Спор можно и проиграть

Выходные приближались слишком долго, но пришли всё равно неожиданно. Так всегда бывает, когда ждешь чего-то: вначале это что-то маячит неясным пятнышком на горизонте, а потом вдруг стукает тебя по лбу и остается в прошлом так быстро, что и насладиться не успеваешь. Субботнее утро хорошо тем, что можно спокойно поспать — в общежитии относительно тихо, спешить никуда не надо. Морозова унеслась по каким-то таинственным делам, собравшись удивительно быстро и почти бесшумно. Она была из тех людей, которые спали по три-четыре часа в день, а остальное время не могли усидеть на месте и развивали бурную активность, буквально придумывая себе дела. Таня во сне нахмурилась и постаралась отвернуться от солнечного света, но отдернутые заботливой Анькиной рукой шторы теперь совершенно не удерживали дневной свет. Пришлось вставать — на часах уже было одиннадцать утра, а Гроттер знала, что пролежи она в постели еще полчаса — не встанет до вечера. Заняться было, откровенно говоря, нечем. Первокурсников пока не слишком нагружали, так что домашние задания уже готовы. Можно было побродить по общежитию и найти таких же одиночек, но идейка казалась так себе: кто-то отсыпается после веселой пятницы, кто-то, подобно Морозовой, уже убежал по делам, а влюбленные и не очень парочки вряд ли были бы рады компании Тани в такой прекрасный день. «Доброе. Есть планы?» — сообщение было кратким и вполне в духе самой девушки. Ответ от Ягуна пришел спустя несколько минут: «Иду покорять Лоткову. Скучно? Могу зайти». Гроттер усмехнулась: что-то подсказывало, что ледяной щит перед сердцем её однокурсницы скоро треснет — она уже не раз ловила взгляды Кати на Баб-Ягуне, когда тот не видел, да и скучающее выражение лица, когда красавица курса расспрашивала саму Таню, есть ли кто-то у её друга, не могло никого обмануть. Так что полная Катина капитуляция оставалась лишь делом времени, техники и, главное, терпеливости Ягуна. Но обнадеживать его рыжая не спешила — пусть помучается, больше ценить будет. «Нет, покоряй горизонты, найду чем заняться» — коротко ответила она и отложила телефон. Осеннее солнце уже практически не грело гуляющих, но всё еще тянуло выбраться на улицу. На голубом небе — даже слишком голубом, ведь навевало мысли совсем не о погоде, а о чьих-то глазах — не было видно ни тучки. Немного помаявшись, Таня всё же собралась и, захватив с собой недочитанную книжку, отправилась в ближайший парк.

***

«Мне кажется, повидать жизнь — еще не значит набраться опыта, которым можно поделиться с другими. Самыми широкими взглядами, по-моему, отличаются люди, которые особенно строги к себе. А утихомирившиеся бунтари, как правило, особенно нетерпимы…»* — взгляд скользил по страницам, и Таня абсолютно не обращала внимания на гуляющих вокруг людей. Пустую лавочку пришлось поискать, но поиски увенчались успехом. Она подтянула ногу к себе и уперлась подбородком в колено, а второй ногой продолжала болтать в воздухе. Книгу приходилось держать на весу, так что Таня лишь порадовалась, что не захватила ничего более тяжеловесного. Краем глаза она уловила справа какое-то движение и уже было повернула голову, когда услышала тихий, словно бархатный голос: — Замри. Абсурдность ситуации и вправду заставила Гроттер замереть, но она всё же едва заметно повернула голову, чтобы видеть хозяина голоса. Темноволосый парень склонился над толстым блокнотом и что-то быстро рисовал, прикусив тонкую губу. Тёмно-карие, почти черные глаза на миг скользнули по её лицу, после чего незнакомец вдруг усмехнулся: — Я же попросил замереть. — Гроттер послушно вернулась в прежнее положение и опустила глаза в книгу. Но сосредоточиться не получалось: смысл слов ускользал от неё и приходилось по три раза перечитывать каждое предложение. В таком напряжении прошло минут десять. Стараясь теперь не дергать головой, она вновь покосилась на художника и, вложив в голос как можно больше язвительности, спросила: — Долго еще? — хотелось нормально двигаться, а не сидеть, замерев, словно каменное изваяние. Тот решил проигнорировать недовольные нотки в голосе и вновь усмехнулся: — Интересно? Уже всё. Можешь смотреть. — Таня покачала головой, разминая затекшую шею, и, наконец, уже прямо посмотрела на незнакомца, отмечая те черты, которые не заметила при первом беглом осмотре. У него был широкий подбородок и резкие красивые скулы. Раньше ровный, сейчас с маленькой горбинкой нос — явно хотя бы однажды сломан. Тяжелые брови нависали над красивыми, с каким-то восточным разрезом глазами. Тёмные волосы коротко подстрижены, а на шее видна татуировка-узор, которая убегала и пряталась в вороте кожаной куртки. Такого легко представить на обложках глянцевых журналов или на биллбордах. И, Таня была почти уверена, вокруг него вечно толпились поклонницы. — Будешь смотреть или как? Девушка вздрогнула и покраснела. Она так увлеклась разглядыванием этого художника, что совершенно забыла о портрете. Гроттер сжала зубы, злясь на себя, и протянула руку, почти выхватывая блокнот. Мелькнула мысль, что там сейчас будет бездарный рисуночек, а такое поведение — лишь способ снять её, но нет. На портрете и правда была она, причем безумно похожая на оригинал. Он отметил и то, как падает свет на её лицо, и маленькую родинку на щеке, и то, как выбились пряди из-за уха. Девушка на портрете казалась одновременно и напряженной, и расслабленной — странное сочетание, словно он умудрился передать её ощущение до его прихода и после. — Красиво. — Незнакомец продолжал в открытую её рассматривать. Его-то ситуация ничуть не смущала, наоборот, он даже наслаждался ею. — Ты не вяжешься с образом художника. — И с каким же образом я вяжусь? — он насмешливо передразнил её слова, откинувшись на спинку лавочки. От его голоса Таня вдруг ощутила дрожь по телу — словно ток пустили, написали бы в бульварном романчике. В присутствии таких самоуверенных типов, которые знают о своей привлекательности и пользуются ею, Гроттер всегда начинала теряться и злиться, что не может контролировать себя. — Тебя проще представить на сцене вместе с какой-нибудь дрянной рок-группой. После концерта ты пьяный или обдолбанный снимаешь себе очередную фанатку, вы быстро трахаетесь у тебя дома, а потом ты её выпроваживаешь, в лучшем случае вызвав такси. В остальное время ты опять бухаешь, репетируешь в каком-нибудь подвале и мечтаешь о большой сцене, — Таня сама поражалась, что так открыто и прямо хамит постороннему человеку, но лучше так, чем заикаться и стесняться. Это Морозова любит плохих парней, Гроттер же не собиралась строить глазки этому наглецу, который вторгся и нарушил её хрупкое внутреннее спокойствие. — Жестко. — Кажется, он ничуть не обиделся. Более того, он вдруг довольно улыбнулся, словно она ему навешала комплиментов: — Но, может, этим я и занимаюсь в свободное от рисования время? — Он достал пачку дорогих сигарет и закурил. Таня, которая думала сделать то же самое всего минуту назад, резко отдернула руку от сумки — теперь курить она не станет из чувства противоречия, хотя в чем оно заключается она и сама не понимала. Пора было заканчивать этот разговор — Гроттер казалось, что ни к чему хорошему он не приведет: — Можно я заберу рисунок? — Нет, — и это «нет» было таким властным, что Таня вздрогнула и замерла. Незнакомец почти вырвал из её рук блокнот, как несколькими минутами прежде сделала она сама, — Я хочу нарисовать тебя снова. Когда у меня будет еще один портрет, отдам этот. Как тебя найти? — Даже не спросишь, как меня зовут? — парень, кажется, удивился и немного смутился. Черты лица вдруг смягчились, когда он вдруг улыбнулся, мгновенно изо льда превращаясь в пламя: — Как тебя зовут? Но Таня уже кинула книгу в сумку и встала. Он тоже вскочил, и девушке пришлось смотреть вверх. — Встретимся снова — тогда и узнаешь, — она весело подмигнула и двинулась прочь из парка, соображая, что в последний миг едва не начала флиртовать, словно глупенькая девочка.