень легкие, и Ким машинально перебирает алые пряди, надеясь, что Бан не пошлет его куда подальше. Но Ёнгук молчит, и Ким добавляет, стараясь, чтобы его голос звучал как можно более уверенно: - У нее очень красивые волосы, мягкие и приятные на ощупь. Мне нравятся ее глаза, потому что она всегда смотрит на близких ей людей с такой теплотой и заботой, что это даже немного больно. Мне нравится звук ее голоса, ее смех, ее сильный, но в то же время мягкий характер, ее чувство юмора, ее талант и харизма. Мне даже нравятся ее татуировки, хотя раньше я терпеть их не мог… - Разве у Хёсон есть татуировки? – удивленно спрашивает Бан. – Мне всегда казалось, что она против таких вещей. Сердце Химчана бьется гулко и прерывисто, и он делает глубокий вдох, стараясь унять легкую дрожь в руках. - Конечно, нет, - поспешно говорит он. – Это я просто фантазирую. Для песни. Если бы у нее были татуировки, то они мне очень понравились. - Понятно, - говорит Ёнгук, и Ким отворачивается, глядя на ярко-зеленую лужайку, по которой с лаем носится чья-то маленькая пушистая собачка. - Ты говоришь о ней так… - внезапно со странной интонацией бормочет Ёнгук и смотрит на него в упор. И Химчан плавится под этим взглядом, будто под жарким солнцем, и он тихо спрашивает, сжимая пряди Бана между пальцев: - Как? - Дура она, твоя Хёсон, - говорит Бан и качает головой. – Что бросила тебя ради какого-то напыщенного урода. Я… Он осекается и приподнимается на локтях, поднимая голову с колен Кима, с силой хлопает его по плечу и вновь широко улыбается, демонстрируя розовые десны и белые ровные зубы: - Мы добьемся того, что она к тебе вернется. Я тебе помогу написать такую песню, что она поймет, какого классного парня потеряла. А потом ты так выступишь, что все рэперы будут выражать тебе свой респект, а Джуниссимо сожрет свою кепку прямо на месте. – Он смеется и подмигивает Киму. – Здорово, да? - Здорово, - улыбается Химчан в ответ. Взгляд снова скользит по выступающим тонким ключицам Ёнгука, таким изящным, что хочется протянуть руку вперед и провести по ним кончиками напряженных пальцев. Он облизывает пересохшие губы и повторяет, чтобы его голос звучал максимально честно и уверенно: – Очень здорово. Просто все становится слишком сложным и запутанным. Просто солнце слишком жаркое, настолько, что по разгоряченной коже течет холодный пот. Просто Ёнгук слишком близко. Настолько, что болезненное чувство в груди и зуд в пальцах становится практически невыносимым. ****** - Мне кажется, вы с Ёнгук-хёном ухитрились неплохо подружиться, - говорит ему Дэхён, с аппетитом откусывая от сдобной булочки и смотря на него отвратительно проницательно. Химчан давится своим кофе и громко кашляет. Чоноп похлопывает его по спине, а Ким хрипит, сокрушенно разглядывая испачканную рубашку: - Это так заметно? - Ты смеялся над его шутками, - отвечает Дэхён с набитым ртом. - Это не показатель, - Химчан бросает быстрый взгляд на Бана, сидящего чуть поодаль вместе с Чунхоном и что-то громко рассказывающего им Ёнджэ, и встречается с ним глазами. Губы Ёнгука трогает едва заметная улыбка, и Химчан невольно улыбается в ответ, ощущая, как нутро наполняется приятным теплым чувством. - Если учесть, что раньше ты называл его исключительно «мрачным мудаком, который вечно курит и ходит непонятно в чем», это не просто показатель, это самый настоящий показателище, - Дэхён вытирает губы и хмыкает. У Кима возникает настойчивое желание отвесить ему подзатыльник, потому что у Чона как-то слишком подозрительно блестят глаза. - Такого слова нет, идиот. Все становится слишком сложным. До «Рэп-сэйшн» остается чуть больше двух недель, Химчан может без запинки зачитать текст под самые разные биты, умеет немного битбоксить, а еще под кроватью скопилось множество черновиков, на которых написаны тексты, немного нелепые, немного несуразные, но очень искренние. Хёсон упоминается в них лишь один раз, как «грудастая дура, которая нас свела». Он не понимает, что это за чувство. Это не похоже ни на что иное, что он когда-либо к кому-то испытывал, это буквально пожирает его изнутри, заставляя сердце сжиматься, а нутро – заполняться каким-то странным болезненным чувством тоски. Он не знает, кто для него Ёнгук, но не сомневается, что их отношения плавно выходят за рамки «наставник – долбоеб, которому захотелось стать крутым МС». Каждое случайное касание отдается во всем теле дрожью, как при лихорадке. Каждое мгновение, проведенное с Баном, отпечатывается в памяти намертво, и Ким готов поспорить, что, даже если он потеряет память, или его поймают какие-нибудь сумасшедшие доктора, которые сделают ему лоботомию, он все равно вспомнит Ёнгука. Его добрые темные глаза, яркую улыбку и хриплый голос, от звука которого низ живота Химчана почему-то наполняется тянущим жаром. - Он больше не курит на лестничном пролете, - машинально говорит Ким, потому что молчание слишком затягивается. – Это хорошо. - А вы будете общаться после того, как ты выступишь на этих соревнованиях? – внезапно спрашивает Чоноп. Ким замирает, а Мун продолжает, не подозревая, что своими словами задел какую-то болезненную струну в душе Химчана, потому что внезапно нутро будто сдавливает ледяная рука, и Ким закусывает нижнюю губу, потому что не знает. Он предпочитет об этом не задумываться, потому что их отношения после «Рэп-сэйшна» слишком неопределенны и туманны. Смогут ли они дружить как прежде после того, как Бан похлопает его по плечу, поздравит с неплохим выступлением, может, скажет пару ободряющих слов, они неловко посмеются, или все станет как прежде. Ёнгук будет приходить в школу в майках с неприличными надписями и писать в тетрадках на полях свои тексты, а Химчан - сидеть среди бумаг в комнате школьного совета, периодически вызывая Бана к себе, чтобы прочитать набившую обоим оскомину лекцию о правилах поведения в приличном учебном заведении. Или, быть может, они продолжат дружить. Будут вместе выступать в андеграундных клубах, возможно, болтать и рубиться в какую-нибудь приставку. А потом Бан придет и познакомит его со своей девушкой как своего близкого друга. Почему-то от этой мысли Химчану становится тошно, и он пожимает плечами, стараясь, чтобы его голос звучал максимально беспечно: - Я был бы не против. Но если Ёнгук не захочет, то я не буду навязываться. - Я захочу, - раздается рядом с ним знакомый хриплый голос. Ким едва сдерживается, чтобы не заорать, и резко разворачивается, так что слегка сводит затекшую шею. Ёнгук стоит позади него и улыбается. Рядом переминается с ноги на ногу всклоченный Чунхон, а из-за его спины выглядывает Ёнджэ, скорчивший Дэхёну забавную гримаску. Бан ерошит слегка спутанные волосы и серьезно повторяет, глядя на Химчана в упор: - Я захочу, - Он протягивает руку и хлопает Кима по плечу. – Знаешь, месяц назад, я бы сказал, что я лучше пойду и наложу кучу прямо перед кабинетом директора, чем проведу с тобой больше, чем несколько часов, но ты оказался совсем не таким занудой и педантом, как я полагал. - У него в ухе новый пирсинг, и почему-то Химчан не в силах оторвать взгляд от крошечной серебристой сережки в ушном хрящике. – Один твой выход с крашеным золотым лаком будильником на шее чего только стоит. - Я знаю, что ты захочешь использовать это на следующих выборах в ученический совет, хитрожопая скотина. – Киму кажется, что он несет полнейшую чушь, но Ёнгук смеется, и он добавляет: – Хочешь занять мое место президента, маленький интриган? - Просто мечтаю, - цокает языком Бан. – Мне для полного счастья не хватает только просиживать штаны, рассчитывая бюджет на покупку одноразовых салфеток и туалетной бумаги, которую все равно кто-то ворует. - Ох уж этот загадочный туалетный воришка, - влезает Чунхон, и все смеются, даже Ёнджэ, поднявший глаза от своего планшета. - У тебя уже готовы наброски песни? – внезапно спрашивает Бан, засовывая руки в карманы форменных брюк. Ким вспоминает кучу исписанных и исчерканных листов, валяющихся под его кроватью и, подавив неприятное щемящее чувство, отвечает: - Есть несколько. Но я еще в них не уверен… - Давай посмотрим вместе, - отзывается Бан. – Я помогу тебе выбрать тот, который можно превратить в полноценную композицию. Подберем тебе бит, может, даже набросаем мелодию. - Это круто, - Химчан боится. Боится, что за его сумбурными и отчаянными текстами Ёнгук разглядит то, от чего он так старательно пытается убежать. – Я приеду в клуб к девяти. - Я тут подумал, - Бан будто колеблется и выглядит немного смущенным, – у меня дома есть синтезатор и гитара, а родители и брат как раз уехали к тете в Кванджу на пару дней. Нам никто не будет мешать, может, ты зайдешь ко мне? Как раз отличная возможность поработать над твоим трэком, согласен? Ни хера он не согласен, хочет сказать Химчан. Потому что он запутался, потерялся и практически съехал с катушек, и находиться с Баном рядом так нужно и невыносимо одновременно, пусть даже тогда, когда их окружает толпа народу, а если они будут фактически наедине, то Ёнгука станет слишком много. Настолько, что вынести это станет практически невозможно. - Договорились, - улыбается Химчан, с силой сжимая руки в кулаки и царапая ногтями кожу. – Я прихвачу с собой чипсы и колу. - Лучше пиво, - хмыкает Бан. – Хотя хорошие мальчики вроде тебя не пьют подобный плебейский напиток. - Безусловно. - Сережка в хрящике поблескивает в тусклом свете зала столовой. – Я предпочитаю абсент. Ёнгук смеется и, кивнув на прощание, разворачивается к нему спиной, начиная негромко переговариваться с Джело и Ёнджэ. Химчан скользит взглядом по его широким плечам, обтянутым темной футболкой, а Дэхён со стуком ставит на столик банку с колой и задумчиво говорит: - Если бы я не знал тебя и Бана, я бы подумал, что вы беззастенчиво флиртовали прямо у нас на глазах. - Мы обсуждали пиво и чипсы, - Химчан опускает взгляд и берется за палочки, машинально запихивая в рот клейкий рис. – Какой на хер флирт? - Вы просто так разговаривали… - мнется Чоноп. – Вы были такими счастливыми, как будто… ну… - Как будто вы сейчас свалите все с этого стола и радостно на нем потрахаетесь, прямо на остатках еды, - заканчивает Чон. Ким демонстрирует ему средний палец и старается не думать, что, наверно, был бы совсем не против. Даже на остатках еды и на глазах у ошеломленной публики. ****** Дом у Бана совершенно обычный, типичный пригородный дом. Химчан оглядывает аккуратно подстриженную лужайку, кусты с какими-то желтыми цветами и симпатичные маленькие пестрые клумбы и не сдерживает легкого смешка: среди их одноклассников, уверенных, что Бан принадлежит к мафиозной группировке, сложилась твердая уверенность, что Ёнгук живет в роскошном замке в сицилийском стиле, где повсюду гуляют полуголые европейские горничные, а в подвале находится публичный дом. Ким прижимает к себе пакет с пирожными, чипсами и какой-то тайской газировкой, которая, судя по надписи на этикетке, имеет вкус зеленого яблока, и мнется на пороге, нерешительно глядя на кнопочку звонка. Почему-то возникает ощущение, что он пытается решиться на что-то действительно важное, что-то вроде прыжка с парашютом или поездки автостопом на дальнее расстояние. Это всего лишь звонок, мрачно думает Ким, понимая, что тронулся умом окончательно. Начиная с того момента, когда попросил Бана о помощи и кончая бешеными скачками по дому полчаса назад, когда он лихорадочно перебирал одежду, чтобы… Чтобы что, он и сам не понимал, но почему-то хотелось выглядеть привлекательно, максимально непохожим на свой прилизанный, выхолощенный образ. Палец наконец-то нажимает на кнопку, и дверь моментально распахивается, будто Ёнгук все это время торчал за дверью и ждал, когда Ким наконец-то решится. Химчан невольно вздрагивает, а Бан опирается спиной о дверной косяк и широко улыбается: - О, а что в пакете? Дай угадаю, настенные часы и фольга, чтобы сделать очередной стильный рэперский аксессуар? Ким скользит взглядом по его худым ногам, по коленкам, выглядывающим из коротких спортивных шорт, по ярким татуировкам на груди и руках, не скрываемым белой майкой без рукавов, и думает, что это невыносимо. - Да иди ты, Бан, - привычно отзывается он и, впихнув Бану в руки туго набитый пакет, заходит внутрь дома, слегка толкнув Ёнгука локтем в бок. - Маленький вредный мудак, - беззлобно отзывается тот, а Ким стаскивает кроссовки и, шлепая босыми ногами, оглядывает просторную прихожую. На стенах висят фотографии в больших деревянных рамах, и Химчан видит на снимках родителей Ёнгука, его старшую сестру, самого Бана и его брата-близнеца, похожего на него почти как две капли воды. Почему-то отличить Ёнгука от брата совсем несложно, думает Ким, достаточно просто посмотреть в его глаза. У Ённама на снимке они спокойные, невозмутимые, похожие на гладкую поверхность пруда в каком-нибудь ухоженном городском парке. А у Бана они как море, бушующее, неспокойное, со всполохами самых разных эмоций, глубокие и непокорные. Химчан ощущает себя гребанным поэтом, потому что никогда раньше не замечал за собой страсти к эпитетам и пространным сравнениям. Бан становится рядом с ним и говорит, трогая рукой его за плечо: - Пойдем наверх. Я уже приготовил нам чай. - Чай? – смеется Ким, пытаясь скрыть охватившее его нервное напряжение. – А как же пиво и все такое? - Потом можно и пиво, - Бан поднимается впереди него по узкой лестнице, и Химчан невольно опускает глаза на его сильные ноги с проступающими мышцами. – Но давай сначала устроим вечериночку с чаем и пирожными. Как девочки из японского аниме, окей, Химчан-кун? - Иногда я не верю, что ты татуированный девятнадцатилетний мужик, который смолит как паровоз и семафорит татуировками на все тело, - хмыкает Ким. Ёнгук останавливается возле одной из дверей и, толкнув ее ногой, парирует: - В душе мне четырнадцать, и я маленькая девочка-волшебница. – Он отвешивает шутливый поклон и переводит взгляд на Кима. – Прошу в мою скромную обитель. Внутри комната Бана оказывается совершенно обычной. Пара плакатов с Тупаком и Эминемом на стенах, письменный стол с наваленными на нем бумажками, ноутбуком, подносом с чайником, чашками и какими-то вазочками и стоящим с краю одиноким фикусом, две гитары и синтезатор, стеллаж, на котором аккуратно расставлены книги, кровать, на которой сидит целая армия плюшевых тигров из Винни-Пуха, а также маленький светлый пудель, который спит, абсолютно не реагируя на внешние раздражители, и при виде незванных гостей лишь приоткрывает глаза и меланхолично тявкает. - Вот ленивая скотина, - вздыхает Бан. – А что если мы воры? Пудель смотрит на него с нескрываемым скепсисом. Химчан наклоняется и треплет его по пушистой голове. Тот довольно щурится и лижет его руку розовым, похожим на кусочек колбасы, языком. - Надо же, ты понравился Тигру. Ким оборачивается на звук. Бан стоит возле письменного стола и, держа в руках чайник, разливает чай по светло-зеленым чашкам. Химчан плюхается на кровать и, почесывая разомлевшего пса за ухом, говорит: - Ты, оказывается, такой же педант и зануда, как и я. Где шлюхи и кокаин под подушкой? Где золотые унитазы и прочие элементы шика из жизни крутого гангста-рэпера? - У крутых гангста-рэперов не было моей мамы, которая мне за такие финты оторвала бы уши под корень, - парирует Бан, протягивает ему чашку и садится рядом, задевая его локтем. Ким невольно вздрагивает от этого касания и, схватив кружку, торопливо говорит: - Там в пакете мои тексты… Посмотри их, пожалуйста. Бан тянется к стоящему на полу пакету и достает оттуда папку с мятыми густо исписанными листами. Скользит взглядом по строчкам, написанным убористым, торопливым почерком. Химчан наблюдает за ним украдкой, крепко сжимая в ладонях горячую чашку, ощущая, что с каждой прочитанной строфой Бан буквально залезает ему в душу, выворачивая нутро наизнанку и вытаскивая наружу его старательно скрываемые чувства. Он сидит так близко, что его колено практически касается колена Кима, а ладонь лежит рядом с его бедром, и Химчан ловит себя на мысли, что ему хочется, чтобы Бан к нему прикоснулся. Они сидят одни в его комнате, на этой тщательно убранной кровати, заваленной дурацкими плюшевыми игрушками, и Киму физически плохо от того, как нарастает в душе странное, иррациональное желание. Ему девятнадцать, у него давно не было секса, он не гей и ему нравятся девочки. А еще рядом с ним Ёнгук читает его лирику, написанную о нем, от самого первого символа и кончая последней точкой, и абсолютному натуралу Химчану безумно хочется его поцеловать. И провести пальцем по контурам яркой татуировки на его груди, не скрываемой глубоким вырезом свободной футболки. - Вау, - говорит Ёнгук, и Химчан вздрагивает, потому что нарушается эта странная напряженная тишина. – Это действительно сильно. Он поднимает глаза и трясет листами с текстами. - Если честно, я и не ожидал, что ты ее настолько… - Он мнется и качает головой. – Черт, если на вторую, которая называется «Наваждение», наложить тот бит, который я врубал тебе во вторник, то из этого получится идеальный вариант. – Он поспешно бросается к синтезатору и начинает наигрывать какую-то мелодию. – Вот, как тебе? Ким следит за движениями его длинных пальцев по клавишам и думает, что ни хера он ее не настолько. Что, если честно, даже и не капельки. Но вместо этого кивает и, улыбнувшись, подходит к синтезатору, нажимая на «ля»: - Думаю, здесь лучше подойдет такой вариант… Ким Химчан – лживый трусливый мудак, который вздрагивает оттого, что его пальцы порой случайно касаются пальцев Бана, когда они подбирают подходящий вариант. Губы машинально произносят слова, Ким спорит с Баном относительно аранжировки, ощущая, как нутро будто разъедает болезненным ядом. Потому что «Наваждение» посвящено Ёнгуку. Потому что он об этом не догадался. Проходит пара часов, прежде чем они выдыхаются и наконец-то приходят к консенсусу. Бан убирает в папку листок с нотами и, отпив из кружки остывший чай, громко выдыхает, вытирая взмокший лоб. Ким садится обратно на кровать, поглаживая льнущего к нему Тигра, который сворачивается калачиком на его коленях и довольно сопит маленьким темным носом, похожим на спелую оливку. - Она хоть в постели была хороша? – неожиданно нарушает молчание Бан. Ким давится выпитым чаем и, судорожно кашляя, смотрит на него ошарашенным взглядом. Ёнгук кладет листы на стол и хмыкает: - Да ладно тебе, что ты ведешь себя как целка-невидимка. Стыдно признаться, но грязные словечки, которые Бан произносит хрипловатым интимным полушепотом, звучат на редкость возбуждающе. Химчан ставит чашку на стол и бормочет себе под нос, ощущая, как к лицу приливает краска смущения: - Нет, просто я… не привык говорить о таких вещах с кем-то. Когда Химчану исполнилось шестнадцать лет, папа, как и положено хорошему отцу семейства, посадил его перед собой и прочел ему подробную лекцию о пестиках и тычинках, особенностях подросткового секса и средств индивидуальной защиты. Сбоку стояла мама, которая краснела аки маков цвет, нервно ломала пальцы и, стыдливо опуская глаза и косясь на отца неодобрительным взглядом, повторяла, что эта тема очень интимная и неприличная и чтобы Химчан не подумал ничего дурного. Больше на интимные темы никто в его семье не пытался его просвещать, и Ким сделал глупый, но казавшийся на редкость логичным вывод, что говорить о сексе с кем-то стыдно и неприлично, и потому надо просто трахаться и никому об этом не рассказывать. Откровенность Бана его смущает. Ёнгук пожимает плечами и, легко поднявшись со стула, садится рядом с ним, толкая его локтем в плечо: - Так как? Круто было? - Обычно, - отвечает Химчан, ощущая себя на редкость неловко. – Пришли, погасили свет и сделали это по-быстрому, пока родителей нет. - Она кричала? – интересуется Бан, наклоняясь к нему практически вплотную. – Стонала и орала какие-нибудь глупости вроде: «Выеби меня сильнее, о, да». – Он качает головой и смеется. – Почему-то девчонки любят орать в кровати всякие глупости. Это с Баном они орут, кричат и стонут, с легкой досадой и каким-то болезненным чувством возбуждения думает Ким. У них с Хёсон все происходило до отвращения скучно и обыденно, будто они оба выполняли обязательную процедуру, что-то вроде умывания на ночь и чистки зубов по утрам. - Нет, - с легкой досадой признается Ким. – Она немного сопела. Когда у нее был насморк. Ёнгук изумленно моргает и начинает смеяться, опираясь рукой об плечо Кима: - Блядь, ты серьезно?! Может, ты ей еще по завершению процесса говорил что-то вроде: «Спасибо за предоставленную вагину, приходите на следующей неделе»? - Блядь, Бан! – не выдерживает Ким и так толкает Ёнгука, что тот не удерживает равновесия и падает на кровать, увлекая за собой Химчана. Вспугнутый Тигр смотрит на них с нескрываемым недовольством круглыми карими глазами и, совершенно не по-собачьи вздохнув, спрыгивает с постели и, свернувшись калачиком, устраивается в углу. Ким ощущает, как рука Бана продолжает стискивать его плечо, а его теплое дыхание щекочет кожу на шее, так что по всему телу пробегают мурашки. - Химчан, девчонок в постели надо возбуждать, - наставительным тоном произносит Ёнгук. – Не обращаться с ними так, будто вы сидите на собрании Совбеза ООН и вот-вот готовитесь принять резолюцию по военному бюджету, а заставлять кончать так, чтобы воздух в легких испарялся. – Химчан понятия не имеет, почему Бан вообще затеял этот странный разговор. Предпосылок к этому не было никаких: ни алкогольного опьянения, ни обсуждения их бывших подружек, - но его собственный член в штанах болезненно дергается, когда Ёнгук наклоняется к его уху и хрипло шепчет, слегка царапая скрытое тканью футболки плечо коротко остриженными ногтями: - Например, так… Детка, я бы натянул тебя так, что ты сорвала бы голос, так бы тебе было хорошо. Я бы вылизал тебя целиком и полностью, я бы оттрахал тебя так, чтобы ты выбросила все педантичные мысли из своей прелестной головки и стонала бы подо мной, пока я вбивал тебя в эту самую кровать… Черт тебя дери, Бан, успевает подумать Химчан прежде, чем сознание заполняет алая дымка возбуждения, потому что слова Ёнгука такие грязные и порочные, его шепот такой интимный, а теплое дыхание обдает разгоряченную кожу, и все это заставляет Кима закусить нижнюю губу, чтобы сдержать глухой стон, и вцепиться пальцами в мягкое флисовое покрывало, потому что хриплый голос Бана проникает прямо под кожу, заставляя его затаить дыхание и зачарованно вслушиваться в плавную речь Ёнгука. - Знаешь, как ты меня возбуждаешь? – Бан приглушенно смеется, и Ким готов кончить только от одного звука его мягкого насмешливого голоса. – О, я бы трахал тебя везде, где мог бы только тебя разложить, на парте в классе биологии, в школьном туалете, зажав тебе рот рукой, чтобы никто не слышал твоих надсадных стонов, в кабинете школьного совета, прямо на счетах и бумагах. Ебанный извращенец, всплывает в самом уголке воспаленного сознания Кима. Хотел, оказывается, привести одну из своих шалав прямо в его кабинет, в его обитель и убежище. Химчан уже было хочет высказать Ёнгуку все, что он думает о его чертовых наклонностях, но тут Бан сдавленно выдыхает и тянет, ерзая коленями по кровати: - Твои черные волосы, твои губы, твои глаза… Черт возьми, детка, да у меня членом можно гвозди забивать, когда я тебя вижу. Так и хочется оттянуть эти блестящие пряди назад и оставить следы на твоей белоснежной коже, чтобы каждая долбанная сука, которая имеет на тебя виды, увидела и… - Блядь, Ёнгук, хватит, - хрипло сипит Химчан, скрещивая ноги и силясь унять охватившее его возбуждение. – Я понял, только, ради всего святого, заткнись! Бан осекается и слегка поднимает голову. - Да ладно, я же для тебя стараюсь, чтобы в следующий раз с девчонкой в кровати не налажал! – Он придвигается ближе, так что Ким может чувствовать исходящий от него жар, и от этого напряжение в теле становится невыносимым, у Химчана темнеет в глазах, и он с силой прикусывает нижнюю губу, зажмуриваясь. - Блядь, погоди, ты что… - слышит он рядом удивленный голос Бана. Ким открывает затуманенные глаза и хрипит, тщетно стараясь казаться абсолютно спокойным: - У меня просто давно не было. А ты так говоришь, что… Он не договаривает и опускает взгляд на ключицы Бана, не скрытые растянутой свободной майкой. Бан дышит часто и прерывисто, и Ким кожей чувствует на себе его внимательный, пристальный взгляд. Внезапно он ощущает, как живота касается теплая ладонь, и вздрагивает, пытаясь отшатнуться: - Что ты… - У тебя встал, - голос Бана хриплый и напряженный. Его рука медленно опускается на ширинку Химчана, сжимая возбужденный член сквозь ткань джинсов, и Ким цепляется подрагивающими пальцами за его плечо, потому что все тело прошибает судорога удовольствия. - Просто дрочка по дружбе. - Его дыхание опаляет кожу, а рука ловко расстегивает ширинку штанов, проводя кончиками пальцев по члену. – Я же вижу, что ты почти на грани. Просто… - Он осекается и тянет его штаны и белье вниз, неловко, так что одежда путается в ногах, и Химчан, мало что соображая от возбуждения, начинает дрыгать ногами, пытаясь стряхнуть ее с себя. – Можешь представлять на месте меня Хёсон, - почему-то шепотом добавляет Бан, и Ким, скинувший наконец одежду на пол, давится воздухом, потому что сухая широкая ладонь Енгука обхватывает его ствол, сжимая. – Я не против. Ёнгук ебнутый, ебнутый в край, кричит внутренний голос где-то на задворках сознания, потому что поведение Бана начисто выходит за рамки понятного и логичного. Химчан хватается подрагивающими пальцами за его плечи, откидывая голову назад и тяжело дыша, потому что рука Ёнгука движется быстро и умело, и сам факт того, что ему дрочит Бан Ёнгук, крутой и суровый рэпер, заставляет Химчана окончательно потерять голову и начисто отдаться охватившим его ощущениям. Мягкие теплые губы касаются изгиба его шеи, и Бан сдавленно шепчет, рвано выдыхая: - Черт, Химчан… Ты тоже, можешь мне тоже? Мастурбация – это плохо и неправильно, наставительно говорила ему мама, делая страшные глаза и пугая самыми разными патологиями и отклонениями, возникающими у практикующих рукоблудов. Мастурбация – это восхитительно, думает Химчан, когда Бан избавляется от шорт, под которыми, оказывается, не было белья, и он проводит кончиками пальцев по головке, вырывая у Бана глухой хриплый стон. Это странно, ощущать чужую плоть в своей руке, странно, что это именно Ёнгук, но в то же время очень здорово. Рука Бана движется по его члену, вторая поглаживает его по пояснице, это все неловко, стыдно и очень неправильно и в тысячи раз лучше, чем было с Хёсон. Химчан подается вперед и отчаянно прижимается к теплой коже, проводя кончиком языка по татуировке и практически дурея от того, как от Бана здорово пахнет. - Кончай, блядь, Химчан, - хрипло шепчет ему на ухо Ёнгук и с силой прикусывает кожу на плече. – Кончай вместе со мной. Этой фразы, сказанной на выдохе, хватает, чтобы тело прошибло резкой вспышкой удовольствия, и Ким действительно кончает, ощущая, как пульсирует в его ладони чужая плоть и ощущая, как по пальцам стекает липкая сперма. Оргазм слишком сильный и какой-то нереальный, и Киму почему-то кажется, что он спит и видит очередной мокрый сон, слишком реалистичный и оттого восхитительный. Он вытирает руку об покрывало и глубоко вдыхает, прижимаясь к груди Ёнгука, чувствуя, как подрагивают кончики пальцев и сводит мышцы живота. На полу тихо сопит дремлющий Тигр, Бан лежит рядом, пытаясь перевести дыхание, и Ким думает, что просто не может посмотреть ему в глаза. Потому что слишком стыдно и непонятно, как они дальше смогут общаться после того, что произошло. Кто для него Ёнгук – наставник, друг или кто-то намного более близкий, Ким запутывается в собственных эмоциях и противоречиях и внезапно ощущает, как сердце будто сжимают в кулак, перекрывая кровоток. Это было неправильно, думает Химчан и закусывает нижнюю губу, пытаясь справиться с подступившей к сердцу болью, сильной, практически нетерпимой. И хочет, чтобы это мгновение длилось как можно дольше. Мгновение, когда он лежит в теплых объятиях Бана и слушает его сбившееся, тяжелое дыхание. ****** Прощание выходит неловким и очень дурацким. Химчан просто не может посмотреть Бану в глаза, а тот, напротив, прожигает его взглядом, отчего Киму хочется заорать в голос и сдохнуть от нахлынувшего стыда. Бан молча наблюдает за тем, как Химчан натягивает на себя боксеры и джинсы, преувеличенно долго поправляет на себе помявшийся свитер, складывает в папку листы с текстами, и, наконец, не выдержав, начинает: - Насчет того, что произошло… - Забудем, - прерывает его Ким прежде, чем Бан успевает продолжить. – Как ты и сказал, дрочка по дружбе, ничего особенного, полная ерунда и чистая химия тела. – Он делает над собой усилие и поднимает глаза на Ёнгука. – И потом, бро, теперь я знаю от тебя кучу пикап-фраз, благодаря которым любая в моей кровати будет кончать на раз-два. – Он деревянно улыбается и протягивает руку вперед, похлопывая Бана по теплому плечу. – Спасибо тебе за все. Бан смотрит на него так, будто Химчан только что плюнул ему в лицо. Ким отворачивается, а Ёнгук медленно говорит: - Полная ерунда. - Он делает шаг ближе к Химчану и поводит плечами. – Как скажешь, бро. Он натягивает на себя шорты и молча идет к двери. Тигр, мирно спящий в углу, вскакивает и несется к Химчану со всех лап, тихо поскуливая и глядя на Кима блестящими карими глазами. Химчан наклоняется и гладит его по мягкой шерсти, ощущая, как к горлу подступает горький комок. Тигр ставит на него лапы и машет маленьким, похожим на помпон, хвостом, и Бан говорит, облокачиваясь спиной на дверной косяк: - Ты ему явно нравишься. Химчан по-дурацки кивает и, выпрямившись, идет к двери, прижимая к себе папку с листами. Бан пропускает его, и Ким с трудом подавляет желание обернуться. Но вместо этого он молча спускается по лестнице, ощущая, как нутро наполняется липким холодом. На прощание Бан что-то говорит ему про то, что пришлет ноты по почте. Что песня получилась классная, и он наверняка порвет этот чертов зал, и Хёсон к нему обязательно вернется. При упоминании имени бывшей девушки Химчану хочется швырнуть папку на землю и громко заорать, но он сдерживается, пробормотав что-то дежурно-благодарное и с трудом заставив себя поднять на Бана глаза. Тот, кажется, хочет похлопать его по плечу, но в последний момент замирает с вытянутой рукой и, поджав губы, захлопывает дверь. Химчан остается стоять на пороге и некоторое время тупо смотрит на деревянную поверхность, покрытую тонкими трещинками и сколами. А потом в нем что-то будто щелкает, и он понимает, насколько все сейчас херово. Так, что хочется блевануть прямо на тщательно отмытые ступеньки. Проходит неделя, но Кима по-прежнему жутко ломает. Потому что вроде все кажется абсолютно по-старому, вроде Ёнгук ведет себя с ним преувеличенно-вежливо, и ничто не напоминает о том, что произошло тем вечером на его тесной, заваленной дурацкими плюшевыми игрушками кровати. Вот только сам Химчан помнит все до мельчайших подробностей, начиная от ощущения рук Ёнгука на своем теле и кончая его мускусным сильным запахом. Яркие картинки возникают перед глазами, его бросает в жар будто при лихорадке, и безумно сильно хочется снова коснуться Бана, даже если это неправильно и совершенно запретно. - Ты плохо выглядишь, - говорит ему Дэхён, когда они с Чонопом приходят в комнату студенческого совета для очередного собрания. Химчан, перебирающий многочисленные бумажки, поднимает глаза и вяло отвечает: - Я просто ненакрашенный. - Что-то случилось? – озабоченно спрашивает Чоноп. – Вы что, поругались с Ёнгук-хёном? При упоминании его имени в груди болезненно екает, и Химчан откладывает бумаги в сторону. - С чего ты решил, что дело именно в Бане? - Потому что между вами напряжение, как между девочками-чирлидершами на конкурсе красоты, - вздыхает Дэхён, бесцеремонно опускаясь на край стола. – Как будто вот-вот друг на друга броситесь и волосы на голове повыдираете. - Ты просто мастер изящных метафор. – Перед глазами возникает яркая татуировка Бана, виднеющаяся в широком вырезе свободной футболки. Химчан трясет головой, силясь справиться с наваждением, а Чон участливо цокает языком: - Дай угадаю, вы так и не смогли договориться насчет песни? Коса нашла на камень, схлестнулись два эго, встретились два упертых одиночества, и в итоге никто не захотел уступать? Бан предложил тебе нечто такое, к чему ты не привык, а ты спасовал, потому что тебе показалось, что это недопустимо? Вы поругались даже несмотря на то, что «Рэп-сэйшн» уже послезавтра? Химчан ерзает на стуле, потому что в памяти вновь воскресают события той ночи. Теплые и умелые руки Бана, его жаркое дыхание, его шальные, затуманенные возбуждением глаза и, главное, сам Ким, плавящийся от его касаний, как мороженое в жаркий день. Член твердеет и болезненно пульсирует в туго обтягивающих пах школьных брюках, и Ким бормочет, искренне надеясь, что его голос звучит спокойно и ровно: - Да, мы поругались именно из-за песни. - Идиоты! – в сердцах восклицает Чон, на что Чоноп укоризненно округляет глаза: - Хён! - Что, хён? – Чон упирает руки в бока и становится до боли похожим на какую-нибудь решительную упитанную афроамериканку из дурацкого ситкома с закадровым смехом. – Блядь, Химчан-хён, да я даже и не сомневался! В тебе нет ни капли решительности и способности к импровизации! - Что за хрень ты несешь? – раздражение, копившееся в нем все эти дни, дает выход, и Ким вскакивает со стула. – Почему я, мать твою, всегда виноват?! У Хёсон я был скучный и неинтересный, у Бана я занудный и слишком правильный, а теперь еще и ты туда же! Что плохого в том, что я не бросаюсь во всякие авантюры и стараюсь всегда мыслить рационально?! - Да потому что, Химчан, это скучно! – В пылу спора Дэхён даже забывает про уважительные суффиксы. – Ты движешься по накатанной колее, делаешь только то, что нужно и правильно, а единственным отступлением от твоей привычной пенсионерской жизни было решение принять участие в этом чертовом конкурсе?! Почему ты просто не можешь броситься в омут с головой, кто знает, может, вместо пропасти там окажется нечто прекрасное? Например, то, что принесет тебе счастье?! - Дэхён-хён, ты сейчас говоришь какие-то странные вещи, - примирительно бормочет Чоноп, опуская Чону руку на плечо. – И потом, вы же говорили о песне. О том, что Ёнгук-хён и Химчан-хён поругались из-за песни. Причем здесь то… - Да притом, что я готов поспорить на сто процентов, что это он… Дэхён продолжает возмущенно говорить на повышенных тонах, но Химчан слышит его приглушенно, будто сквозь толщу воды. В голове яркими вспышками проносятся события последних дней, и Ким внезапно отчетливо понимает, что именно тогда он был по-настоящему счастлив. Он тусовался в прокуренных клубах, он делал глупости и вел себя порой как самый настоящий придурок, разрушая свой тщательно продуманный прекрасный образ к херам, но, как ни странно, таким, набивающим себе шишки и делающим странные, выходящие за рамки привычных норм вещи, он себе нравится намного больше. Любить Ёнгука неправильно, потому что он его одноклассник, мужик, да и к тому же читает рэп в андеграундных клубах, чем, как он раньше считал, занимаются только бездари и неучи. Любить Ёнгука больно, особенно сейчас, когда голова будто очищается от тумана, и это чувство становится особенно сильным и ярким, так что Химчан ощущает его каждой клеточкой тела, пропуская его через кожу. Любить Ёнгука действительно здорово, потому что он показал ему, что значит быть собой и не стесняться собственного несовершенства. Сам Бан не идеален, но это не мешает ему жить в гармонии с окружающим миром и чувствовать себя счастливым. Я люблю Ёнгука, одними губами повторяет Ким, зажмуриваясь и прижимая руку к груди. Сильно-сильно, до дрожи в руках. - Это я налажал, - подает он голос, и Дэхён с Чонопом, громко пререкающиеся между собой, осекаются и смотрят на него с легким непониманием. Химчан опускается на краешек парты и повторяет: - Я облажался. Я налажал и сбежал, и теперь я понимаю, как это было глупо. – Он закусывает нижнюю губу и поднимает глаза. – И я, черт возьми, не знаю, что делать с этим дальше. Дэхён и Чоноп молчат, и это молчание будто становится объемным и плотным, заполняя собой все помещение. Наконец Чон скрещивает руки на груди и говорит: - Пойди и выступи на этом чертовом конкурсе. Сделай что-то такое, чего от тебя никто не ожидает. И… - он неловко разводит руки в стороны и хмыкает: – Черт возьми, не знаю, наверное, тебе надо как-то извиниться перед Баном. Если бы он был девчонкой, ты бы мог подарить ему цветы. Или конфеты, но он вряд ли это оценит. - Пусть подарит ему подписанный альбом Эминема, - оживляется Чоноп. – Против такого подарка Ёнгук-хён точно не устоит! - Ты хоть знаешь, сколько такая штука стоит? Да, и его не достать, я думаю… Химчан слушает их мирную перепалку и думает, что облажаться будет очень просто. Среди участников будет немало матерых и крутых рэперов, которые читают в разы лучше него, кроме того, в качестве жюри выступает сам Ёнгук и его приятель Зико, который моложе Химчана, но, тем не менее, в этом андеграундном мире стоит на иерархической лестнице намного выше него. И читать рэп перед Баном, к которому он испытывает такое сильное и совершенно непривычное для него чувство… Он наверняка наблюет прямо на сцене от волнения или запнется на первой же строчке. Но об этом можно подумать позже. А когда Химчан придет домой, он за ночь напишет новую песню. Странную, не похожую на все то, что он пытался до этого делать, но искреннюю и очень откровенную, разорвав все старые тексты на мелкие кусочки. Пусть глупо и демонстративно, но ему так проще. Все старые страхи и предубеждения обращаются в бумажную труху. ****** - Твою мать, посмотри, мне кажется, или в жюри сам Вербал? – какой-то коренастый парень, стоящий чуть поодаль от Химчана, выглядывает из-за занавеса и смотрит в зрительный зал. Его сосед, прыщавый долговязый мальчишка с дредами толкает его в бок и прижимает руки к рту: - Твою мать, точно, это же он! Блядь, я что-то совсем ссу, вдруг я перед ним облажаюсь? - Если ты облажаешься здесь, значит, это все, финита ля комедия, - отзывается его приятель, качая головой. – Джеп, Зико, Вербал – это тебе не школьный конкурс талантов. Они зарубят тебя сразу же, как только ты немного собьешься с бита! Химчан натягивает капюшон как можно ниже и пытается выровнять сбивающееся дыхание. Сердце рвется из груди как бешеное, вокруг него целая толпа людей, которые переговариваются между собой, повторяют заученные назубок строчки и репетируют давно отточенные позы, которые позволят выглядеть на сцене максимально уверенным и крутым. Сбоку раздается знакомый голос, и Ким оборачивается: мимо проходит Джун, одетый в ярко-желтый спортивный костюм и какую-то кепку с пафосной надписью, что-то бормоча себе под нос и делая непонятные пассы руками. Химчан невольно хмыкает: МС Джуниссимо, полностью уверенный в своей неотразимости, выглядит как абсолютный и непроходимый идиот. - Классный костюмчик, Творожок, - негромко говорит он, поднимая руку вверх и салютуя Джуну. Тот вздрагивает и, резко развернувшись, недоверчиво смотрит на него: - Химчан?! Что ты здесь делаешь? - Играю на барабане и танцую канкан. - Джун выпучивает глаза и становится похожим на надутого индюка. Волнение понемногу отступает, и Химчан насмешливо хмыкает. – Или ты думаешь, только молочным продуктам положено участвовать в подобных состязаниях? - Ты же зануда. - Джун делает шаг ему навстречу и презрительно фыркает. – Что ты вообще можешь знать о хип-хопе? Ты только и делаешь, что сидишь, закопавшись в свои идиотские бумажки и расписывая меню для школьных обедов! Тоже мне, принц. - Он разводит руки в стороны и вздыхает. – Даже твоя красивая подружка ушла ко мне. Он смотрит на него, видимо, ожидая ответной реакции. Химчан не ощущает ровным счетом ничего, кроме легкого отвращения, потому что от МС Джуниссимо воняет одеколоном так, что у него начинают слезиться глаза. - Да, я такой, - говорит Ким и внезапно ощущает, как волнение уходит, уступая место решимости и азарту. – И знаешь, что самое херовое? Он наклоняется к Джуну вплотную и дергает его за воротник спортивной куртки. - Я, такой зануда и идеальный принц, надеру твою тощую задницу так, что ты месяц сидеть не сможешь. - Джун округляет глаза, а Химчан хмыкает. – Скажи, только честно, в вашей парочке Хёсон сверху? Она ебет тебя страпоном, или же ты иногда все-таки ведешь себя как мужик? Джун становится похожим на перезрелый помидор и открывает рот, видимо, намереваясь что-то сказать, но тут позади раздается громкий окрик: - Ким Химчан! На сцену! - Я думаю, иногда ты все-таки сверху, - проникновенным тоном говорит Ким и выпускает из рук воротник куртки Джуна. – Я в тебя верю. Он разворачивается и твердым шагом идет на сцену, а МС Джуниссимо смотрит ему вслед, открыв рот и теребя в руках свою идиотскую кепку. С большими стразами, затейливо выложенными по кромке. Когда он выходит на сцену, то невольно щурится от яркого света софитов. Постепенно глаза привыкают, и Ким видит полный зал людей, среди которых взгляд сразу выхватывает макушку Чунхона, возле которого стоят Дэхён, Чоноп и Ёнджэ, они машут ему руками и кричат что-то подбадривающее. Химчан слышит у сцены чей-то шокированный возглас и опускает взгляд: практически напротив него стоит Хёсон в компании своих разукрашенных и разодетых подружек и, некрасиво открыв рот, таращится на него широко распахнутыми глазами. - Дамы и господа, представляем вам Химчана! – кричит ведущий, и толпа отзывается нестройным гулом голосов, приветственно вскидывая руки вверх. Ким снимает капюшон толстовки и, махнув рукой, смотрит на большой стол, за которым сидит какой-то всклокоченный мужчина в свитере и джинсах, держащий в руках блокнот и не спускает с него внимательного оценивающего взгляда. Тот самый Вербал, понимает Ким, тот самый крутой рэпер, которого боятся все участники. Возле него сидит парень с выкрашенными в светлый цвет волосами, в котором Химчан узнает У Чихо, ученика первого года старшей школы, продвинутого МС и хорошего приятеля Бана. Сам Ёнгук сидит справа от него, и сердце Кима пропускает удар, когда он замечает знакомую алую макушку. - И сейчас он зачитает нам свою песню, которая называется «Прощение». – Ведущий подходит к Химчану и хлопает его по плечу. – Эй, все, make some noise! Толпа отзывается громкими криками, ведущий дает отмашку диджею, и тот включает знакомый бит. Ёнгук скрещивает руки на груди и смотрит на него в упор, Химчан подносит к губам микрофон, чтобы начать, чтобы высказать все то, что копилось в его душе, но внезапно что-то будто толкает его в спину, и Ким говорит, поднимая руку вверх: - Стоп! Диджей непонимающе пожимает плечами, но выключает музыку. Зрители недовольно гудят, а кто-то даже кидает на сцену пустые пластиковые стаканчики. Химчан откашливается и громко говорит, выходя под свет прожектора: - Изначально я хотел выступить с песней, которая называется «Наваждение». - Гул стихает, Вербал удивленно приподнимает бровь, а Зико толкает Бана в бок и что-то шепчет ему на ухо, показывая на Кима пальцем. – Мне казалось, что она такая крутая и классная, ведь я вложил в нее всю душу, но я порвал листы к херам, потому что она была слишком продуманная и скучная. – Он ерошит волосы на затылке и улыбается. – И тогда я написал другую, потому что с ее помощью я хотел рассказать о своих чувствах. – Он поднимает голову и смотрит Бану прямо в глаза. – Потому что в этом зале находится мой любимый человек. В толпе раздается громкий женский возглас, в котором Ким без труда узнает голос Хёсон. Он облизывает пересохшие губы и, помедлив, вскидывает руку вверх, показывая средний палец: - Но, какого хера я буду читать что-то продуманное, когда о таких вещах надо говорить так, чтобы шло прямо от сердца? Я что, долбанный герой школьной дорамы, чтобы читать заученные слова? – В зале слышны одобрительные возгласы, и Ким кричит, делая шаг вперед: - И потому я решил, ну нахуй! Рэп – это свободная стихия, я свободен от всех этих рамок и ограничений, поэтому я буду читать то, что приходит на ум здесь и сейчас. – Он поворачивается к таращемуся на него ведущему. – Эй, хён, можешь дать мне бит? Толпа разражается громкими воплями, ведущий пожимает плечами и подносит к губам микрофон, выдавая ритмичный битбокс, а Химчан вновь смотрит на Бана. А тот смотрит на него в ответ темными глазами, наполненными чем-то таким сильным, что Ким вскидывает руку и открывает рот, чувствуя, как слова буквально рвутся наружу, складываясь в складные фразы, полные его отчаянных, безумных чувств. Адреналин кипит в крови, свет софитов слепит глаза, зрители беснуются, эмоции захлестывают его с головой, и Химчан отчетливо понимает, почему Бану это так нравится. Драйв от выступлений, энергия, исходящая от зрительного зала, возбуждение, близкое к сексуальному, проходящее по всему телу от кончиков пальцев до самой макушки, - это просто запредельно здорово, и от волнения, страха и внутреннего напряжения не остается ни следа. А еще Ёнгук смотрит на него в упор, и Ким запрокидывает голову вверх, выкрикивая последние строчки, в которых говорит о любви, о том, что убегать проще, но он как-то задобался. Химчан плавится под лучами софитов, сжигая свою старую сущность к чертям. - Все рэперы – дебилы, которые могут только громко говорить и материться, - говорит Ким и, бросив микрофон на сцену, показывает толпе средний палец, а потом разворачивается и уходит со сцены. Странно, но зрители почему-то реагируют на его слова восторженными воплями и одобрительными криками. Ноги подгибаются, колени дрожат от подступившего адреналина, и Химчан цепляется за стену, силясь перевести сбившееся дыхание. - Сделай что-то такое, чего от тебя никто не ожидает. Позже он поблагодарит Дэхёна за действительно ценный совет. ****** Первым он не становится, но занимает почетное третье место. В качестве приза ведущий вручает ему фирменную кепку «Адидас» и долго пожимает ему руку, говоря о том, что для дебютанта это было просто нереально круто. Химчан чувствует на себе завистливый прожигающий взгляд Джуна, который сбился на втором куплете и после этого мямлил какую-то околесицу под громкий свист зала, и едва сдерживается, чтобы не повернуться к нему и показать средний палец. Но сдерживается и надевает кепку под одобрительные крики зрителей. После церемонии награждения он ищет Бана, но тщетно. Ему попадается Вербал, который хлопает его по плечу и говорит про то, что все было очень неплохо, но он на его месте поработал бы еще над дикцией и темпом, и Зико, который обнимает его и, обдавая сильным запахом мятной жвачки, кричит, что Химчан крут, и он был бы не против записать с ним микстейп. Далее на него налетают Дэхён, Ёнджэ, Джело и Чоноп, которые наперебой твердят что-то вроде «ты крут, хён, вообще мужик, мы от тебя такого не ожидали, дай померить кепку, пойдем праздновать!» Ким машинально отвечает на их расспросы и, в конце концов, сбегает от них в туалет, потому что хочется оказаться как можно дальше от большого скопления людей, жаждущих его внимания. Он идет по узкому прокуренному коридору и выдыхает, ощущая, как адреналин медленно, но верно испаряется из крови, и ища глазами Бана. У стен столпилось много людей, они курят, смеются и переговариваются между собой, но Ёнгука нет. Ким прикусывает нижнюю губу и достает из кармана телефон, намереваясь набрать Джело и спросить, не видел ли он своего хёна, как внезапно за спиной раздается мерный цокот каблуков и громкий крик: - Химчан-оппа! Он оборачивается и видит перед собой запыхавшуюся, всклокоченную Хёсон. Она поправляет растрепавшиеся волосы и делает шаг ему навстречу, ослепительно улыбаясь, и у Кима возникает четкая ассоциация с романтической сценой из какой-нибудь третьесортной дорамы. Сейчас она должна будет сказать ему о том, что она ошибалась, он должен прижать ее к себе и поцеловать, затем они будут вместе долго и счастливо, потому что так прописали сценаристы. - Оппа, твой поступок, он… - Хёсон прижимает руки к груди. – Он тронул меня просто до глубины души! Я считала, что ты скучный и предсказуемый, а ты вышел ради меня на сцену и даже прочитал рэп! И как прочитал, ты был таким классным, ты был намного круче, чем Джун-оппа! – Прежде чем Ким успевает что-то ответить, она бросается ему на шею и крепко обхватывает ее тонкими руками, прижимаясь к нему высокой грудью. – Я сразу поняла, что твое признание в любви ко мне! О, оппа, ты меня убедил, твоя Хёсон возвращается к тебе, ну же, поцелуй меня! Она поднимает голову и, приподнявшись на цыпочках, тянется к его губам. От нее приятно пахнет дорогими духами, у нее теплые руки и красивые губы, накрашенные вишневым блеском для губ, и Химчан не испытывает к ней ровным счетом ничего. Ни любви, ни желания, ни негатива из-за того, что она бросила его, а потом вернулась, как только он показал свою крутую сторону. Ким берет ее за плечи и аккуратно отстраняет ее от себя. Мягко целует в лоб и говорит, качая головой: - Хёсон-а… Прости, но моя песня была не для тебя. Рот девушки приоткрывается, и она смотрит на Кима широко распахнутыми глазами. Химчан подавляет желание щелкнуть ее по носу и добавляет, глядя в ее умело подкрашенные блестящие глаза: - Понимаешь, да, все это было ради того, чтобы просто тебя вернуть, но не из-за того, что я тебя любил. - Радужка глаз Чон темнеет, и Ким сжимает ее плечи, надеясь, что она все-таки не расплачется. – Как и ты не любила меня. Мне просто хотелось потешить свое мужское самолюбие, так сказать, оказаться тем, кто скажет последнее слово, ведь было так обидно, когда девушка бросает тебя первой. Я втянулся во всю эту заваруху, а потом мне начало нравиться. - Оппа, - начинает было Хёсон, но Ким прерывает ее, качая головой: - Ты была абсолютно права. Я был скучным и предсказуемым, я никогда не мог отступить от заранее прописанного шаблона, и я понимаю, что тебе со мной было действительно неинтересно и скучно. Но я изменился. Вот только не ради тебя. Ким отстраняется от Хёсон и, помедлив, усмехается: - Ты ведь никогда меня не любила. Мы встречались друг с другом потому, что это было престижно и соответствовало нашему статусу, принц школы и первая красавица – просто королевская парочка. Вот только мы с тобой не созданы друг для друга. Мы ведь даже в постели вели себя как пенсионеры, делая все на автомате, потому что так нужно. - Я ощущала себя сорокалетней домохозяйкой с ипотекой и целлюлитным задом, - внезапно слабо улыбается Хёсон, забавно морща нос, и Ким думает, что, несмотря на всю внешнюю гламурность и напускную театральность, она все-таки неплохая девчонка. Кому-нибудь с ней очень повезет. - Я люблю другого человека, Хёсон. - Ким машинально сжимает в руках кепку и ощущает, как будто с души падает тяжелый груз. Оказывается, сказать о своих чувствах другому человеку открыто не так уж и сложно. – Прости, если я обманул твои ожидания. - Нет, это ты меня прости, - качает головой Чон. – Я вела себя как самая настоящая дура, и потом, то, как я бросила тебя ради Джуна, было жутко подло. Я повела себя как самая настоящая сука из американских комедий, а все ради парня, который заставлял меня танцевать ему тверк и все твердил о том, как все рэперы будут лежать у его ног, когда он выступит. - Если только от смеха, - фыркает Химчан, и Хёсон смеется вместе с ним, а потом делает шаг ему навстречу и обнимает его за шею. Ким обнимает ее в ответ и слышит, как она тихо шепчет, обдавая его кожу теплым дыханием: - Ей с тобой очень повезло, оппа. Я очень надеюсь, что она сделает тебя счастливым. Ким вспоминает Бана, с его широкими плечами и хриплым голосом, и хочет было сказать Хёсон, что «она» - брутальный рэпер с плохой репутацией и многочисленными татуировками, но вместо этого отвечает, поглаживая Чон по мягким волосам: - Обязательно. Хёсон отстраняется, и Ким замечает на ее глазах выступившие слезы. Она глубоко вздыхает и, одернув на себе блестящий топ, преувеличенно радостно восклицает: - Ладно, я побежала к подругам, а то они меня совсем заждались! – Она машет Химчану рукой и смеется. – Похвастаюсь им тем, что только что обжималась с крутым фристайлером и звездой «Рэп-сейшн». Пока, оппа. - Она широко ему улыбается. – Если твоя девчонка тебя отвергнет, скажи мне, я найду ее и выцарапаю ей глаза. Химчан смеется в ответ и молча смотрит ей вслед, наблюдая, как ее хрупкая фигурка удаляется по темному коридору. Почему-то становится немного грустно, и Ким морщится из-за этого пронизывающего чувства. - Мне уже начинать бояться острых ногтей госпожи Чон? – раздается за спиной знакомый хриплый голос. Ким оборачивается и видит позади себя Бана, который улыбается ему, насмешливо прищурившись. - У вас что, сегодня такая фишка, подкрадываться ко мне сзади? – Ким смеется, пытаясь скрыть подступившее волнение. – А теперь дай угадаю: ты стоял рядом и слышал наш разговор с самого начала? - Почти, - Бан делает шаг ему навстречу. – Я подошел как раз в тот момент, когда она что-то кричала про то, что возвращается к тебе и бла-бла-бла. – Он издает рвотный звук. – Она хорошая девушка, но в тот момент мне очень хотелось оттаскать ее за волосы. - И… что ты скажешь? – тихо спрашивает Химчан. Ёнгук облизывает пересохшие губы и смотрит на него в упор. - Я скажу, что ты занудный педантичный мудак, который, оказывается, неплохо фристайлит. Скажу, что, когда я нес тебе тогда всю эту долбанную пошлую чушь, я говорил не об очередной девушке с километровыми ногами и огромными буферами, а о тебе, плоском как доска, потому что две последние недели мне хотелось разложить тебя буквально на каждой горизонтальной поверхности и трахать до изнеможения. С тобой мне было хорошо, спокойно и весело, как мне не было ни с кем, даже, несмотря на то, что мы с тобой полярно разные, и ты регулярно отчитываешь меня за курение и грязные ботинки. Ты надоедливый, упертый, слишком красивый, чтобы быть парнем, а, когда ты стоял там на сцене и смотрел прямо на меня, больше всего на свете мне хотелось спрятаться под стул и зарыдать как сопливая малолетка, настолько это было сильно… И круто? – Он морщится. – Непредсказуемо? Не знаю… Я не знаю, как это объяснить, но после мне нужно было сбежать куда-то и немного отдышаться, потому что я был по-настоящему счастлив. – Он подается вперед и утыкается лицом в грудь Химчана. – А вот сейчас ты должен мне сказать, что есть кто-то третий, которому ты и посвятил свое выступление и разбить мне сердце к херам, по законам дорамного жанра. Ким смеется и осторожно обнимает его за плечи, вдыхая знакомый мускусный запах и опуская голову ему на плечо. - Это значит, что ты тоже меня любишь? - Это значит, что я смотрю слишком много сериалов, точь-в-точь, как твоя бывшая подружка. – Ёнгук поднимает глаза и встречается с ним взглядом. – А еще на нас смотрят люди, и, если ты не хочешь, чтобы все в андеграундном сообществе узнали, что на самом деле мы с тобой чертовы ванильные педики, нам надо сделать что-то мужественное и крутое, например, трахнуть прямо здесь парочку мулаток. Ким смеется и чувствует, как нутро заполняется знакомым ощущением тепла и спокойствия. Особым чувством, которое возникает в душе только тогда, когда Ёнгук рядом. - Пойдем-ка отсюда, - говорит Бан и толкает его плечом. – Эй, бро, это было классно, ты мужииик! – хрипло кричит он, корча дурацкую рожицу. - Хочешь трахнуть парочку мулаток? - Химчан незаметно касается кончиками пальцев его ладони и чувствует, как Бан несильно сжимает их в ответ. - Я хочу тебя поцеловать, - просто отвечает Ёнгук и широко улыбается, отчего сердце пропускает удар, и Ким идет за ним по прокуренному коридору, поправляя кепку на спутавшихся волосах. И думает, что каждый раз, когда Бан вот так улыбается, он влюбляется в него еще больше. ****** Они целуются в прокуренном туалете, и Химчан ощущает себя персонажем какого-то гребанного артхауса, когда Бан сажает его на унитаз и пытается расстегнуть на нем брюки. В соседней кабинке, судя по громким женским стонам, уже кто-то занимается сексом, и Ким толкает Бана в плечо: - Блядь, нет. Я не могу трахаться там, где трахается еще целая толпа народа, - Он показывает на помятую кепку. – Я же, в конце концов, практически победитель. - У меня дома нет родителей, - отзывается Бан, опираясь спиной о тонкую грязноватую стенку кабинки. – И брата с Тигром тоже, они поехали к бабушке в гости. - Тебе не кажется, что твои родители как-то подозрительно часто бросают тебя одного? – хмыкает Химчан и рвано выдыхает, когда Бан дергает его за руку на себя и проводит рукой по ширинке. - Они просто знают, что я хороший мальчик. - Ёнгук пинком открывает дверь кабинки и буквально тащит его за собой. – Что я не приведу в дом каких-нибудь шлюх. - Ты приведешь туда меня, - отзывается Ким, ощущая, как низ живота наполняется возбуждением. Ёнгук оборачивается и, прищурившись, насмешливо смотрит на него. - Ты президент ученического совета, тебя приводить почетно и престижно. - Внезапно он громко смеется. – Блядь, да я отдеру тебя за все твои чертовы лекции о вреде курения и подросткового алкоголизма! Ким корчит презрительную гримаску, но член в штанах пульсирует от грубых слов Ёнгука. Грязные слова Бана действуют на него похлеще афродизиака, и Химчан глубоко вдыхает, стараясь выровнять сбившееся от внутреннего напряжения дыхание. Они добираются до дома Бана на машине его сестры буквально за десять минут. У Химчана кружится голова и стоит так, что больно, потому что Бан поглаживает его теплой ладонью по колену, проводя чуть ниже, прямо по скрытому тканью брюк члену. Он глухо стонет, а Ёнгук резко паркуется и прижимается губами к его губам, наваливаясь на него сверху и с силой сжимая руку на бедре. Как они добираются до дома Бана, Ким не помнит, потому что мысли путаются, сознание наполнено багровой пеленой, он цепляется за толстовку Ёнгука, вжимаясь в него бедрами и, когда тот отстраняется, чтобы перевести сбившееся дыхание, Ким приходит в себя и понимает, что они в прихожей, и, кажется, сейчас он топчет ногами изящный лаковый полуботинок матери Бана. Ёнгук толкает его вперед, так что Химчан врезается спиной в дверь, ударяется головой и тихо стонет, когда Бан прижимается губами к шее, засасывая кожу и скользя ладонями по его бедрам. - Черт, Ёнгук, - выдыхает Ким, потираясь об Бана бедрами и ощущая, как по всему телу распространяется жаркая волна удовольствия. Ёнгук задирает его толстовку и проходится кончиками пальцев по животу, сдавленно шепча ему на ухо: - Блядь, Химчан, какой же ты чертовски горячий. Знаешь, а ведь я действительно хочу разложить тебя на столе в комнате ученического совета… - Его жаркий шепот, как кажется Киму, проникает под кожу, отчего все тело изнутри горит как при лихорадке, и Химчан стонет, когда Бан сдергивает с него толстовку и продолжает тихо и сбивчиво говорить: - У тебя там такой широкий и удобный стол… Как думаешь, на нем будет удобно трахаться? – Он наклоняется и проводит кончиком языка по напряженному соску. – О, думаю, да. Только представь: я ебу тебя прямо на каких-нибудь дурацких бумажках со сметами, ты стонешь и выгибаешься, елозя руками по этому чертовому столу. - Химчан задыхается, потому что Бан накрывает рукой его стоящий член и начинает массировать его сквозь ткань брюк, хрипло и жарко шепча: - Ты возбудился, да? Черт возьми, какой же ты на самом деле испорченный, Химчан! Только представь, как я трахаю тебя прямо там, как я дрочу тебе, пока ты отбиваешь колени о деревянную поверхность, а потом кончаешь и забрызгиваешь спермой все эти идиотские бумаги и свои форменные брюки. Ты всегда их так тщательно отглаживаешь, Химчан. - Низкий голос Бана отдается во всем теле истомой, его рука движется все быстрее, и Ким вцепляется руками в его плечи, стараясь удержать равновесие, потому что ноги не слушаются. – Так и хочется все испортить… - Черт тебя дери, Бан, - Химчан прижимается к его губам, ощущая, как член пульсирует под теплыми пальцами Бана. – Черт тебя дери, - повторяет он, задыхаясь. Ёнгук слегка отстраняется, расстегивает пуговицу на джинсах и тянет за язычок молнии, с силой сжимая плечо Кима влажными пальцами. Химчан стряхивает с себя брюки и остается в одном белье, а Бан стаскивает с себя толстовку, оставаясь по пояс обнаженным. Ким скользит взглядом по его широкой груди, рельефному прессу и яркой татуировке и сглатывает, протягивая руки вперед и оглаживая выступающие ключицы. - До спальни дотерпишь? – хрипло спрашивает Бан и, будто издеваясь, сжимает пальцами его напряженные соски. Ким запрокидывает голову назад и вновь ударяется затылком о чертову дверь. До спальни он терпит с трудом. Ноги подводит от возбуждения, дыхание сбивается, и наваждение слегка спадает, когда Бан пинком открывает дверь, и взору Кима предстает его кровать, на которой торжественно восседает целый отряд плюшевых тигров. - Твою мать, ты что, серьезно… - начинает было Ким, но давится воздухом, потому что Бан толкает его на кровать. Химчан падает на спину, а Ёнгук садится на колени, расстегивая ремень с большой металлической пряжкой и глядя на него лихорадочно блестящими глазами. - Соскучился по моему хую? – усмехнувшись, спрашивает Бан, стягивая с себя брюки и трусы и обнажая покрасневший член с влажной головкой. Ким протягивает руку и обхватывает его пальцами, на что Ёнгук реагирует сдавленным шипением. - Очень, - хрипло тянет он, скользя по напряженному стволу. – Думал даже завтра ему письмецо написать, узнать, как он поживает. - Сука, - нежно бормочет Бан и, подавшись вперед, проводит языком по груди Кима, оставляя влажный след на разгоряченной коже. – Саркастичная сука. Он скользит губами по напряженному животу, поглаживая пальцами бедро, и Химчан закрывает глаза, ощущая себя на редкость открытым и даже немного беззащитным. Бан ласкает его грубо и порывисто, так что каждый нерв напряжен до предела, и Киму кажется, что он кончит еще до того, как Бан вообще коснется его члена. Ёнгук медленно стягивает с него боксеры и, чуть помедлив, касается пальцами входа, обводя указательным напряженное колечко мышц. Химчан вздрагивает, а Бан облизывает пересохшие губы и бормочет: - Ох, черт, смазка. Точно, я же должен растянуть тебя со смазкой… Он отстраняется и поворачивается к столу, открывая верхний ящик. Ким ощущает, как нутро заполняется легкой нервозностью, и спрашивает, пытаясь справиться с подступившим волнением: - Готовился? - Смотрел гей-порно, - лаконично отвечает Бан. – И дрочил. – Он достает из ящика тюбик смазки и, открыв его, морщится. – Блядь, она воняет бананом! Он выжимает прозрачный гель на пальцы и начинает размазывать его по своему стоящему члену. – Химчан, ты же не против, что тебя трахнут бананом? Он проводит второй рукой по груди Кима, опускаясь ниже и обхватывая его ствол подрагивающими пальцами. Химчана будто бьет током, и он выгибается на кровати, зажмуриваясь и хватаясь пальцами за простыню. Которая, кстати, тоже украшена принтом в виде тигров из популярного мультфильма. - Расслабься, - бормочет Бан и, продолжая ласкать его рукой, вводит указательный палец. Ощущение странное и немного неприятное, и Ким морщится, выгибаясь на кровати. - Знаешь, Бан, что я тебе скажу? - Что я сексуальный и классный? – Ёнгук облизывает пересохшие губы, вставляет еще один палец и начинает двигать ими внутри, так что становится немного больно, но Бан сжимает его головку, отчего неприятное ощущение притупляется, и Химчан тяжело дышит, ощущая, как воздух становится тяжелым и плотным будто желе. - Трахаешься ты намного хуже, чем читаешь рэп, - говорит Ким, открывая глаза и глядя на Бана снизу вверх. Ёнгук закусывает нижнюю губу и внезапно вгоняет пальцы глубже, и Химчана буквально подкидывает на кровати, потому что Бан задевает какую-то особую точку, из-за чего все тело прошибает яркой вспышкой удовольствия. - Твою мать! – вскрикивает Ким, когда Бан снова касается того самого места, а Ёнгук ухмыляется и издевательски тянет, сжимая его член у основания: - Как ты говоришь, я трахаюсь? Если тебе не нравится, я могу прекратить! - Да пошел ты! – стонет Химчан, елозя пятками по простыне. Ему до одури жарко и очень хорошо, рука Бана грубо и быстро надрачивает его пульсирующий член, пальцы скользят в заднице, вновь и вновь задевая ту самую точку, а еще Ким ощущает себя долбанной шлюхой, потому что плюшевые тигры, сидящие на кровати, смотрят на него большими черными пластмассовыми глазами как-то укоризненно. Ким зажмуривается, а Ёнгук тем временем вытаскивает пальцы и хрипло выдыхает, проводя рукой по его бедру: - Готов? Ни черта я не готов, думает Химчан, но вслух говорит, подаваясь бедрами вперед: - Давай уже. - Ёнгук придвигается ближе, и Ким чувствует, как его входа касается горячая головка. – Докажи мне, что трахаешься ты не хуже, чем фристайлишь. Бан входит медленно, придерживая его за бедра, но все равно немного больно, и Ким думает, что это тебе, черт возьми, не дежурный трах с Хёсон, когда все продвигается по стандартному скучному сценарию. Это отнюдь не идеально, но очень хорошо, потому что с Баном все как-то очень правильно. Ёнгук входит в него до предела и, запрокинув голову назад, глухо стонет, и Химчан, скользя взглядом по его выступающему кадыку и яркой татуировке на груди, думает, что это самое возбуждающее и порочное зрелище, которое он когда-либо видел в своей жизни. - Твою мать, - шепчет Бан и подается бедрами вперед, вбиваясь в него рваными толчками. – Твою мать, Химчан! Что он говорит дальше, Ким слышит будто сквозь пелену, потому что Ёнгук снова задевает что-то внутри, и становится слишком хорошо, до темноты в глазах. Бан движется быстро, буквально втрахивая его в матрас, накрывая одной рукой его член, а второй опираясь на кровать, голова Кима мерно бьется об изголовье кровати, но ему сейчас абсолютно плевать, потому что с каждым толчком Ёнгука нутро будто заполняется раскаленной лавой, и Ким хватается руками за простыню, дергая ее на себя и, кажется, разрывая тонкую ткань. - Я так давно этого хотел, - хрипло тянет Бан, наклоняясь и проводя языком по его шее. – Я, черт возьми, хотел этого все эти чертовы недели, когда ты строил из себя целку-невидимку и изображал неземную любовь к Хёсон. – Член в его руке пульсирует, и Ким рвано выдыхает, чувствуя, как с каждым новым толчком приближается к пику. – Блядь, Химчан! – вскрикивает Бан и откидывает голову назад. – Ох, черт! Его хриплый голос отдается во всем теле болезненной пульсацией, и Химчан выгибается, ощущая, как перед глазами возникают радужные круги, а член пульсирует в чужой влажной ладони. Бан продолжает двигаться, придерживая его за бедра, и Ким, зажмурившись, чувствует, как его плоть внутри становится тверже и больше, и невольно сжимает мышцы входа, силясь принять его как можно глубже. - Химчан! – хрипло вскрикивает Бан и вздрагивает, зажмуриваясь и резко выдыхая. Ким чувствует, как член пульсирует, и вздрагивает, когда вход заполняется чужой горячей спермой. Ёнгук падает на него, силясь перевести сбившееся дыхание, а Химчан вытирает влажные ладони об одеяло и говорит, стараясь, чтобы сорванный голос звучал как можно громче и четче: - Ты долбанный вуаерист. Бан выдыхает и открывает затуманенные глаза, глядя на него с легким удивлением. Затем вытирает испачканную чужим семенем руку о несчастное покрывало и спрашивает, перекатываясь на кровать и обнимая Кима за плечи: - Это потому, что я целовал тебя в сортире клуба? - Нет, потому что все твои долбанные плюшевые уроды смотрели на меня все то время, что ты втрахивал меня в матрас. - Химчан пинает ногой одного из тигров и морщится от боли в растраханной заднице. – Я ощущал себя чертовой порноактрисой, которая старается для довольных зрителей. - Не знаю, были ли они довольны. - Ёнгук тянется и берет в руки плюшевую игрушку. – Эй, Тигр, скажи, Химчан хорошо трахался? Нет? Местами лажал? Вот видишь! – Он поднимает на Кима глаза и цокает языком. – Зрители считают, что в следующий раз ты должен стараться лучше. Ким смеется и толкает его в бок, пытаясь выхватить у него из рук игрушку и падая на Бана. Тот обнимает его, крепко прижимая к себе и, бросив тигра на пол, гладит Кима по пояснице, и Химчан думает, что, как бы это сопливо ни звучало, это и есть самое настоящее счастье. Когда тебя обнимает любимый человек, крепко и очень бережно, даже если на вас при этом пялится целая толпа плюшевых монстров, загадочно поблескивающих в полумраке круглыми глазами. ****** - Кто был сверху?! – врывается в его затуманенную сном голову въедливый голос Дэхёна. Химчан сонно моргает глазами и, морщась, ошарашенно смотрит на экран: три часа ночи. Бан ворочается рядом и что-то бормочет, а Ким подносит телефон к уху и переспрашивает: - Что? - Кто из вас был сверху, ты или Бан, отвечай, скорее, - раздается в трубке громкий вопль Чонопа, и Ким, не привыкший к такому бурному проявлению эмоций со стороны донсэна, машинально бормочет: - Ёнгук… В трубке раздается радостный вопль Чона и негодующий возглас Ёнджэ, потом шуршание и громкий голос Джело, который слегка запинается и глотает окончания слов: - Ёнгук-хён, я знал, я знал! Это Чоноп-хён и Ёнджэ-хён ставили на Химчан-хёна, а я верил, что ты проявишь инициативу! Бан, придвинувшийся вплотную к Киму и слушающий их разговор, давится воздухом и начинает громко кашлять, а Дэхён торжествующе тянет, не скрывая радости в голосе: - Ю Ёнджэ, ты должен мне и Джело по двадцать баксов. А ты, Чоноп, десять, потому что ты не такой мудак и самодовольная заучка. - Эй! – вскрикивает Ёнджэ, а Чоноп негромко хихикает и говорит: - Договорились. - Вы что, на нас поспорили? – обалдело спрашивает Бан, вопросительно глядя на Кима. – Но… - Да только слепой тормоз не заметил бы, что между вами напряжение в херову кучу вольт, - фыркает Дэхён. – Мы всего-то и предположили, когда вы наконец созреете и радостно потрахаетесь. Вот только, кто будет активом, было непонятно, потому что вы оба любите доминировать, извращенцы! - Ничего, готов поспорить на что угодно, что первый минет сделает Химчан-хён, - раздается в трубке меланхоличный голос Чонопа. Химчан округляет глаза, а Ёнгук беззастенчиво смеется, толкая его локтем в бок. - Откуда ты вообще такого нахватался? – орет Ёнджэ. – Ты понимаешь, что ты плохо влияешь на Чунхона! Что если он захочет узнать, что это такое! - Я и так это уже знаю, хён, - вклинивается в его тираду Джело. Чуть помолчав, он застенчиво спрашивает: - Хён, а что такое «фистинг»? Что в итоге отвечает Ёнджэ, Химчан не узнает, потому что трубка издает противный писк, и звонок прерывается. Ёнгук молча смотрит на смартфон в руке Кима и наконец изрекает, опуская голову обратно на подушку: - М-да… - Малолетние говнюки, - вздыхает Ким, укрываясь одеялом и невольно улыбаясь. – Черт, готов поспорить на что угодно, что пари предложил Дэхён. - Предложил Ёнджэ, - не соглашается Бан. - А Чон его только поддержал. Он придвигается ближе и обнимает Кима поперек груди, устраиваясь на кровати. Химчан кладет телефон на тумбочку и закрывает глаза, ощущая, как тело медленно, но верно проваливается в сон… Ему спокойно и хорошо. Даже несмотря на то, что тело ломит так, будто по нему проехались трактором, а задница саднит и болит, стоит сделать лишь одно неосторожное движение. - Эй, Химчан, - рука Бана скользит по его груди, поглаживая живот. – Мы же продолжим наши с тобой рэп-уроки? Он обдает его шею горячим дыханием и слегка царапает его бедро короткими ногтями: - Если выиграешь у меня в баттле, я тебе отсосу. Если проиграешь – я выебу тебя прямо в кабинете совета, как я давно и хотел. – Он тихо смеется и легко касается руками его плеча. – Как думаешь, предсказание Чонопа сбудется? Химчану нравится, когда Ёнгук говорит грязно. Химчану нравится читать рэп, чувствовать энергию зала и изливать все то, что скопилось в душе в тексты, яркие, сильные и проникновенные. Химчану нравится его новая сущность. Пусть и не такая идеальная, но зато настоящая, живущая не по продуманному сценарию, а просто счастливо. - Все рэперы – дебилы, которые могут только быстро говорить и материться. Химчану нравится быть «дебилом». Золотой будильник, потерянная гетеросексуальность и фобия на плюшевых тигров из старого мультфильма Диснея прилагаются. The End