История лошади

Он в колоде последний туз проиграл в апреле — Месяце, клеймённом червонною мастью бубен. Что ни штрих — то сверхзвуковые раскаты неба. Кубов лом — каскад извержений под кодом «Рюген». Ампутация сердцебиений улиц подобна блицу, Искромсавшим слух хаотичным кривляньям банши. Это кара несбыточных, детских, не видевших свет амбиций? Разве он — атлант — Вавилонские строил башни? Где слезами ещё сочится новорожденная вода, Пока жрут руины, не насытившись, глотки пламени? Чем такого безжалостного быка возьмёшь за рога? Под копытами — мёртвый круп и просоленные пылью раны. Удушённым проснётся, заснувший на том же листе газеты, Жаждой мучимым, захлебнувшимся смертью в Стиксе, Погребённым заживо, изолированным от Света, Где роняет Сын, точно слёзы, орошённые пеплом листья. Что за партия у него в этом дьявольски немом спектакле? Ищет имя своё — «Антонио», — но поиски его тщетны. Почему вместо списков лиц действующих плакаты, Алым надписи: «Смерть убийцам детей и женщин!»? Смерть ли им? Он ответа на этот вопрос не знает. И не скажут тени, ослеплённые танцем пламени, Не агонией оглушённые, а материнским плачем, Коченеющие под негаснущей лампой накаливания. Отчий дом, изглоданный щупальцами стального кракена. Колыбель и мать, окроплённые кровью детей на площади. Они впредь не хронология писаная Испании — Нацарапанная история растерзанной быком лошади. Вновь апрель. И он снова теряет нить сна от крика. Одного лишь вида неряшливо скрытого полотна. Есть отныне ночной кошмар, и имя ему — Герника. Он боится. И, кажется, медленно сходит с ума.