Greensleeves was all my joy Greensleeves was my delight, Greensleeves was my heart of gold, And who but my Lady Greensleeves.* Blackmore's Night – Greensleeves
Он неотрывно следит за тем, как снова и снова взлетают вверх волны зелёного шёлка. Анна шлёт ему улыбку за улыбкой, и, словно по мановению волшебной палочки, губы короля тоже расплываются в улыбке. Анна глядит на него призывно, страстно – глядит, а затем убегает. Она кружится в медленном танце, и Генрих знает, что прямо здесь и сейчас каждое её движение, каждый поклон и поворот головы – для него. Она мало говорит ему о своей любви, но он чувствует, как жарко пылает леди Анна, стоит ему приблизиться к ней, – это говорит ему обо всём красноречивее любых её слов. Когда музыка стихает, он нетерпеливо хлопает, не дав музыкантам даже передохнуть. Они вновь берутся за свои лютни, неторопливо перебирают струны. Король неосознанно вздёргивает подбородок, стоит знакомым нотам коснуться его слуха: когда он писал эту песню, леди Анна была его единственной музой. Генрих поднимается со своего места и, не обращая внимания на пристальные взгляды придворных, подходит к ней. Перенимает тонкую, бледную, унизанную кольцами руку из руки Джорджа Болейна, неотрывно глядя ей в глаза. Щёки девушки алеют, она стыдливо опускает взгляд, но дарит ему ощутимое рукопожатие. А затем поднимает голову и смотрит прямо, и так жарко, что у короля перехватывает дух, как у мальчишки. Он сжимает хрупкую ручку, тонкую талию, всё-таки держа её так крепко и так бережно, словно она – самая большая драгоценность Англии. Дороже короны, дороже скипетра и державы, дороже трона и королевы. Анна смеётся беззвучно и качает головой, заставляя изумруды в ушах танцевать, отбрасывая зеленоватые блики на всё вокруг. И король смеётся вместе с нею, ловя каждый звук, слетающий с алых, чуть раскрытых губок, ловя её дыхание и блеск тёмных очей. - Ваше Величество, вы заставляете меня краснеть, - шепчет едва слышно девушка в его объятиях. Он разражается весёлым, довольным смехом, и танцоры вокруг громко вторят своему правителю. - А вы заставляете меня забывать обо всём, - он склоняется ниже, так, чтобы его дыхание щекотало бледную кожу. - О, Ваше Величество… - выдыхает Анна и прикрывает глаза, наслаждаясь её близостью. - Эта песня – для вас… Я сочинил её для вас… - Вы так добры… Как я могу отблагодарить вас? Взгляд Генриха вспыхивает жарким пламенем. Длинные ресницы Анны взлетают вверх, открывая пылающий сладким обещанием взор. Не замечая ничего вокруг, он увлекает её в одну из затенённых ниш. С нею он забывает обо всём: о том, что в его руках судьба королевства и тысяч людей, о том, что когда-то он давал клятву Богу и другой женщине, о том, что в Уэльсе подрастает его дочь и наследница. Всё неважно – важна лишь она, её взгляд, её смех, её любовь. В полутьме он склоняется над нею, осторожно, лаская, прикасается к губам, срывает первый из десятков поцелуев. И зелёный шёлк её рукавов холодит его кожу, когда Анна обхватывает маленькими ладошками его лицо.***
В Лондоне не звучит скорбный перезвон колоколов. В Лондоне запрещено поминать королеву и плакать о ней. Лишь слышится в одной из комнат королевского дворца размеренный скрип больших ножниц, плавно рассекающих блестящий зелёный шёлк. Ничто из вещей нечестивой покойницы не пропадёт – всему найдётся своё применение, если не в гардеробной новой избранницы короля, то в комнатах фрейлин и джентльменов. Обрезки зелёного шёлка плавно падают к ногам швеи, неровными лентами устилают пыльный пол. Никому во всей Англии больше не носить таких зелёных рукавов. _____________________________________________________ *Зелёные рукава были моей единственной радостью, Зелёные рукава были моей усладой, Зелёные рукава были моим золотым сердцем, Кто же теперь заменит мне мою даму с зелёными рукавами?